Ну, сейчас разговоры говорить начнем.

Добавили свечей, чтобы было посветлее.

Помещение здесь было крупным, предполагало крупные сборы, видимо, и заседания по важным вопросам. Возможно, даже военные советы. Все же Серпухов часто выступал базой, где собирались войска для походов на юг, на татар. А оттуда постоянно нависала угроза.

В спокойное от войны время — небольшой город на страже Москвы на берегу реки Оки.

Собрались, ждали задерживающихся.

Ванька суетился, подносил вместе со служанками еду. Ворчал на них и изредка покрикивал. Даже когда я входил в комнату, а девчушка как-то неловко отскочила в сторону и чуть не уронила какой-то кувшин, отвесил ей звонкий шлепок ниже талии.

— Шустрей шевелись, перед господарем нашим. — Прошипел ей. Вытолкал.

Та зарделась, унеслась вниз за очередной порцией снеди.

Офицерский корпус воспринял такое действо с улыбками на лицах.

Я же разместился во главе стола. Вокруг было людно, много собралось народу. Казалось бы, самых близких позвал и самых важных, тех, с которых спрашивать буду. Самых-самых. А уже плотно сидели. Значило это, что воинство мое растет, а с ним и потребность появляется руководящий аппарат в очередной раз настраивать.

Прошло несколько минут. Не хватало только Филарета Романова. То ли отбыл он в монастырь и оттуда возвращался теперь, то ли специально время тянул, показывая свою важность. Или, может, готовил что-то. Какую-то речь.

Подождал немного, поднялся, навис над столом, уперев в него руки. Заговорил.

— Сотоварищи мои. Сегодня дело большое мы сделали. Нанесли удар по войску, что из Москвы нам противостоит. Что заслоном стало между нами и столицей. Думаю, через день, придут люди Шуйского с нами биться. — Осмотрел их всех, в глазах не приметил чего-то нехорошего, сокрытого, тайного. Продолжил. — Мыслю, побьем мы их и на Москву двинем.

Все согласно кивали. Но видел я, что понимают люди мои, дело-то военное. Можно и одолеть врага, а может и боком выйти. Здесь, по их разумению, господь рассудить должен был. Ну а, по-моему, может и Бог, только подготовка, воинское слаживание и прочие действия, которые я предпринимал, сильно перевешивали чашу весов в нашу пользу. А откровенная дурость, выраженная в отсутствии разъездов, разведки и дозоров у Шуйского и Делагарди говорила, что есть на той стороне какие-то проблемы в управлении.

Поглядим, что из этого выйдет.

Надо же не только разбить и не столько. А сохранить как можно больше сил для противостояния Жигмонту под Смоленском.

Вновь окинув их всех взором, продолжил:

— А Москва, орешек твердый. Возле трона людей много сидит. Бояр думных, за которыми десятки и сотни людей, биться готовых.

Собравшиеся закивали.

— Вот и узнать хочу у вас. А прежде всего у Ляпунова Прокопия Петровича, и князя, Дмитрия Тимофеевича Трубецкого. — Взглянул на них, сидящих довольно близко ко мне. — Что думают они, в Москве бывавшие и знающие, как и что там устроено.

Все молчали. Основная масса уставилась на этих двоих, что застыли друг рядом с другом. Все же чинам старым, довольно сильно возвысившимся за последние годы было комфортнее друг с другом, чем с моими людьми, поднятыми, возможно, по их мнению, из грязи да за стол с князьями.

Мне-то было плевать.

Тот же Тренко и Серафим, с которыми мы прошли через многое. Тот же Яков и Григорий, на которых я мог положиться, как на себя самого, были ближе и роднее. И в будущем устроении государства отводил я для них определенные роли.

Роли, близкие по идее к комиссарским. Люди с особыми полномочиями, чтобы с беспределом боярским и вольницей их, и всякими заговорами разобраться. Чтобы простому народу жилось и дышалось полной грудью, а всей этой оставшейся «аристократии» похуже.

Понятно, что за одну жизнь, сломать все это не удастся. Иван Грозный пытался — не смог.

Но, вектор проложить, раз Царем здесь меня все воинство выбирать хочет — видимо, мне придется. А раз фундамент на мне, все больше понимания нужно, как оно сейчас работает. Все же исторический взгляд — это одно, а мнение непосредственных участников процесса, иное.

