Еда больше не лезла в горло. Я занес остатки в кухню и направился в свою комнату. Быстро принял душ, натянул спортивные штаны и футболку и пошел в кабинет.

Пальцы чесались — скорее бы за клавиатуру, выяснить, что же так напугало Арден. Я уселся за стол, открыл ноутбук. Входящие письма даже не посмотрел — открыл поисковик.

Вбил ее имя. Арден Уэйверли.

Меня всегда удивляло, что некоторые из братьев и сестер Коупа взяли фамилию Колсон, а другие — нет. Наверное, это была непростая дилемма: менять такую базовую часть своей личности или нет.

Но то, что Арден не изменила свою фамилию, было в ее духе. Она будто стояла особняком от всей семьи. От всех.

Появилось несколько десятков ссылок — все касалось ее искусства. Был ее сайт и еще один местный ресурс, на который я натыкался раньше, но не вдавался в подробности. Назывался он The Collective.

Я кликнул по ссылке. Главная страница была оформлена со вкусом, а слоган сайта гласил: Дом искусств в Спэрроу-Фоллс, где рады каждому.

Эти слова ударили в самое сердце. Ярко напомнили о том, как сильно я сам мечтаю принадлежать чему-то настоящему. На сайте было полно фотографий выставок, занятий, даже проекта росписи стен в центре города.

Я перешел на вкладку «Художники-резиденты». Их было четверо: Ханна Фарли, Айзая Рейнольдс, Арден Уэйверли и Фара Уитман. Похоже, все они выставлялись там, а кто-то даже имел в The Collective собственную студию.

Выглядело это все как потрясающий культурный центр, только заточенный под искусство. Один баннер привлек мое внимание: Запомните дату! Благотворительный вечер в пользу программы для молодежи в The Collective.

Я кликнул туда. Планировалось устроить выставку и аукцион, чтобы собрать средства на расширение программы для юных художников. Я тут же вбил дату в телефон и отметил для себя — обязательно загляну.

Закрыв страницу The Collective, я перешел к следующей ссылке. Одна статья за другой — все об искусстве Арден, но написаны как под копирку. Ни одного фото. Ни одного интервью. В каждой — одно и то же: «замкнутая художница», «не дает интервью».

Я просмотрел с десяток этих однообразных текстов, пока глаза не начали резать. Откинулся в кресле и уставился на экран. Арден не была какой-нибудь Бэнкси, но ее картины начинали появляться в крупных галереях, и даже некоторые именитые коллекционеры приобретали их. Я узнал эти имена — мать частенько называла их, ведь она вращалась в мире искусства.

От этой мысли обожгло внутри. Мама бы ее обожала — и за талант, и за характер.

Но ее работы не дадут мне нужных ответов. Я стал вспоминать, что рассказывал Коуп о своей семье за все эти годы. Как они все оказались у Колсонов: он и Фэллон — родные, Шеп — усыновленный, Роудс, Арден, Кай и Трейс — приемные. Я знал, что Арден попала в семью довольно рано.

Двенадцать. Почти наверняка ей было двенадцать. Я задал поиск по новым параметрам — несколько лет до и после этого возраста.

Результатов было море, но ни один не подходил. Ни одного следа моей Арден. Моей. Смешно. Она и пятнадцать минут рядом со мной едва выдерживала.

Я прошелся по результатам снова. Пусто. Попробовал другие формулировки — все без толку.

Наконец, расширил временные рамки и наткнулся на статью в газете Sparrow Falls Gazette. Выставка юного таланта из местных. Я открыл ее и быстро пробежал глазами. Речь шла о местной галерее, которая устраивала показ пятнадцатилетней Арден Уэйверли. Но снова — ни фото, ни интервью, ни какой-либо конкретной информации о ней.

Я тяжело опустился в кожаное кресло. Пусто. Совсем ничего о жизни Арден Уэйверли до этой статьи.

Она — как призрак.

И это поднимало только один вопрос:

Почему ей пришлось исчезнуть?

Арден

Двигатель моего пикапа тихо урчал, когда я остановилась у одного из трех светофоров в Спэрроу-Фоллс. Я смутно помнила, какой была пробка в Бостоне. Как отец ругался, застревая на часами на въезде или выезде из города. А теперь меня раздражали три машины передо мной.

