Нужно добавить хаоса, прежде чем отходить.

Богдан с кривой ухмылкой на лице вскинул рог. Дунул в него раз, другой, третий…

Левый берег реки Лопасня. Походные колонны московского войска.

Делагарди видел, что происходит.

Хотелось просто взять и… А что? Поехать и разбить лицо этому напыщенному идиоту — брату царя Василия? А что это изменит? Было ли ему жаль этих русских? Нет, вовсе нет. Он наемник и сражался за деньги. Ему заплатили, приказали делать некоторые вещи. И он делал их. Да, он считал, что нужно действовать иначе, и он, как честный рыцарь и полководец с опытом, обозначил это воеводе.

Воевода сказал: нет.

Теперь его люди погибают.

А наемники Якоба? Нет — с ними все хорошо. Они, как и приказано охраняют обоз и не лезут в разведку и авангард. И пешие пикинеры с аркебузирами, и конные рейтары, французы Луи де Роуэна. Никто из них не тронется с места, пока не поступит прямой приказ. Или не возникнет угроза полного разгрома армии, или опасность для них самих.

Делагарди наблюдал за происходящим и лишь качал головой.

Авангард был уничтожен. Понятно, что кто-то из тех, переправившихся выживет. Многие будут ранены, а убитых, ну не так чтобы, как это часто оказывается после боя. К тому же стрелы — это все же не пули.

Но как организационная структура передовой полк перестал существовать. Он рассеян и перебит.

Слева и справа пытавшихся удрать вдоль реки тоже били.

Этот самозванец оказался рисковым малым.

Умудрился явиться сюда своим малым войском. А мы то что? Ждали его В Дедилове! Это, да дьявол, больше недели марша. Конный гонец преодолеет это расстояние дня за три. А он, каким-то чудом — здесь. А мы не знаем.

Хотя…

Что бы он делал, будь у нас дальние дозоры? Встретил бы нас на реке и пытался не пустить на другую сторону? Скорее всего. И да, в целом это был хороший план. Переправа под ливнем стрел далась бы нам тяжело. Да, думаю мы бы справились, все же у нас численное преимущество. Но, потери.

Кстати, о преимуществе.

Якоб прищурил глаза, смотрел, считал и не верил своим глазам.

Казалось, что тот замученный рязанец оказался прав и говорил под пытками не какие-то выдумки, а сущую правду. Здесь было не две тысячи бойцов. Три, может, даже больше. Они ударили с двух сторон на деревню по правому берегу реки. Сбросили авангард в воду, и сейчас бронированная конница отходила, а легкая осыпала тех, кто сгрудился на нашей стороне стрелами.

Потери!

Это очень плохо. Войско, полное раненых, не может двигаться быстро, теряем маневренность. Их надо где-то оставить. Где? В поле? Здесь нет крупных городов. А Серпухов, к которому они двигались и надеялись сделать своей временной базой, снарядить плоты для пушек — в тылу этого самозванца, а значит, скорее всего, захвачен.

И тут Якоба осенило.

Три тысячи, все конные. А ведь у него еще есть пехота. Где же она?

Он резко начал отдавать приказы. Скорее всего, сейчас последует удар по обозу от затаившейся где-то в лесу пехоты. Она, в отличие от конницы, легко могла зайти им во фланг. Все же коней через лес вести не так легко, а вот мушкетеры — стрельцы, как звали их здесь на Руси, вполне могли оказаться вокруг.

Счет шел на секунды. Пока колонна замешкалась, пока перестраивается — можно, нужно! Дьявол! Ждать удара.

Скорее всего, этот Игорь думал, что мы все рванемся к берегу реки, дадим жесткий отпор после разгрома авангарда. Ведь он же, одержав такую блестящую победу, разовьет успех. Быстро и решительно. Должен это сделать.

Дьявол! Каков хитрец!

Он решил, что мы подумаем так, и поэтому посадил по лесам своих стрельцов.

Приказы валились градом. Швед орал, призывал своих офицеров, требовал строить формации и ждать удара из леса по обе стороны дороги. Выслать туда разведку. В этот момент впереди раздались крики.

— Измена! Измена!

Несколько хлопков пистолетных выстрелов, звуки сабельного ожесточенного боя.

