То сейчас!

Им во фланг заходила тысяча моих легких всадников. Еще немного и полетят стрелы.

Внезапно я приметил вблизи деревеньки, в колонне какое-то движение. Уставился туда. Все же расстояние было приличным и понять, что творится оказалось очень сложно. Вроде бы там была какая-то сильно выделяющаяся из всех прочих телег повозка. Ее можно было даже назвать каретой, пожалуй.

И там творилась какая-то сумятица.

Далеко, но можно поклясться, что там идет драка. И туда мчится малый конный отряд.

Основные силы, хорошо снаряженных и одоспешенных рейтар — французы. Они сейчас собирались для противодействия моим силам на левом берегу. Все, как я и думал. Опытные наемники, пехотинцы, группировались у своих телег и ждали еще одного удара. Они не верили, что у меня только конница, они не думали, что столь большие действия могут быть использованы не для генерального сражения, а только для налета и отхода.

А я, чтобы, как это странно не звучит, для спасения большей части армии Дмитрия Шуйского, должен был отойти. Сохранить жизни этих русских людей.

Скоро уже прогудит приказ. Очень скоро.

Задача этого рейда не разгром. Да, добиться его можно здесь и сейчас. Только жертв и потерь будет ой как много. И с моей стороны при переправе на тот берег и с их, ведь мне придется перебить не только авангард, но и еще большую часть застрявшей между рекой и обозом поместной конницы. А там уже нужно будет рубиться с понимающей, что происходит пехотой Делагарди.

И здесь — как повезет.

Нет, действовать нужно аккуратно. Цель обозначена, план построен, и его я буду придерживаться.

Тем временем моя тысяча, вышедшая по левому берегу к реке, начала пускать стрелы в планируемые сотни конницы шуйского и ту пехоту, что оказалась вблизи к ее порядкам. Там творился страшный хаос.

Но, я видел, что французская тысяча уже почти построилась и вот-вот понесется сбивать моих стрелков с позиций. Еще немного подождать, еще залп, еще один.

— Труби отход! — Выкрикнул я.

Богдан вскинулся на меня. В глазах его я видел ярость. Уверен он сейчас думал — еще один удар, рьяный натиск и победа вот она. А здесь господарь почему-то решил… Что? Действовать по тому плану, который рассказывал на совете вечером и еще раз объяснил всем утром?

Да по плану!

— Труби! — Я посмотрел на него злобно

Над полем пронеслось два протяжных гудка.

Левый берег реки Лопасня. Походные колонны московского войска.

Двигаться к переправе становилось все сложнее. Больше паникующих, мечущихся, бегущих навстречу.

Крики, шум, гам, лошадь под седлом нервничала, хоть и была привычна к бою.

Мимо пронесся какой-то одуревший от ужаса русский. Глаза ошалелые, рот раскрыт. Конь нес его неведомо куда, главное подальше отсюда. В боку зверя сломанная стрела, морда в кровавой пене. Ему было больно, а всадник не имел никаких сил остановить животное или спрыгнуть. Он обезумел от страха.

Вокруг стоял невероятный гвалт и суета.

Возницы прятались под возами. Выглядывали оттуда, что-то выкрикивали, прятались вновь. Кто-то тащил что-то с возов, мешки, имущество и удирал в лес. Спасал или воровал? Тут с какой стороны взглянуть.

Какие-то бойцы били другим рожи и орали, чтобы те не смели трогать вещи. Вот-вот за сабли схватятся.

Дева Мария, что творится!

Сотники, будучи конными, нависали над людьми, орудовали плетками и орали, чтобы успокоить и построить бойцов. Приструнить холопов. Одного такого разозлившаяся пехота, не желающая терпеть удары, стащила на землю, разоружила.

Он орал, словно его режут. Вырывался.

Безумие.

Впереди две лучшие московские сотни все же не так сильно подверглись панике, но у них там свои неприятные дела. Как раз их то и хотел понять Якоб. Скоротечный бой с рязанским бунтовщиком и его отрядом закончился. Но он не добавил порядка во все происходящее. Наоборот.

Делагарди с французами наконец-то добрался до кареты.