Мне нравилась простота жизни здесь. То, как никто особо никуда не торопился. Я скользнула взглядом по мужчине, шедшему по улице с камерой на шее. Я его не знала. Мозг тут же начал лихорадочно перебирать образы, пытаясь сопоставить — не тот ли это, кто когда-то пытался причинить мне вред или хуже.

Я постоянно играла в эту игру. Летом было особенно тяжело — из-за наплыва туристов. Обычно я знала в лицо процентов семьдесят пять жителей, а в это время года — в лучшем случае половину. Приходилось оценивать каждое новое лицо. Проблема лишь в том, что человек, который стоял за всем этим, до сих пор оставался безликим призраком. Только голос из кошмаров.

Сзади коротко посигналила машина, и Брут недовольно зарычал. Это была вежливая форма сигнала: светофор явно уже переключился. Я убрала ногу с тормоза и извинилась перед миссис Питерсон за мной, помахав ей рукой.

В животе неприятно скрутило. Очередное доказательство того, что мой мозг — место не из простых. Постоянно играет со мной злые шутки. Как раз поэтому я сбежала с сэндвичей с Линком, как пугливая лань.

Жжение в животе сменилось раздражением, а потом и злостью. Это была не я. Я не убегаю. Не с той ночи четырнадцать лет назад. Именно ради этого были бесконечные тренировки с Каем. Именно поэтому у меня есть Брут. Чтобы не бояться.

Я проехала мимо пекарни Саттон, The Mix Up, и желудок заурчал. Обязательно заеду туда на обратном пути, даже если будет немного тоскливо — Саттон и Лука теперь в Сиэтле с Коупом. Проехала мимо The Pop и решила завтра заглянуть туда за бургером. Знать, что ты будешь есть — это тоже важно.

Почти на выезде из города включила поворотник и свернула налево. The Collective находился в двух кварталах от Каскейд-авеню, но все еще достаточно близко, чтобы туристы могли туда заглянуть. И при этом это расстояние от главной улицы делало аренду гораздо доступнее — даже несмотря на простор.

А нам нужен был простор. Галерея с естественным освещением. Студии для художников. Залы для занятий. У меня был план сделать все еще масштабнее. Но для этого нужны были деньги. Я не возражала финансировать большую часть из доходов от продажи картин, но если мы хотели устойчиво развиваться в масштабах всего города, нужны были пожертвования. И я надеялась, что предстоящий сбор средств станет первым шагом.

Поворачивая на боковую улицу, я заметила, что почти все парковочные места уже заняты. Туристы. Хотелось верить, что хоть что-то они покупают в галерее, чтобы оправдать эти неудобства.

Под ритм барабанов в песне, что гремела из колонок, я вскинула кулак, когда заметила, как кто-то выезжает с места впереди. Быстро заняла его и вышла из машины. Повернулась к Бруту и подняла поводок:

— Ты знаешь правила, приятель.

Он опустил голову и посмотрел на меня с осуждением.

— Прости. Но ты же знаешь — Трейс выпишет штраф нам обоим, если мы не будем соблюдать правила. — Как будто по волшебству, мой телефон завибрировал в кармане. Кай изменил название группы на: Мы знаем, что ты сделала.

Кай: Спойлер: Арден не только чуть не распорола Линку сонную артерию, но еще и пригрозила натравить на него Брута.

Я нахмурилась, уставившись в экран.

Фэллон: Эй, А? Может, стоит повторить уроки «будь дружелюбной»?

Господи. Теперь они не отстанут. Я убью Кая.

Кай: О, она хочет быть очень дружелюбной с Линком. Особенно когда он спаррингует без рубашки.

Ну и все. Пошла лавина сообщений.

Шеп: Он тебя беспокоит, Арден?

Трейс: Хочешь, я с ним поговорю? Объясню кое-что?

Коуп: Я его убью.

Я открыла камеру, сделала фото, где показываю средний палец, и отправила в чат.

Я: Это было адресовано исключительно Кайлеру.

Роудс: Черт. Она назвала тебя по полным именем. Прячься.

Я: А остальным моим восьмидесяти двум старшим братьям — я справляюсь. У меня есть пес, коричневый пояс по джиу-джитсу, нож или электрошокер всегда при мне. Помните?