— Ты права. Иногда полезно рассуждать логически, а не эмоционально.

Он был прав. Потому что если по-настоящему задуматься над тем, что кто-то хочет меня ранить — возможно, убить — после всего, через что я прошла, чтобы стать в безопасности… я не уверена, что смогла бы двигаться дальше.

— Есть пара моментов, — продолжил Энсон. — Мы не можем утверждать, что это связано с твоим прошлым. Я как раз хотел поговорить с тобой о том, не было ли кого-то, кто в последнее время проявлял к тебе повышенное внимание. Кто-то новый в твоей жизни?

— Мне уже задавали этот вопрос дежурные…

— Квентин Арисон, — резко бросил Линк, перебив меня.

Энсон достал телефон:

— Кто это?

— Ублюдок. Но он не производит впечатления человека, который станет марать руки. — Я обвела рукой студию. — Это потребовало усилий. Квентин носит костюмы тройки и туфли за тысячу баксов.

Энсон посмотрел мне прямо в глаза — как будто хотел убедиться, что я слушаю:

— Это потребовало ярости, Арден. Это что-то личное, но это не значит, что оно поддается логике — ни твоей, ни моей. У человека с искаженным восприятием реальности даже то, что ты не улыбнулась ему, может стать поводом для вот такого.

— Она отказалась пойти с ним на свидание. Отказалась продать ему работу до аукциона, — вставил Линк. — Я поручил своей охране провести небольшую проверку. Богатая семья из Европы. Привык добиваться своего. Репутация… оставляет желать лучшего.

Я медленно повернулась к Линку:

— Ты заказал проверку биографии только потому, что он позвал меня на свидание?

Линк пожал плечами, как будто это было само собой разумеющимся:

— Мне не понравилось, как он на тебя смотрел.

Трейс подавился от смеха:

— И уверен, это никак не связано с тем, что он к ней подкатывал.

Господи. Я никогда теперь это не забуду.

Линк проигнорировал его и снова повернулся к Энсону:

— Ты говорил, у тебя было несколько пунктов.

Энсон кивнул:

— Я поговорил со своим бывшим напарником из Отдела поведенческого анализа и с агентом, который ведет это дело. Движений пока нет.

— Но? — спросила я.

Один уголок губ Энсона дернулся, как будто он хотел улыбнуться, но не смог:

— Тот, кто тогда все это организовал, умел оставаться в тени. Мы до сих пор не знаем, кто отдал приказ или кто был тем вторым человеком в коридоре. Нет ни телефонных звонков, ни писем, ни переписок. Мы даже не понимаем, как они вообще общались.

Я все это знала.

— Если у нас нет никаких зацепок, и я до сих пор ничего не вспомнила, зачем кому-то сейчас рисковать и пытаться меня устранить?

— Арден, тот, кто расправился с твоими родителями, использует людей как пешек. И он был достаточно умен, чтобы замести следы. Даже те немногие дела, которые, как мы знаем, твой отец слил — не имеют общего признака.

Напоминание о поступках отца ударило по мне, как пощечина. Он променял свое предназначение и семью на очередную подачку.

Энсон продолжал:

— Такой человек не захочет оставлять свободные концы. Он не допустит риска. Все это время он, скорее всего, тебя искал. А люди, которых нанимают для таких дел… их мозг не воспринимает эмпатию так, как у большинства. Кто-то просто отключается от факта, что лишает жизни другого человека. Но есть и другие. Те, кому это доставляет удовольствие. Кто наслаждается охотой. И такие поиграют с тобой, прежде чем прикончить. Просто потому что для них так интереснее.

Арден

Серые тучи наползли на небо вместе с раскатом грома. Небо было таким — может, польет, а может, и нет. А значит, именно таким, при котором чаще всего и случаются лесные пожары. Как будто нам и без того было мало угроз.

Линк с силой швырнул разбитую раму в мусорный мешок — так, что она вполне могла бы прорвать плотный пластик насквозь. На этот раз он даже не спрашивал, может ли помочь с уборкой — просто начал молча бродить по комнате, бурча себе под нос и собирая обломки.

