Невероятно.
И тут жуткая боль скрутила его. Зубы сцепились, он струдом подавил желание заорать. Старик стал снимать повязку.
Два острожка все еще дымили. Да, гореть там уже почти что было нечему, но, видимо, занялась трава окрест и какие-то деревяшки, разлетевшиеся от взрыва, все еще тлели. Обзору это несколько мешало, но не так чтобы сильно.
Всмотрелся вдаль.
Моих гонцов видно не было. Все уже добрались, а обратно им еще рано.
Может, к войску Шуйского тоже послать? Глядишь… Сдадут воеводу своего и под мою руку перейдут. Кто знает, что там за настроения.
А так выглядело все пока что непонятно. Центральная часть, состоящая из наемников, перестраивалась. Они понесли тяжелые потери, лишились своего генерала — Делагарди, который являлся олицетворением совместной работы. Теперь каждый сам за себя. И все эти иноземцы точно не полезут еще раз. Не смогли в первый удар сломить нас, не пойдут во второй. К тому же без поддержки флангов даже пытаться не станут. Либо затребуют столько денег здесь и сейчас, что им просто не смогут заплатить.
Прищурился. У леса и уходящей на север дороги творилась некая суета.
Разъезды носились между наемными ротами. В целом их формация сейчас все больше напоминала муравейник. Не завидовал я им. Раненых много, лагерь далеко. Они-то надеялись на скоротечный легкий бой, а наткнулись на настоящую мясорубку. Хотели грабить, разорять мой обоз, а вышло так, что их товарищей, получивших раны, сейчас надо как-то лечить, куда-то девать. Кто-то о них должен заботиться. Особенно о тяжелых.
А кто это будет делать, если до лагеря два часа марша? Они же оставили большую часть обоза еще у Лопасни. Потом день двигались на юг, встали, не доходя Серпухова, а только утром совершили марш, вышли сюда.
Или сейчас буду разворачивать госпиталь здесь? Так, я могу ударом снести все это. Ведь инициатива на моей стороне.
Кривая ухмылка рассекла мое лицо.
Ох, наемнички, лучше бы вам со мной договориться. Так лучше будет и вам, и мне.
Что там еще? Фланги выглядели как-то неясно. Бездеятельно рассеянно на мой взгляд. Левый даже не отступил еще от леса. Как они туда встали еще до начала сражения, так и стояли. По крайней мере то, что я видел — первые конные шеренги войска. Что творилось за нестройными рядами легкой кавалерии — кто же разберет? Да, туда проехала в самом начале карета с Шуйским. Но, там ли он, или отъехал с поля боя, как было в известной мне истории клушинского разгрома?
Что вообще твориться, понять никак невозможно.
Справа все несколько проще. Этих людей я видел. Но пойдут ли они так легко и просто под мою руку? Все же это московские стрельцы — элитные отряды жителей столицы. Тысяча очень хорошо снаряженных, тренированных и опытных в военном ремесле людей. Костяк боевого построения, вокруг которого все держится. Уверен у них опытный воевода, полковник. Эти люди знают, за что сражаются, и вполне, может не на уровне бояр, конечно, но играют в свою политическую игру. В этом я уверен.
Хорошо, подождем, что принесут вестовые.
А что у нас здесь?
Я заприметил Серафима. Он помогал в разборе тел за первым валом. Здесь все же германцев оказалось ощутимо больше. Живых, кто не успел удрать сам, оттаскивали, осматривали, снимали доспехи и прочее снаряжение. Кто мог идти, объединяли в группы и отправляли в тыл. По приказу полковника даже кое-как перевязывали прямо здесь.
Там за нашими спинами уже по моему приказу должен сейчас вовсю работать настоящий полевой госпиталь.
Спасение раненых и возвращение их в строй — важнейшая задача.
Каждый из моих людей должен видеть это и понимать. Его жизнь попытаются спасти. Это повысит моральный дух.
