— Что еще?

— Просили разрешения похоронить их людей по их обычаям. Если раненные есть, то тоже просили передать.

Я крепко задумался. По-хорошему нужно было идти к ним, говорить самому. Предлагать. Но, черт, это же риск. Появись мое знамя на поле боя не подумает ли Шуйский, что нужно ударить именно по моему отряду, чтобы обезглавить мятежные силы.

Рискованно. Но, через вестовых я же толково не смогу договариваться.

Задумался, увидел, что Григорий на своей лошади подъезжает, спешивается. Вот и решение.

— Здрав будь, Григорий Неуступыч. — посмотрел на него, улыбнулся.

Видимо, мой главный снабженец понял, что от него хотят чего-то по-настоящему сложного. Привык он, что если к нему обращаюсь, то навалю дел. Спешился, подошел с кислой миной, поклонился.

— Здравствуй, господарь. Звал ты меня?

— Да. Дело важное тебе поручить хочу.

— Я иного и не ждал. — Вздохнул он. — Говори, сделаю.

Внезапно. Видимо, победа над наемниками, несмотря на то что над всей московской армией еще мы верх не одержали, отпечаталась положительными эмоциями в его голове.

— Задача сложная. Перенанять немцев на нашу сторону. Богдан уже там, но он… Казак он, лихой, а не дипломат. Смени его, говори с ними от лица моего, а ему вели вернуться.

— Господарь. — Глаза его расширились. — Я языка-то их… Языка не ведаю.

— Это не проблема. Бери с собой Вильяма ван Вриса и еще пару голландцев. Сопровождения человек десять с аркебузами. Выдвигайся с вестовым под белым флагом.

Смотрел он на меня обреченно. Мину состроил трагическую, засопел, головой покачал. Но, внезапно ответил положительным решением даже без пререканий:

— Сделаю. За финансы я отвечаю, понимаю, что и сколько им заплатить мы сможем пока до Москвы не дойдем. А там проще же будет. Казну-то у Шуйского в свои руки возьмем. Пока резерв в серебре имеется. Возьму с собой золото, немного. Показать, что не бедняки мы. Перстень какой их главному вручу. — Он задумался, я не перебивал, потому что говорил-то в целом мой снабженец все очень толково. — Гонца лучше сразу послать, пускай передаст… — Он повернулся к парню. — Скажи, что скоро приедет человек, я то есть. Обсудим условия.

— Григорий. — Я вмешался в разговор. — Скажи им, что Якоба Делагарди пока что мы им не вернем.

Лицо его исказилось в удивленной ухмылке.

— Самого? А он у нас?

— Да. — Усмехнулся я. — Пленен.

— Господарь. Ты… Ты меня не перестаешь удивлять.

— Так вот. Его пока не передадим, но он жив, ранен легко, в лазарете. Передай, что всем их раненным будет оказана помощь. Всех, кто хочет вернуться и может сделать это сам, отпустим, если сдадут оружие и доспехи. С убитых снаряжение, это наши трофеи. Тела и одежду вернем, как только бой завершится. Передай, что всех их мы готовы передать.

— Отпустим? — Удивился Григорий. — Как?

— Они за нас будут сражаться. Возможно, выкупят свое снаряжение этой самой службой. — Я улыбнулся. — Кому они, наемники, без амуниции-то нужны? И как они доберутся до ближайшего нанимателя без оружия по нашим просторам без еды? Тут либо за нас, либо за Шуйского. По-моему, выбор очевиден.

— Хитро. Понял тебя, господарь.

— Действуй.

Помялся он секунду.

— Дозволь спросить, Игорь Васильевич.

— Чего хотел?

— Яков, собрат наш, что с ним.

— Ранен. Но жить будет.

— Уф. — Перекрестился служилый человек из Чертовицкого, вздохнул, поклонился мне. — Спасибо, что сберег его. Старый он мой товарищ боевой.

Я кивнул в ответ, произнес.

— Работай, Григорий. Рассчитываю на тебя.

— Сделаю!

Вестовой умчался к наемникам, а Григорий понесся собирать отряд для выполнения своей миссии.

Я всмотрелся в поле боя. Бронная конница перешла на левый фланг. Пехота построилась в боевые порядки, но стояла больше расслабленно, чем собрано. Люди устали, все же они выдержали тяжелый бой, понесли потери. Но, уверен, отдай я сейчас приказ все они пойдут за мной и в огонь, и в воду.

