— Прокопий Петрович. — Я наконец-то собрался, произнес сурово. — Встань, не позорь седины свои. Беду эту знаю. Слышал я это все, читал. Книгу ту, про которую говорил ты, гляну, как время будет. Если не уничтожили ее. Только…

Улыбнулся я криво, смотрел, как поднимается Ляпунов. Осунулся он, вздыхал. Сил много этому разговору отдал.

— Только, Прокопий Петрович, а где я тебе других людей-то найду? Этих уберу, других поставлю тоже самое будет. — Вздохнул.

Задумался.

Проблема эта на Руси испокон веков была. Вокруг трона бояре сидят такие, что каждый на себя тянет. «Кремлевские башни». Да и не только у нас она, это же самая основа власти. Все, кто туда идет, кто управлять чем-то начинает с таким сталкивается. Кланы и противостояние группировок. Система ни единый монолит и не может такой быть. И в корпоративных, совершенно коммерческих фирмах такое — война между отделами за лучшие заказы, привилегии, зарплаты, уважение со стороны начальства такая же. Корпоративная война.

Так и в государствах. Везде.

Натура человеческая, что поделаешь. Конкуренция за место под солнцем и у кормушки.

Но, что-то с этим в самых жесточайших формах проявления — делать придется. Идея введения комиссаров лично верхних мне казалась все более объективной и актуальной. Только травить будут, да и убить могут. Но, пока тело мое молодое, а разум закален годами службы государству из моего прежнего времени — думаю, сдюжу.

Переворачивать с ног на голову и рубить заразу эту всю под корень — не выйдет.

А вот направить хоть как-то на службу отечества, нужно. И мысли есть. Мотивация быть должна. А самая лучшая, для начала — это страх. Страх перед законом и ответственность. Сделал дело, ошибся — отвечай. Раз ты взялся выполнять нечто крупное и важное, провалил, то и спрос с тебя. А если сделал — то почет и привилегии.

Не по месту, а по делу.

Не по роду, а по поступкам и свершениям.

Не сын на отцово место садится, а хоть какая-то мало-мальски здравая конкуренция. И сейчас, так получается, что раз Смута и раздрай полный, то все эти лифты социальные очень активно заработать могут и должны. Ломается феодальное общество и строится новое. Пока что буржуазное.

Коммунизм? Социализм?

Казалось бы, раз прожил я в стране, где построить что-то такое получилось и где каждый получал достойные образование и здравоохранение, только… Даже там, в постиндустриальную эпоху развалилось все. Людскую сущность, естество побороть сложно. И исторически, сейчас, в веке семнадцатом, в самом его начале наедятся на что-то подобное — невозможно.

Но, имея некий опыт и историческое послезнание, буду действовать. Выбора-то у меня особо нет. За этот вечер я уже четко понял, что если, когда я войду в Москву и буду созывать Земский Собор — меня на царство и выберут.

И мне все это разгребать.

Взглянул я на замершего Ляпунова. Стоял старик, сопел, раскраснелся весь, осунулся.

— Спасибо, Прокопий Петрович. Словам твоим внемлю. Рад, что поделился ты мудростью. А теперь. — Улыбнулся ему, как мог по-доброму. — Отдыхать надо. Утро непростое будет.

Мгновение — и я в прошлом. Без Родины, среди чужих интриг, на службе у самого Велизария.

Что ж… если у меня отняли прошлое, я построю новое. Денис Старый. Славянин

https://author.today/work/518375

Выспался я отлично.

Все же отдыхать в тереме, в покоях воеводы, да и в целом под крышей над головой ощутимо лучше, чем в походных условиях. Да, я к невзгодам привычен, но, когда можно в большем комфорте восстановить силы, глупо этого не делать.

Не успел я одеться, как-то звать Ваньку ради того, чтобы помог в столь тривиальном деле, непривычный я был. Здесь же забарабанили в дверь. Оттуда донесся гулкий голос Пантелея.

— Господарь, вас просят, дела срочные.