Как я это сделал? Не без труда, поскольку уровень медицины этого времени меня по-настоящему разочаровывал и шокировал. Но — я делегировал и лишь немного подправлял и наставлял, когда выдавалось время. Все то, что со стариком Войским мы обсуждали еще в Воронеже. При подготовке к сражению мы еще раз проговорили с ним важные факторы и мелочи. Я потребовал выделения санитарной зоны, максимально возможной в текущих условиях дезинфекции. Разделения раненных и оказания помощи в первую очередь тем, кого можно спасти.
Жестоко — но логично.
Еще нам помогла Тула. Там организованной Фролом Семеновичем отряд медиков, удалось раздобыть некоторое количество инструментов, пригодных для хирургии. Да, даже до уровня медицины времен отечественной войны тому, что нам удалось сделать расти и расти, не то что до привычных мне, современных госпиталей и больниц. Но, я приложил некоторые усилия, направил Войского и вверенных ему людей в нужное русло и дело начало развиваться.
Это уже на голову превосходило то, с чего я начал под Воронежем.
По крайней мере, заготовлены были бинты и инструменты. Каждый из отряда полевых медиков знал, что он будет делать и как функционировать. Хотя бы в теории. Люди этого времени схватывали на лету. И у них был очень важный плюс. Они знали, что такое боль и кровь. Не боялись всего этого и действовали в рамках сказанного им, стараясь четко выполнить установки.
Поэтому работа шла хорошо.
Девушки, рекрутированные еще у поместья Жука, впитали некоторые базовые знания. Они стали основой хирургического отделения. Старик продолжал учить их в походе. Осмотр небоевых потерь, а также лечение пострадавших в наших коротких стычках стали проверкой навыка и отличной практикой.
В каждой сотне, как я и говорил, были выделены те, кто также проходил краткий курс медицины. Да, это с огромным натягом можно было сравнить с тактической медициной или даже санитарами более ранних времен. Им до них было, как до луны. Ни моего опыта, ни опыта Войского не хватало для полноценного обучения медиков. Но, что самое важное — мы научили их действовать.
Увидел рану, перетянул ремнем, остановил кровопотерю, перевязал, сопроводил сам или передал товарищам, чтобы транспортировали в лагерь. Все. Там уже более компетентные люди, которыми в поте лица весь путь от Воронежа до Серпухова занимался Войский — займутся.
Сейчас у всего этого собранного началась настоящая проверка боем.
Страшная и тяжелая, но без нее никак. И по факту нам нужно будет улучшить систему.
Цель всего этого — потерять как можно меньше от ран. Вернуть в строй или оставить на этом свете, как можно больше. Заложить в голову каждого бойца то, что о нем позаботятся. Если он будет ранен, его попытаются спасти. Не только господь хранит его, но еще и товарищ по сотне — санитар, а также в обозе — медик.
Именно туда, в лагерь, он же госпиталь, двигались отряды раненных, в том числе пленных наемников.
Бойцы мои требовали, чтобы они собирались, сидели или лежали подле вала и не вздумали разбегаться. Здесь была охрана, присматривающая и контролирующая процесс. Как только их набиралось человек пятнадцать шла команда к подъему. Легкие брали тяжелых, и процессия удалялась. Германцы были шокированы таким. Думали, что их уводят на казнь, но мои люди холодно пытались объяснить, что им будет оказана помощь. Надежда на то, что долгий поход со Скопином научил их хоть немного русскому языку.
Говорили мои обязательно, что так велел Господарь Игорь.
Сразу видна стала явная проблема. Носилок не хватало.
Еще до битвы я распорядился, чтобы изготовили из плотной ткани и дерева обычные приспособления для переноски. Но, санитарных бригад, выделенных из обоза и сформированных частично из жителей Серпухова, оказалось мало. В первую очередь помощь получали все же мои люди. А все эти немцы — по остаточному принципу.
Но сам факт такого обращения с пленными и раненными должен сыграть плюсом в переговорах с их капитанами.
Я вышел из задумчивости, глянул на батюшку, возящегося с раненными.
— Здрав будь, Серафим. — Проговорил я громко, привлекая его внимание. — Как ты?
Бойцы, приметив меня, кланялись, но работу продолжали. Я же сам им отдал такой приказ, отрываться — гневить господаря. Да и каждый понимал, нужное дело делают. Так больше жизней спасти можно. Пускай не только своих, но и этих… Чужих.