А от правого фланга к нестройным, замершим на небольшом холме рядам стрельцов и окружающих их отрядов двинулась небольшая процессия. Романов, Захарий Ляпунов и десяток бойцов сопровождения шли под белым флагом.

Ну что, Дмитрий Шуйский. Сейчас войско твое по швам трещать начнет.

— Серафим! — Я вновь обратился к батюшке, который маячил неподалеку. Разбор они закончили, мертвецов оттащили. Ходил он промеж своих бойцов, осматривал каждого. Снаряжение поправлял.

— Да, господарь. — Оторвался от дела, повернулся.

— Ты за главного здесь, отец. — Улыбнулся ему. — Жди сигнала к атаке, если нужен будешь, призову.

— Да, господарь. — Он поклонился. — Коли надо, ударим. Силы есть.

Кивнул ему, двинулся к Пантелею, замершему со знаменем.

Видимо, придется выкуривать Дмитрия и его конницу самому. Сделать так, чтобы рассеялись они, в страхе разбежались. Сейчас не ведает его фланг, что делать. Уверен, согласия в них нет.

Атаковать, а смысл? Они не выиграют — нас уже больше. Моральный дух на высоте. Основной козырь — наемники, побит. Иноземцы же в бой второй раз идти не хотят, это уже стало ясно.

Да и видят же они, люди за Шуйским стоящие, что вестовые носятся от моих рядов и к наемникам, и к стрельцам. Идет какой-то диалог, переговоры. Смута в войске началась, это точно.

Варианты?

Бежать? Отходить?

Уверен — малые группу уже начали отход. Только вот крупными силами, а куда они денутся-то с поля боя? И не превратиться ли такой отход в повальное бегство. Шуйский, скорее всего, это понимал и находился в том состоянии духа, когда провал налицо. Уже видно, что сделать ничего невозможно, но… Выхода-то никакого из всей ситуации тоже нет. Ни хорошего, ни плохого.

Есть только ужасный и не устраивающий совершенно. Вот и ступор, коллапс управления.

Ну и я этого гражданина к разгрому сейчас и подтолкну.

От автора

Я бил фашистов на войне и служил флоту. В 90-е свои приказали сдать боевой катер тем, кому мы тогда не сдались. Я напомнил им: советские офицеры корабли не сдают.

https://author.today/reader/526345

Уже после того, как мы отбросили наемников, я начал понимать, что поле боя останется за нами. Сейчас это чувство все сильнее откликалось в моей голове и сердце.

Вместе с Пантелеем и знаменем я отступил за линию острожков. Ситуация здесь выглядела ощутимо лучше. Раненных поубавилось, почти всех, кого можно было спасти, перенесли в лагерь. Работала похоронная команда. Мужики из Серпухова копали могилы. Работы сегодня у них будет немало.

Но, наемников среди павших оказалось ощутимо больше. Их тела тоже лажали и ждали обрядов похорон. Передадут или нет, все зависит от сговорчивости иноземных капитанов.

Тяжелое время войны, но без него никак. Без потерь, утрат и лишений — нет побед.

Я двинулся к рядам своих легких рейтар. Люди выглядели усталыми, запыленными, взмыленными, как и их кони. Но, в глазах при виде меня начал разгораться огонь. Они готовы идти в бой, это чувствовалось по настроению. Победа внушила им еще больше уверенности в том, что каждый из них и все вместе сражаются они за общее дело.

— Ура! Господарю! — Заорал кто-то.

И по всему строю раскатилось дружное.

— Ура-а-а-а!

Орали они дружно, не очень стройно, каждый на свой лад, но это разнеслось над полем. Уверен — противник на той стороне слышал нашего громогласное, пускай и доносилось оно до него порывами ветра.

Слышал и боялся.

Якова не было, от лучшей моей сотни осталось половина. Все же эти служилые люди, не щадя себя, пошли за мной в самое пекло. Очень надеялся я, что из потерь многие лишь ранены, хорошо бы — легко, чтобы быстро вернуться в строй. Бойцы многое делали для меня и многое значили. Лучшая, отборная сотня, с которой я прошел через многое. Победа в моих диверсиях и вылазках ковалась их усилиями в том числе. На них была надежда у меня.