— Хочешь поговорить об этом? — спросила я, стирая пасту со стены. Большую часть крови удалось отмыть, но красить все равно придется. Хотя, даже после этого — не уверена, что когда-нибудь перестану видеть здесь кровь.

Линк поднял что-то похожее на остатки кисточек.

— Он не должен был тебе это говорить.

Слова пронзили меня, как разряд тока.

— Кто и что не должен был мне говорить?

Линк выпрямился и, наконец, повернулся ко мне, лицо перекошено от злости.

— Энсон. Что где-то рядом может бродить псих-убийца, который сначала хочет поиграть с тобой, а уже потом — убить.

— Сказал бы он или нет — это не меняет сути. Угроза все равно существует.

— Но хотя бы ты не была бы так, блядь, напугана, — прошипел он.

— Линк, — тихо сказала я. — Я похожа на ту, что дрожит в углу?

Его карие глаза вспыхнули.

— Ты проходишь сквозь страх. Всегда так делала.

Вот черт. Он прав. Я всегда закапывала чувства поглубже и двигалась дальше. Но я знала и другое.

— Когда у меня есть все факты, становится легче. Если я могу назвать все возможные варианты — они теряют часть власти надо мной. — Я подняла руки в перчатках и загибала пальцы. — Первый: неуравновешенный киллер с тягой к драме. Второй: избалованный богач, которому нечем заняться. Третий: какой-нибудь водитель, которому я подрезала путь, и он решил, что я — порождение дьявола.

— Это не смешно, — прорычал Линк. За окном снова загремел гром, небо потемнело.

Я сняла перчатки и положила их на край ведра.

— Я знаю, у тебя инстинкт — защищать тех, кого ты любишь. Но я не хочу, чтобы от меня скрывали правду. В прошлый раз, когда кто-то решил, что так будет лучше, мой мир просто развалился.

На секунду показалось, что Линк будет бороться — держаться за свое желание оградить меня от всего, даже от нужной мне правды. Но он выдохнул, плечи опустились — в этом было и поражение, и понимание. Он просто бросил мешок и, ничего не сказав, обнял меня.

Может, слов и не нужно было. Потому что Линк не мог это исправить, как бы ни хотел. Он держал меня в своих сильных руках, пока за окном гремел гром. А потом, наклонившись, прошептал, едва коснувшись губами моих волос:

— Прости.

Я крепче сжала его, вцепившись пальцами в рубашку:

— Не за что просить прощения.

Линк отстранился, вглядываясь в мое лицо:

— Я не имею права скрывать от тебя информацию. Никто не имеет.

— Нет. Но я понимаю, почему тебе этого хотелось. Я бы, наверное, поступила так же на твоем месте.

Он поднял руку и провел шершавым большим пальцем по моей челюсти:

— Трейс был прав. Ты стала слишком сговорчивой.

Я толкнула его в грудь, смеясь:

— Да вы все отстой.

Линк усмехнулся и отпустил меня:

— Что скажешь? Продолжим яростную уборку или сделаем перерыв?

За последние часы, по мере того как солнце клонится к закату, моя злость немного угасла. Осталась только глухая, онемевшая печаль. Но, оглядевшись, я знала точно:

— Я хочу выбросить все, к чему он прикасался. Каждую вещь.

Глаза Линка вспыхнули ярче, почти зеленым:

— Выгнать его к черту — будет сделано. — Он встретился со мной взглядом. — Только умоляю, не сверни мне барабанные перепонки.

Щенячий взгляд сделал свое дело: я улыбнулась — впервые за последние три дня.

— Можем включить классику, если поможешь.

Линк наклонился, его губы едва коснулись моих:

— Договорились.

Мы взялись за дело под звуки Джими Хендрикса. Я работала со стенами, Линк — с полом. Бедный мой диван придется выбросить, но вот письменный стол уцелел. Я не сразу поняла, куда мы с Линком движемся, пока мы оба не замерли в центре комнаты.

Я смотрела на статую. Женщина, стремящаяся вырваться, теперь была вся в крови и разбита.

— Не уверена, что ее можно спасти.

— Почему? — спросил Линк.

Я указала на искалеченную фигуру:

— Рука отбита, лицо смято, металл вмят.