Я распрямился в полный рост, встал на первом валу центрального редута. Вгляделся окрест.

У Кирова большие скидки на все завершённые циклы — https://author.today/u/nkirov92/works

Всего один день

Тыловые части и лагерь войска Господаря Данилова.

Делагарди, пытаясь как можно более гордо поднимать голову, шел вперед.

За спиной его следовал, не отставая и что-то ворча себе под нос на неведомом наречии, этот степной варвар. Как там назвал его самозванец? Абдулла? Что за имя такое? Дьявол! Не хватало мне русских, еще и степняки эти.

Вот влип!

Рука шведа чертовски болела. Кровь он вроде остановил, перевязал платком, затянул, но… Этот русский дьявол отсек ему два пальца и точно сломал что-то еще. Расскажи кому, что проиграл самозванцу — не поверят. И как? В поединке. До сих пор непонятно, как это могло случиться. Каким чудом этот человек смог…

А он действительно мог одолеть его, причем без труда.

Якоб, морщась от боли, прокручивал в голове, произошедшее. Этот Игорь находился в очень плохой ситуации для дуэли. Закрытое шлемом лицо снижает обзор, тяжелая сабля, предназначенная для рубки кольчатых доспехов, а не для фехтования. Она короче рапиры шведа раза в полтора, пожалуй. У Якоба имелась еще дага, а у противника только один, неудобный клинок. Да и сам он… Конечно, Делагарди не считал себя прямо уж мастером меча, как любил похваляться проклятый Луи де Роуэн. Но, опыта боевого и в спаррингах ему не занимать.

Этот Игорь не мог одолеть шведа, ну никак. Нет среди этих варваров достойных фехтовальщиков.

Все было на стороне шведа. Все!

Но этот русский, не без труда, да, но одержал верх. Смешно. Он не надеялся только на свой клинок, понимал все аспекты боевого ремесла. Использовал то, что имел. Удар головой в лицо… А ведь шлем его был помят, а значит, самозванец мог быть еще и ошеломлен, оглушен. Прошел через рукопашную свалку, а потом еще и провел лихую атаку, вступил в бой.

Как такое возможно?

Может, он учился где-то в Европе? С юных лет? Тогда это могло все объяснять. Только так.

В таких раздумьях Делагарди брел к лагерю, где ему, по словам Игоря должны оказать помощь. Помощь! Это вызывало у него дрожь и мурашки по спине. Он видел, как эти русские делают операции. Дева Мария и все святые сохрани от такой помощи. Он наблюдал, как человеку читали отче наш и пилили ногу раскаленным тесаком, даже не перетянув предварительно, не остановив кровотечения. Никакого понимания о чистоте и остановке крови.

Его личный медик и полевые врачи приходили в ужас от того, как обходились с ранами в войсках Скопина. Они пытались научить, и даже кое-что получалось, но…

Внезапно он отвлекся. В лагере стоял какой-то странный аромат. От костров пахло… Хвоей?

То, что он увидел, привело его в настоящий шок.

Серая, небеленая, чистая ткань шла на бинты. Он видел все это. Они висели, сушились. Раны промывались не просто водой из родников, а кипяченой, остуженной, не обжигающей. Раненных на подходе сортировали и прикрикивали. Тяжелых вначале осматривали и… Пытались помочь тем, кому реально можно еще сделать это. С Легкими перевязывали на месте, промывали. Давали какие-то травяные настои.

С поврежденными конечностями разделяли. Многих отправляли в очередь к трем палаткам.

Людей, оказывающих помощь здесь было много. Очень много. Как такое возможно? Кто здесь у них главный? Откуда? Все творившееся на голову превосходило виденное шведом где-либо. Не то что в этой стране, вообще где-либо.

В тех самых палатках, куда сносили самых тяжелых, видимо, работали полевые хирурги. Оттуда слышались крики.

И… Дева Мария! Иисус Христос! Слышался женский голос. В этой дикой, варварской Руси с раненными возится женщина? Наверное, помогает. Потому что рук не хватает.