Люди в бронях сгрудились вокруг, на него смотрели косо, без какого-то уважения и тем более любви. Неприязнь у всех этих родовитых людей была к наемнику и ничего больше. Виделось в их глазах — чего пришел, самый умный, что ли, вот иди и воюй, тебе же деньги заплачены.

Почему еще здесь?

Несколько посеченных бездоспешных бойцов валялись на обочине. Ржала умирающая лошадь. Еще одна дергалась, билась, уже не издавая звуков. Люди ходили, проверяли жив кто из лежащих или нет. Обыскивали, раздевали.

Пара палачей, их Якоб сразу узнал, вязала веревки. Вешать будут. Даже трупы, видимо.

— Где воевода! — Якоб наконец-то протолкался к карете.

Дмитрий был жив.

Полулежал у колеса, привалился к нему, пыхтел как паровоз. Ему бинтовали плечо, где-то в районе ключицы, и под натянутой песцовой шапкой виднелась тоже ткань и потеки крови. Ухо видимо зацепило, щеку, плечо. Из чего же стрелял этот рязанец?

Лицо воеводы выражало совершенно безумную гримасу.

Он поднял взгляд, уставился на Якоба.

— Что? Что это? Что это такое⁈

— Враг, Ваше Высочество.

А что еще говорить-то. И что это за вопросы, вообще.

— Кто? Как? Откуда!

— Вероятно, разбойники, Ваше Высочество. — Делагарди попытался сделать лицо как можно более глупым.

Он знал, что Дмитрий не терпит, когда кто-то выглядит умнее, чем он сам. А сейчас, очень сложно было показать себя глупее. Воевода весь их поход вел себя как напыщенный индюк и полный идиот. Ничего не хотел и не желал слушать. Был уверен в том, что они идут по своей земле и им нечего опасаться.

А то что вокруг куча разных банд, дезертиров и изменников и слушать не хотел. Воровской царик в Калуге заперся, сидит, трясется. Этот второй упырь, как его именовали в близком окружении Шуйского, за Окой. Ляхи у Смоленска, а на севере несколько банд Лисовского и казаков орудуют. Здесь — тишь и благодать!

Полагал ошибочно — на, получай ответку.

— Почему не было вестей? — Простонал Дмитрий.

Действительно! Может, потому, что ты, тухлый потрох, не отправлял разведчиков и не утруждал себя их отчетами.

Якоб смотрел на него, попытался уйти от ответа.

— Какие будут приказания, Ваше Высочество?

— Почему! Не было! Доклада⁈ Что враг уже здесь! Я спрашиваю!

— Не могу знать, Ваше Высочество. — Процедил приходящий постепенно в бешенство Якоб.

— Господарь, Дмитрий. Это все рязанские сотни. — Проговорил один из стоящих рядом доспешных бойцов, поклонился.

— Что? Рязанцы! Твари! А что французы, почему…– Он вновь уставился на Якоба. — Почему они не были в дозоре!

Ах ты… Ты же сам…

Зубы Делагарди скрипнули.

— Вы сами…

— Молчать! Восстановить порядок! Отбросить врага! Догнать, схватить, повесить!

— А что рязанцы, господарь? — Вновь поклонился все тот же лебезящий боярин.

Кто это был, Делагарди не знал. Он хорошо помнил всех тех, кто воевал с ним и Скопиным-Шуйским. Тот офицерский корпус, который прошел с ними с севера от Новгорода до Москвы через многие испытания и сражения. Но вот после всех этих пиров и начавшихся вместе с ними злоключений все сильно поменялось.

Управление армией после смерти собрата по оружию Скопина сменилось.

Часть самых толковых командиров отправили на запад, противостоять полякам. Но не его наемники и неосновные силы. Только Эверт Горн с малым отрядом ушел.

Войска стояли в Москве и чего-то ждали.

Чего? Из слухов следовало, что на юге копится новая сила, которая будет похлеще, чем воровской царик Дмитрий, силы которого Делагарди и Скопин разбили и отбросили от Тушино в Калугу. Тот самый упырь, какой-то татарский ставленник, или казак, или… А черт разберешь эти слухи московские.