— Зайди. — Я ускорился в застегивании кафтана, перепоясаться и готов. Надевать, пока доспех я не торопился, боя вроде не предвидится.

Пантелей открыл дверь, замер на входе, снизу доносились встревоженные голоса.

— Что там? — Глянул на него напряженно.

Неужто войско Шуйского совершило ночной марш и уже нависает над нами?

— Господарь, люди от Шуйского. — Он замялся, видно было, что не очень понимает, как сказать четко и точно.

— Войска?

— Да… Ты лучше сам, господарь. Здесь, сложно как-то.

Ну раз он не говорит, что ждет нас бой, значит, случилось что-то менее опасное, но весьма непонятное.

Облачился, перепоясался, начал спускаться.

Прошлый поздний вечер! Берега реки Лопасня. Походный лагерь московского войска окрест безымянной деревни.

Солнце уже почти закатилось за горизонт.

Московское войско стояло лагерем на двух берегах реки Лопасни.

Делагарди ходил между костров, где разместились его люди — наемники, разговаривал с офицерами. Спрашивал, кто и что думает, пытался понять — как настроение у бойцов.

Выходило так, что его люмди не очень-то доверяли всем этим русским. Да, когда они бились вместе со Скопиным, то каждый, по крайней мере, из офицерского корпуса всего наемного воинства чувствовал, что в бой их ведет настоящий рыцарь, человек достойный. Да, он не царь, не король, не все зависит от него. Но понимание, что этот человек приложит все силы для победы и для того, чтобы сплотить людей для этой цели были у всех.

Сейчас, смотря на творящееся, они все больше сомневались. У шведской части еще все отчетливее вставал вопрос, который мучил самого Якоба: «Когда будем бить ляхов?».

Ситуация ухудшилась после того, как этот Игорь устроил свой налет.

Русские праздновали победу. Благо каких-то хмельных напитков в войске нашлось мало и перепиться по дурости своей было чрезвычайно сложно. Почти никому это не удалось, но какие-то песни и даже пляски присутствовали.

Дурость полнейшая. Победа!

Так назвал Дмитрий Шуйский произошедшее днем. Ведь Игорь позорно бежал со своими ратями с поля боя.

Делагарди хотел разбить пару рож у тех, кто поздравил его с первой победой над самозванцем. С трудом удержался, поскольку сам воевода провозгласил ее. Раненый, обессиленный…

Победа⁈

Что, черт возьми, такое несут эти люди?

Да, этот Игорь был дьявольски хитер. Он налетел на них крупными силами, но не настолько большими, чтобы с легкостью разбить и опрокинуть. Хотя мог попробовать, но не рискнул. Сохранил инициативу и людей. Их было, по прикидкам шведа порядка шести тысяч. Много, чертовски много для какого-то никому не известного, как говорили приближенные к царю Шуйскому, человека.

И это только конница.

Здесь не было пехоты. А сколько ее под началом этого самозванца?

Он был мудр и Якоб все отчетливее осознавал это. Ударил и отошел. Потерял, насколько понимал Делагарди какую-то сотню, а они лишились порядка тысячи, если не больше, бойцов. Авангард смят, он не сможет сражаться так, как должно. Много раненых. Да, пускай легко, но бросать их в бой — идиотизм. Нужно оставить здесь еще часть сил, чтобы прикрыть госпиталь. То есть это еще минус люди, боеспособные сабли, пики, аркебузы.

Что еще?

Французы… Якоб вспомнил Луи де Роуэна и направился к нему. Нужно было поговорить. Днем полковник выглядел удрученным и сильно озлобленным.

Пока шел, мысли генерала витали вокруг осмысления того, что же сделал этот Игорь Васильевич. Если отбросить идиотскую мысль, что он якобы был разгромлен и бежал в ужасе при виде царева войска на юг. Он показал свое мастерство, нанес невероятный, хитрый и сильный удар. Не потерял почти никого и ушел.

Если это повторится завтра на марше, и если Шуйский потеряет еще тысячу… А потом еще и еще, то кем, дьявол, мы будем воевать?