Перед глазами всплыл образ того рязанца, отца убитого парня, что проехал здесь какую-то минуту назад.

Зубы Якоба скрипнули. Если воеводу убьют, то им могут не заплатить. Да, аванс был, но хотелось бы получить еще. И, уж точно, Василий Шуйский точно не будет рад, узнай, что его брат мертв.

— Дьявол! — Выругался он уже вслух. Громко.

Махнул рукой Луи де Роуэну, тоже насторожившемуся происходящим.

— Три десятка со мной!

И тут над полем боя, с той стороны реки вновь раздался гул боевого рога. На этот раз не такой протяжный, а прерывистый. Один, два, три.

Что это могло значить?

Двигаясь вперед вместе с французами мимо колонны телег, преодолевая панику, он пока не видел изменений. Озирался по сторонам, ожидая удара слева или справа, в тыл. Где же эта чертова пехота, она должна быть здесь! И сейчас бронные войска этого Игоря начнут переправу. Вот здесь то… Весь гений этого самозванца и закончится.

Что-то хорошее наклевывалось.

Но…

Удара пехоты не последовало. Слева от деревни, из леса за полями во фланг перестраивающейся для отражения удара поместной коннице и стрельцам, выходящим к берегу для залпа, выдвинулась еще кавалерия.

Она неслась быстро, и было ее много. Тысяча, наверное, может чуть больше. Легких, вооруженных луками стрелков.

Расстояние сокращалось.

Особой угрозы обозу не было. Эти служилые люди метили в ту часть авангарда, которая не успела переправиться. В тех, кто выходил из-под удара на правом берегу, кто пытался построиться и начать бить в ответ.

Люди в поселке и близ него, увидев новую угрозу, запаниковали.

Казалось, они вот-вот совладают с собой и дадут отпор, но…Появление на фланге еще тысячи всадников — это катастрофа. Даже стрельцы могут не помочь. Они не успеют развернуться всеми для отражения. А залп двух-трех сотен не даст сокрушающего эффекта.

— Дьявол! — Вновь выругался Делагарди. — Откуда у него пять! Пять тысяч!

Француз смотрел на него. И в глазах его, опытного бойца, тоже начинала зреть паника.

— Луи де Роуэн. Бери всех своих и вперед. Сбей их с позиций. Не дай им сделать так, чтобы нас начала топтать рвущаяся назад, через обоз взбесившаяся наша же конница. А следом его эти доспешные сотни. Давай!

Дело касалось уже их жизней и полного разгрома. Нужно действовать без приказа.

Француз кивнул, поднялся в стременах. Остановил при себе одного со своим знаменем. Прапорщик начал размахивать им, показывая точку сбора. Запел горн. Уже привычный, французский.

— Монжуа! — Что есть сил заорал полковник. — Монжуа!

Ему вторили собирающиеся подле него люди. Гул нарастал.

Делагарди больше не смотрел туда. Он был уверен в полковнике. С небольшим отрядом все тех же французов он пробивался через панику к карете Дмитрия Шуйского. В голове же его все отчетливее пробивалась мысль.

— Только бы у него не было пехоты. Дева Мария, только бы не услышать выстрелы за спиной.

Но пока что вся битва и весь хаос происходил впереди.

Я смотрел во все глаза.

По звуку рога во фланг уже прилично смятой отступлением через реку авангарда колонне вылетели из засады мои легкие конные сотни. Кривая усмешка расплылась на лице. Ну что, Дмитрий, Якоб, что вы сделаете сейчас? Центр трещит. Мы осыпаем его стрелами. Люди и кони гибнут, а что самое неприятное — все больше их получает ранений. Может, и легких, но это потери.

Да, в ответ по моим основным силам летело все больше стрел.

И был риск получить залп из тысячи аркебуз от стрельцов.

Но, появление еще одного засадного полка повергло оставшихся на северном берегу в поселении людей в еще большее состояние паники. Если до этого многие из них хоть и боялись, но подсознательно понимали, что река, хоть и не широкая Лопасня — какое-никакое препятствие и пересечь ее быстрым ударом, чтобы сломить на скорости, смять их ряды — дело сложно выполнимое.