Начал накрапывать небольшой дождик.

Франсуа за спиной моей крякнул и явно выругался. Мои познания во французском были не настолько хороши, чтобы понять всю глубину произнесенной фразы. Но там было что-то весьма пикантное и точно ввело бы в краску большинство представительниц прекрасного пола.

— Инфант…– Начал было он.

— Все что угодно. — Оскалился Луи.

Он то думал, что берет меня в свою ловушку.

Я понимал своего француза, он волновался за меня. Все же глупо было сражаться с каким-то не очень-то славным с виду рыцарем. Кхм… Спаринговать на дуэли с дурнопахнущим, вывалянным в грязи иноземцем только потому что он бросил мне вызов. Это так любой упырь может прийти и попытать счастье.

Глядишь, у кого-то и получится.

Но, я отчетливо видел, что этот человек прилично страдал от последствий бурной ночи. Скорость и реакция его в бою будут заторможены. Его руки и ноги связаны некоторое время, и кровообращение сразу к нему не вернется. Не в полной мере, и это тоже даст мне преимущество.

К тому же как и все в этом времени и как сам Франсуа он уверен, что одолеет зазнавшегося варвара — глупого русского одной левой. Но, это основная их проблема. Они не знают, что на моей стороне мудрость и опыт десятков поколений.

А я могу получить с этого кое-что полезное.

— Все что угодно? Тогда ты, в случае моей победы переходишь в мое полное подчинение, как и твои люди. А еще пишешь письма своим французским собратьям, на службе Шуйского, с призывами сложить оружие.

— Я могу говорить только за себя. — Процедил Луи.

— То есть ты не полковник? — Я усмехнулся. — Ты бросаешь мне вызов и думаешь, что я готов пожертвовать всем, а сам хочешь жертвовать только собой. Смешно, Луи. Это не разговор, достойный виконта, рыцаря и славного человека.

Я знал, что злю его и это была часть плана. Вывести и без того страдающего от плена, уязвленной гордости и внутреннего физического состояния человека из себя еще больше. Взбесить.

— Наемники сражаются за деньги. — Произнес он. — А письма, я напишу их только… Только будут ли их читать?

— А ты напишешь их так, чтобы это случилось, Луи. Ты же понимаешь, что ты просишь.

— Ты рыцарь или нет. У тебя есть честь? Русский!

Максимально глупая попытка, но я вполне понимал его. Сейчас. Но не сам поступок.

На что он вообще надеялся, когда ехал сюда? Уверен, сейчас он проклинал размеры выпитого и свою же дурость. Пытался как-то сделать хорошую мину при плохой игре. Как это говорится в народе.

Получалось с трудом.

Думаю, он понимал, что ему нечего мне предложить. Давил только на понятие воинства чести, достоинства благородного человека, но невероятно проигрывал. Здесь его понимал я, Вильям и Франсуа, остальные были рады уже сейчас либо заставить работать, либо, в случае отказа приравнять к лазутчику и по законам военного времени заколоть.

— Я озвучил свои условия. Я готов скрестить с тобой клинки здесь и сейчас. Мы напоим тебя, чтобы ты не мучился жаждой. Я дам тебе какое-то время прийти в себя после пут и…

— Я готов биться! Сейчас! Даже так.

Господь, как же ты смешон, чертов француз.

— Клянись, что исполнишь то, что я просил. Письма и служба. Именем Девы Марии.

— Клянусь… — Он произнес слова клятвы.

Я кивнул, повернулся.

На меня смотрела несколько сотен пар глаз. Сотня Якова, пехота, что пришла достраивать рейдут, отряд охраны периметра, телохранители, француз, голландец.

Все они молчали.

Было тихо, настолько, что я слышал, как капли дождя падают на землю.

— Этот человек говорит, что он… — Я заговорил с ними, подходя к своей лошади. — Что он полковник армии Дмитрия Шуйского. Он считает, хоть и молчит об этом, что у русских нет чести, нет достоинства и все мы не умеем владеть саблей.

Я приметил, как Франсуа мотнул головой. Идея поединка ему не нравилась.

— Он пришел сюда, чтобы вызвать меня на бой, получил по морде, был связан и злится.

Толпа начала ворчать.

