Что-то в том, как Шеп искренне радовался этой истории и в то же время с такой теплотой относился к сестре, кольнуло меня в грудь. Вместе с этим пришла и тревога — за Элли. За то, что она может зайти слишком далеко и уже не найти дорогу обратно. Что я могу потерять ее навсегда — в том мире, в который мы оба когда-то клялись не соваться.

Я отогнал эти мысли и вернулся к главному — хотел понять, что с Арден.

— А есть причина, почему она так уверенно орудует ножом?

В его взгляде промелькнула тень, прежде чем лицо снова стало непроницаемым. Я умел считывать такие маски. Детство, проведенное в попытках понять, когда и почему люди срываются, сделало меня в этом мастером.

Он пожал плечами. Движение выглядело небрежным, но я видел, как напряглись его плечи.

— У каждого своя история. Ее — не моя, чтобы рассказывать.

Черт.

Я был прав. Это не только из-за нападения на Коупа. С Арден произошло что-то серьезное. Что-то плохое. И я не имел права это знать. Но это не мешало мне хотеть узнать все.

Я прикусил внутреннюю сторону щеки до металлического привкуса крови — все, чтобы не надавить, не выложить перед ним все свои карты.

— Понял, — сказал я, пальцы дернулись у бедер. Нужно было либо в зал, либо в бассейн. Или уйти в горы, чтобы просто дышать.

Шеп задержал взгляд дольше обычного:

— Она любит свое пространство. Советую его уважать.

Я понял. Услышал предупреждение между строк. Я поднял подбородок — мол, услышал, но в ответ не дал слов, что приму его условия. Потому что это была бы ложь.

В Арден было что-то, что цепляло за горло и не отпускало. Огонь. Сила. Такая энергия заставляла проснуться и начать замечать.

— Провожу тебя, — предложил я, уже направляясь к двери, будто Шеп не знал путь лучше меня.

— Я пришлю тебе сообщение, когда будет что показать, — сказал он, выходя и направляясь к своему пикапу.

— Звучит отлично. Спасибо, что взялся за проект.

Он усмехнулся:

— Весело поработать над чем-то без бюджета.

Я фыркнул:

— Только без унитазов из золота, ладно?

— Ну блин, — притворно огорчился Шеп.

— Переживешь, — бросил я ему вслед, закрывая за собой дверь.

Тут же зазвонил телефон. Я достал его из заднего кармана и ответил, увидев имя моей правой руки.

— Привет, Нина, — сказал я.

— У нас проблема. — Все по делу, как всегда. Я ценил в ней это — без прикрас и лишнего. Нам уже давно не нужны были вежливости. Когда знаешь человека почти двадцать лет, никто никого не убаюкивает перед плохими новостями.

Мы с Ниной познакомились в Стэнфорде — оба измотаны учебой и несколькими подработками, но настроены выжать из этих возможностей максимум. Потом вместе поступили в магистратуру по предпринимательству. Когда у меня появилось достаточно капитала, чтобы запустить компанию, я первым делом предложил ей присоединиться. С тех пор мы вместе управляли Gardien — компанией, которую я назвал в честь французских корней моей матери.

— По шкале от «картошка фри в молочном коктейле» до «ананасы на пицце», насколько все плохо? — спросил я, зная, что она терпеть не может и то, и другое, но ананасы считает особенно отвратительными.

Она фыркнула:

— Лучшая часть твоего отсутствия — отсутствие остатков гавайской мерзости на кухне. — Пауза. И я знал, что надо приготовиться. — Мы потеряли Ice Edge.

Я сжал телефон крепче, раздражение и недоумение прокатились волной. Компания производила хоккейную экипировку, и при этом — одна из немногих с производством в США. Они последние пару лет барахтались, и я видел, как можно их вытащить. К тому же у меня была собственная хоккейная команда — идеальный способ вывести бренд на новый уровень.

— Как? — рявкнул я.

— Пока не знаю. Майк сегодня пришел на переговоры, а владелец сказал, что накануне вечером получил другое предложение и уже подписал бумаги.

Я выругался. Ненавижу терять сделки, но эта задела сильнее обычного. Шон, владелец, мне нравился. Я думал, он понимает, как мы можем поднять его бизнес. Но дело было не только в этом. Я видел, как он общается с сыном. Видел, как хоккей их сближает. У меня с отцом такого никогда не было. И я больше всего хотел поддержать именно это.