Пока висела тишина, в коридоре загудели шаги. Миг и явился Романов.

Поклонился он низко, прямо в пол отвесил поклон руками, промолвил.

— Государь, прощения нижайше прошу, челом бью, где позволишь сесть рабу твоему никчемному.

Вот загнул. Зараза старая!

Отчего же ты игру-то мою не поддерживаешь? Я же тебе прямым текстом сказал: не хочу я в Цари. На трон не желаю. Правда, если наложить на это то, что мне совсем недавно Ванька выдал… Выдвини Романов своего сына на избрание, как бы худо для него это не обернулось. Люди простые, уверен, не шутил, прирезали бы еще, забили. А самого воровского патриарха могли и разорвать.

Ох уж эта демократия Смуты.

— Здравствуй, Филарет. — Проговорил я холодно. — Мы здесь без мест и… прошу, без всего этого. Мы не в царских палатах, и Собор Земский еще не прошел.

— Виноват, господарь. — Он вновь поклонился, окинул взором собравшихся.

Неспеша проследовал и сел подле Ляпунова и Трубецкого. Это понятно, люди хоть немного близкие к его текущему чину, родовитости и заслугам. А значит, своих держаться будет. Осматривал собравшихся напряженным взглядом, изучал.

Опытный он интриган. Многое повидал.

Я неспешно повторил вопрос о том, что нам в Москве то ждать, что рода боярские сулят нам. Но как-то тихо себя вели все. Переглядывались. Слово никто не брал.

— Молчите, бояре, сотоварищи мои и собратья? — Улыбнулся я невесело. — Ладно, сам начну.

Набрал в грудь побольше воздуха.

— Значит так. Пойду по порядку. Разобраться хочу, кто враг нам, а кто может сотоварищем стать. И начну с первых. Мстиславские… — Народ загудел. Мои-то кое-что уже знали, слухи расходились. Что, откуда и куда, как я под Воронежем оказался. И род этот врагами моими, нашими давно уже в воинстве считали. — Так вот, как я понимаю, Мстиславские вокруг себя собрали группу родовитых бояр, князей и хотели власть себе у Шуйского забрать.

Сделал паузу, уставился на Трубецкого, перевел взгляд на Романова.

Тот вздохнул, добавил.

— Все так, государь. Я по глупости своей, еще до того, как пленен был воровским цариком, с ними в сговоре состоял. — Добавил сразу же быстро. — Прости господарь, то давно было. Но это поможет нам знаниями моими. — Вздохнул показушно. — Когда вернулся я из плена лютого, то смеялся надо мной князь Мстиславский Иван Федорович. Я к нему с прошением пришел, а он высмеял. Я ему идеи предложил, как царство наше укрепить против ляхов, а он с порога меня погнал.

Как говорит. Но в целом, отталкиваясь от того, что Филарет сказал мне там, еще в монастыре, все это на правду походило. Не сошлись они с Мстиславским после Тушинского лагеря. Вообще, это же все их взаимоотношения имели десяти, а то и пятнадцатилетнюю давность. Когда с Годуновыми борьба за власть шла. И там Романовы проиграли. «Первого парня» на Москве сделали монахом Филаретом по весьма надуманному обвинению.

Мои люди заворчали недобро.

— Скажи, батюшка Филарет. — Обратился к нему я по-доброму, чтобы обозначить, не пленник он, а гость на этом совете. — Что предлагал ты ему и что вышло потом?

Он уставился на меня, дернулся.

— Говори, в том для меня секрета нет. Про Скопина, про все эту темную историю.

— Государь, Игорь Васильевич. Может ты сам слова верные подберешь, а я подтвержу. — Он встал, поклонился. — Вдруг сболтну чего лишнего. Слова не те подберу и гнев твоих воевод вызову.

Хитер.

— Пусть так будет. — Я взглянул на них всех. — Князь, Иван Федорович, повинен в смерти Скопина-Шуйского, полководца отважного и воина славного…

Люди служилые переглядывались, загалдели, видел я злость на их лицах. Отношение к этому родичу Царя в народе было преимущественно положительное. Даже Трубецкой, которого бил Скопин и воинство его, вздохнул с грустью. Романов же в знак согласия, закивал.