Он попытался направиться туда, к палаткам, видя, что там размещаются люди с похожими ранами, как у него. Его злобно остановили.

Боец уставился на него, ощерился.

— Куда прешь, черт немецкий. — Рука его недвусмысленно уперлась в эфес. — Вначале своих.

— Э, потише, брат, потише. — Раздалось из-за спины на ломанном русском. — Этот личный пленник наш господарь Игорь. Я вести его. Приказ.

Парень вытянулся по струнке, глаза его округлились.

— Все понял, не изволю препятствовать.

Абдулла смотрел на него, на лице все отчетливее проступало задумчивое выражение. Он явно не знал, как сказать, что хотел.

— Его… Э… Этого немца надо смотреть. Вот. Куда?

— Эээ… — Охранник явно колебался. — Легкий же он, Абдулла. Их там вот.

Махнул рукой в сторону, где обычные бойцы осматривали и бинтовали тех, у кого имелись неприятные, но неопасные для жизни раны.

— Нэ… Ты не понял. — Татарин скривился не то в злой, не то в пытающейся быть любезной ухмылке. Но получилось однозначно пугающе. — Он лычный пленник господаря. Надо лучший. Этот… Надо Войский. Во.

— Там. — Парень сглотнул, махнул рукой, указывая на один из шатров.

— И…Спаси бог. — Ответил степняк. — Пишлы. — Это уже относилось к Делагарди.

Он сильнее коверкал речь, видимо, при разговоре с Игорем и своими он старался подбирать верные выражения, а при немце особо не напрягался. Главное, чтобы понимал, а на произношение плевать.

Швед двинулся вперед.

Он мотал головой и был шокирован происходящим. Такой порядок, такой подход он не видел даже в своей просвещенной стране. Даже французы, по их рассказам о самых лучших госпиталях Европы, не говорили о подобном.

Тот, кто организовал все это — настоящий гений.

Татарин повел Делагарди через лагерь, обходя раненных, размещенных тут же. Кто-то ждал, кому-то оказывали помощь. Все работало и чувствовалось, что подготовка здесь проведена по-настоящему грандиозная. На уровне короля! Не меньше.

Вдвоем они подошли к шатру. Охраннику хватило одного взгляда, чтобы он кивнул и отошел в сторону. Видимо, этого степняка здесь действительно знали. Всегда видели его подле этого самозванца Игоря, и для солдат это значило очень и очень много.

Он положил руку шведу на плечо, кивнул, вошел, и тут же до ушей Якоба донесся крик, женский. Чудеса.

— Куда! Куда, а… Абдулла, с господарем чего? — Последнее было сказано с явным испугом.

— Нэт. — Ответил степняк. — Немец, иды сюды.

Делагарди вошел следом.

В шатре было чисто, невероятно убрано. С другой стороны, подносили воду, уносили грязные, окровавленные тряпки, туда же уносили на носилках сейчас какого-то обмотанного бинтами человека.

По центру стоял лежак. Подле него замерли старик и девушка в белых одеяниях, с убранными под белые шапки волосами, в масках смотрели на него.

— Яков, Понтес, Делградев. — Исковеркал имя татарин. — Личный пленник Игоря. Господарь сказал лечить. Я головой отвечать.

— Лечить так лечить. — Проговорил собранно старик. — Ты по-русски разумеешь? Немец?

Делагарди, ошарашенный увиденным, кивнул. Сделал шаг вперед, поднял обмотанную платком кисть. Показал.

— Снимай эту грязь. — Поморщился старик. — Сейчас все сделаем. Только… Терпи. Больно будет.

Швед кивнул. Он знал, что такое боль, стиснул зубы, подошел, сел.

Ему в зубы дали деревяшку. Чистую, сухую.

— Сожми, легче будет. — проговорила девушка, погладила его по голове. — Потерпи.

Повернулась к татарину, проговорила. Держи его, Абдулла, за плечи. Чтобы не дергался. Якоб знал все это, н оприметил, что на лежаке были организованы даже веревки — толстые жгуты, чтобы приматывать для операции человека.