— Собратья мои. Думаю, ему надо преподать урок.

Те, кто знал меня давно начали понимать, к чему идет дело. Лицо Якова исказилось. Ему. Как и де Рекмонту не нравилось, что я буду рисковать собой в очередной раз.

Телохранители переглянулись. Но никто перечить не стал.

— Он говорит, что он лучший меч Франции. Равный, а может, и превосходящий нашего Франсуа де Рекмонта. — Я повернулся к нему. — Так это, друг мой. Подтверди слова этого иноземца.

— Да. — Коротко ответил он. Все же русский он уже вполне сносно понимал и говорил на нем простые фразы. — Он один из лучших мечей моей родины.

— Он вызвал меня на бой, и мы сразимся здесь и сейчас.

Войско мое загомонило.

Как можно, чтобы господарь, чтобы тот, кого они считают царем скрещивал клинки с каким-то… Да все они видели, что он чумаз, неопрятен и вообще не тянет на славного рыцаря без страха и упрека.

— Скажете, что он мне не ровня? Собратья. Я хочу показать этим многое. Мы можем бить немцев, это раз. Второе, неважно, как вы выглядите, будь то грязны, чумазы. Это не так важно, главное, что у вас в душе. Этот человек вложил в свою просьбу все. Все свои силы. И я не могу отказать ему. Но. — Я улыбнулся. — Если одолею его, он окажет мне, всем нам, нашему делу услугу.

— Господарь, дозволь мне! — Выкрикнул Богдан, слетел с коня, преклонил колено. — Я тренировался, когда было время. Я с момента нашего боя стал лучше.

— Богдан, я ценю это. — Взглянул на Франсуа, тот мотнул головой. Он один понимал насколько этот грязный француз опасен. И мой славный казак, к сожалению, еще не готов для серьезного поединка. — Но, он бросил вызов мне.

Чуть помолчал, продолжил:

— Франсуа, могу я попросить тебя дать этому французу свой меч? — Я специально назвал оружие более старым названием, делаю отсылку к благородным рыцарским временам.

— Если ты прикажешь, господарь, инфант, конечно.

— А если попрошу.

Он скривился. Выхватил молча оружие, протянул мне гардой вперед. Я передал его какому-то бойцу, что стоял рядом. Тот ошалело уставился на меня, на оружие. Замер.

Сам я вытащил свою саблю, крутанул ею разминаясь.

— Развяжите его и дайте клинок. Посмотрим, что может этот француз.

Толпа загалдела, все были сильно удивлены происходящему. Господарь, царь в их понимании, будет здесь и сейчас биться с каким-то… Полковником? Рисковать жизнью. Ради общей их цели? Видано ли такое.

Разведчики развязали руки французу, но оружие дать ему так никто и не пожелал. Боец, которому я передал клинок Франсуа стоял, мялся.

— Дай ему меч. — Проговорил я холодно.

Тот только после прямого приказа выполнил его.

Луи де Роуэн ощерился.

— Я не прошу пить. — Проговорил он холодно. — Это будет слишком быстро, а потом я умру. Эти варвары разорвут меня. Но… — Он смотрел на меня зло, во взгляде я чувствовал полное ощущение безнадежности. — Но я убью тебя, Игорь. Самозванец. И прославлю свой род!

Я не стал становиться в позицию, замер неловко, чуть вразвалку. Клинок выставил вперед неверно. Всем своим видом показывал, что я вполне обычный, привычный для него русский боец. Коих он, Луи де Роуэн, как мне думалось, за пребывание здесь на моей земле одолел не одного и, скорее всего, даже не десять.

Замер, ждал.

— Нападай. — Он облизнул сухие губы.

Позиция его была хорошая, он стал в стойку, как заправский фехтовальщик. Ведь он и являлся им, не зря Франсуа считал его равным себе. Только. Была очень большая разница состояний, в которых они бились со мной.

Рука Луи подрагивала, была неверной.

Он пытался концентрироваться, но мышцы слушались его не в полной мере и могли подвести. Реакция оказалась нарушена. Уверен — его мутило и голова раскалывалась. А еще — его переполняло чувство собственного достоинства, гордости, гордыни и стремление совершить нечто великое.

Уверен — он считал сейчас себя чуть ли не святым мучеником.