— Кто? — спросил я. Это было не редкостью — другие компании нередко пытались вмешаться и разрушить наши сделки. У меня была репутация человека, который находит перспективные бизнесы. Но с этой сделкой мы были осторожны. Знали только четыре или пять человек.

— Этого я тоже пока не знаю. Разбираюсь.

— Пошли мне сообщение, как только узнаешь, — отрезал я.

— Не рычи на меня, Линк, — рявкнула в ответ Нина. — Я эту сделку хотела не меньше твоего.

— Прости, — буркнул я.

— Вот так уже лучше.

— Лучше положу трубку, пока ты меня не наказала.

Нина рассмеялась:

— Иди поплавай. Приведи мысли в порядок.

Она знала меня слишком хорошо.

— Так и сделаю. Созвонимся позже.

Я сбросил вызов, пока она не успела сказать что-то еще. Если бы она вдруг сжалилась надо мной, мне стало бы только хуже.

Стоило звонку завершиться, как на экране всплыло новое сообщение.

Филип Пирс: Всегда мечтал съездить в Миннесоту. Ровно на столько, чтобы продать их на запчасти.

Под сообщением была фотография подписанного контракта между ним и Ice Edge. У меня внутри все скрутило. Шон даже не понял, что натворил. Отец, скорее всего, пообещал ему весь мир, но на деле его компания скоро перестанет существовать. И ради чего? Чтобы ударить по мне? Чтобы доказать, что он все еще главный хищник в цепи?

На экране тут же появилось еще одно сообщение. Оно дало мне все ответы, которых я никогда не хотел знать.

Филип Пирс: И это не последнее, если ты не приедешь домой на свадьбу. Я не позволю тебе еще больше позорить нашу семью.

Арден

Я обхватила ладонями кружку и уставилась на горы. Сделав глубокий вдох, вдыхая аромат кофе с примесью хвои, я наблюдала за своими девочками, пасущимися на лугу. Брут растянулся на патио — его любимое место, особенно когда солнце хорошенько прогреет камни.

Это было красиво — мой маленький уголок в мире. Но иногда он казался прекрасным изгнанием — единственным местом на земле, где я действительно чувствовала себя в безопасности. Только вот безопасность тоже может быть клеткой.

Но не сегодня.

Через несколько минут я возьму сумку и поеду в зал Кая. Я выберу выйти за пределы этих невидимых стен. Потому что это был выбор. Выбор, который требовал от меня заглушить страх, взращенный десятилетием предупреждений: быть осторожной, настороженной, не позволять никому узнать меня по-настоящему.

Такая бесконечная мантра имеет цену. И цена — это эхо страха, все еще живущее в моей голове. А еще это значит, что я совсем не умею быть в обществе.

Брут поднял голову, его серая шерсть блеснула в солнечном свете. Через секунду я услышала звук подъезжающей машины. Мои мышцы напряглись — как всегда. Незаметное движение, смесь готовности и неохоты нарушать свое уединение.

Брут встал как раз в тот момент, когда захлопнулась дверь. Он встал между мной и тропинкой, по которой сейчас кто-то должен был обогнуть дом. Его мускулы дрожали — он ощущал то же, что и я.

Но как только фигура появилась в поле зрения, он радостно залаял, всем телом выражая восторг.

— Freigeben (можно), — сказала я, давая команду на расслабление.

Он рванул к женщине с растрепанными седыми волосами — точно такими же, как она сама. На ней был спортивный костюм с укороченными, расклешенными леггинсами в розово-фиолетово-голубую тай-дай расцветку. Футболка, завязанная узлом на боку, гласила: Я знаю свой КБД (каннабидиол), а в центре красовался огромный сверкающий лист конопли.

— Мой красавец, моя прелесть, — пропела она, наклоняясь, чтобы выдать Бруту всю свою ласку.

Я невольно улыбнулась. Боже, как я ее любила. Лолли была первой из семьи Колсонов, кто по-настоящему до меня дотянулся, когда я приехала в Орегон. Она переехала к дочери, Норе, после того, как та потеряла мужа и сына в автокатастрофе и осталась одна с двумя родными детьми, усыновленным сыном и приемными.