— Я боюсь темноты, — вдруг сказала Арден.

Я несколько раз моргнул, собирая в голове эти кусочки мозаики, и вдруг все встало на свои места. Быть запертой в потайном шкафу и наблюдать, как твоя мать уходит у тебя на глазах, ничего не в силах сделать… Ощущать страх, что умрешь вместе с ней… Такая травма укоренит страх в любом человеке. Теперь я понимал, почему свет был повсюду в орбите Арден. Ночные светильники. Автоматические фонари снаружи дома и мастерской. Карманные фонарики в кухонном ящике со всякой всячиной.

— Но знаешь, что с тьмой? — сказала она. — Она пугает только до тех пор, пока не включишь свет. — Арден вытащила из кармана связку ключей и щелкнула маленьким, но неожиданно ярким фонариком.

Потом погасила луч, но глаз от меня не отвела.

— Вытащи все наружу. Во свет. Возможно, будет не так тяжело, если ты доверишься Элли и позволишь ей нести этот груз с тобой.

Она поднялась с места, но вопреки моим ожиданиям не ушла. Вместо этого сделала шаг вперед, войдя в мой личный пространство, подойдя вплотную. Ее ноги встали по обе стороны от моих. Она оперлась руками на подлокотники кресла и наклонилась ко мне. Я не мог даже дышать — только смотреть, только ждать, пока все внутри меня жаждало схватить ее. Посадить себе на колени. Или прижать к спинке кресла. Все, чего я знал точно — я хотел утонуть в Арден.

Ее волосы опустились вокруг нас, щекоча мою грудь. От нее пахло вишней и чем-то неуловимо притягательным. Я не дышал, не двигался. Не хотел рисковать ничем, пока не пойму, на какую сторону она склонится.

Ее губы коснулись уголка моих — едва, как перышко. Это было почти неощутимо, но все мое тело напряглось. Каждая клеточка взывала о продолжении, требовала дозу этого наркотика по имени Арден.

Она медленно выпрямилась, не отрывая взгляда от моего. Будто в этот миг я одновременно терял ее… и получал все. Удовольствие и боль столкнулись лбами — точно как в ее картине.

— Ты не один. Только если сам не захочешь быть один, — прошептала она. И ушла, включив фонарик. За ней побежал Брут.

А я так и остался сидеть, не в силах сдвинуться с места. Прикованный ее прикосновением, которое и поцелуем-то назвать нельзя. Я провел языком по тому месту, где побывали ее губы, в жажде — жажде большего, всего, что связано с ней. С губ сорвался стон. Этот вкус… солнечный свет, бурбон и вишня — на фоне самой черной ночи.

Она говорила мне включить свет. Но Арден не знала — она уже зажгла его во мне. Одним своим присутствием.

Арден

Из динамиков раздавались злые, пронзительные голоса — настолько громкие, что я слышала их даже сквозь гул горелки. Но дело было не только в звуке — я ощущала эту злость, и она мне была нужна. Будто музыка и искусство стали для меня выходом — способом сбросить те чувства, с которыми я еще не была готова столкнуться лицом к лицу.

Чувства, что пробудил Линк.

И злилась я из-за этого чертовски сильно. А еще — хотела большего. И это пугало до чертиков. Поэтому я поступила, как всегда. Убежала.

Каталась на Виски и Стардаст часами, запиралась в студии, помогала Денвер готовиться к выставке и аукциону. Стоило мне заметить Линка где-то поблизости — сразу шла в другую сторону.

Я — трусиха. И знала это. Все из-за одного-единственного поцелуя.

Выключив горелку, я отступила на шаг и приподняла маску, чтобы осмотреть работу. Что-то в использовании металлолома в качестве холста и краски отзывалось во мне, цепляло на глубинном уровне. Потому что в какой-то степени попадание в систему ощущалось точно так же — будто меня просто выбросили, как ненужный мусор. Пока семья Колсонов не подобрала меня и не показала, кем я могу быть на самом деле.

То же можно было сказать о женщине, вылезающей из груды обломков на скульптуре. В ее образе чувствовались все эти последние недели. В ней были черты Элли, Линка и меня самой. Она была смесью всего этого.

С головой, запрокинутой назад, и ртом, распахнутым в беззвучном крике, она тянулась вверх — к свету, к свободе. Но ноги удерживали цепи и замки, не давая вырваться. Я не могла представить, чтобы кто-то поставил такое в прихожей. Это было все, что угодно, только не спокойно.

Это было мрачно. Жестоко. По-настоящему.

Брут прижался к моей ноге, и я машинально почесала его за ухом. Поставила горелку и взяла телефон, выключила музыку. В ушах звенело от напряженной мелодии, а экран телефона пестрел десятками непрочитанных сообщений.

Я открыла семейный чат. Сегодня он уже назывался Смотрите, кого аист притащил. Фыркнув, я начала читать.

Коуп: Кто-нибудь проверил, не спалил ли Линк мой дом?

Фэллон: Слышала, он решил сменить обстановку. Стены теперь все розовые и в блестках. (вставила гифку с взрывом блесток)

Трейс: Не начинайте про блестки. Я до сих пор травмирован после блестящей бомбы в моем грузовике.

Фэллон: Ой, да брось, братец. Это же было сто лет назад.

Трейс: Не для меня. Кили каждый раз вспоминает, как только мы садимся делать поделки.

Кай: Кажется, я видел розовые блестки у тебя в волосах, когда мы спарринговались сегодня утром.

Роудс: Мне кажется, розовый тебе идет, Трейс.

Шеп: По-моему, он сейчас с розовым лаком на ногтях.

Трейс: Я сказал это по секрету. Учитывайте это, когда получите штраф за превышение.

Шеп: Это Коупу стоит волноваться. Может, Арден. Я-то по правилам живу.

Коуп: Эй, не надо меня подставлять. Я исправился. У меня теперь ценный груз.

(приложил фото Луки в джерси Seattle Sparks, держащего шайбу с автографами)

Роудс: Берегись, Коупи. Лука уже наступает тебе на пятки в команде.

Во мне все перепуталось. Радость за Коупа и то, что он нашел свое. Желание — чтобы у меня было хоть что-то подобное. И пустота — от осознания, что у меня этого не будет.

Коуп: Парень с характером. Эй, Арден, подай знак, что жива.

Я встряхнулась, прогоняя чувства, стараясь засунуть их поглубже — до тех пор, пока не вылью в очередную работу. Отправила селфи с высунутым языком, маска еще была поднята.

Я: Некоторым из нас надо работать. А не висеть в телефоне круглосуточно.

Кай: Оу, жжет, А. Некрасиво.

Я: Говорит человек, который засунул фальшивого паука в спортивную сумку Шепа.

Кай: Он сдал меня, когда я вместо семейного ужина пошел пить с парнями.

Шеп: Я же не знал, что ты маме сказал, будто работаешь. Врешь — ври всем одинаково.

Кай: Зато я не пропустил прошлую неделю. Лолли клеится к Линку — это лучший семейный момент за год.

Роудс: Как думаете, что она сейчас ему рисует в тех своих бриллиантах?

Фэллон: Я краем глаза видела. Кажется, это ее шедевр.

Кай: Надеюсь, опять эльфы, трахающиеся на лошадях. Классика.

Коуп: Черт. Не верится, что он до сих пор там после всего этого.

От этого сообщения у меня сжалось в груди. Линк ведь здесь ненадолго. Сделает дом и обратно в Сиэтл. Потом — только на праздники или редкие выходные. Меня выворачивало от мысли, что я не увижу его случайно — ни в Haven, ни на участке, ни в городе. Я всю неделю делала все, чтобы его избегать. Но мысль о его отъезде — была невыносима.

Коуп: Как он, Арден? Знаю, Элли приезжала.

Будто проверка. Знает ли он о поцелуе? Что я до сих пор вспоминаю вкус бурбона на его губах и аромат кедра на его коже?

Я: Он в порядке.

Коуп: Не надо. Слишком много текста, я все равно не дочитаю.

Я в ответ первым делом отправила эмодзи со средним пальцем.

Я: Не особо его вижу в последнее время. Но дом твой еще стоит.

Все правда. Но все равно чувствовалось, будто я солгала.

Фэллон: Странно, что не видишь. Вы ж вроде как неразлучны были за ужином на прошлой неделе.

Роудс: Ага. Лолли вроде проговорилась, что вы были… ну, близко.

Сообщения посыпались одно за другим.

Коуп: Что значит «близко»?

Шеп: Он к тебе клеится?

Трейс: Я могу оформить ордер на запрет приближаться.