Есения прерывается, чтобы элегантно рухнуть на пол, а затем подняться как ни в чём не бывало. Про телевидение Есения знала, а Серёжа ей открыл мир интернета и показал, что нынче модно у народа. Из всего, что не вызывало желания хлопнуть себя посильнее по лбу, больше всего Есении понравились танцы. Не все, конечно, некоторые вызывали слишком много вопросов, но большинство — да. Движения, сложенные в историю. Надрывы души, нежность, любовь, сомнения, переживания… Жизнь! Люди движениями без слов рассказывали вообще всё! Вели зрителя за собой, приоткрывая свои миры и своё виденье. И Есения вела Арсения в их мир. Не внося ничего основательного в танец. Просто отдав тело на управление душе.

— Людей, Арсений, магии обучить можно. — Есения делает «па», чувствуя, как влажную футболку холодит морозом. — Но сначала тебе придётся научить их вере. Традициям, культуре, тонкому чувствованию. А это та ещё задачка. Люди в себя-то не верят, а уж в то, что они способны творить и создавать, и подавно. Им проще отнести деньги гадалке и поверить ей, чем в то, что они и сами знают всё сказанное-нагаданное. Проще верить в конкретного Бога, чем признать, что весь мир, каждая его частичка и есть Бог. Людям проще закрыть глаза, чем поверить в то, что они достойны счастья просто по факту своего рождения, а не за какие-то действия или услуги. Традиции вымирают. И среди магов, и среди олюдевших. Одно-два поколения и всё забыто, а ведь в этом столько силы! Ритуалы извратили, перевернули с ног на голову. То, что должно служить во благо, теперь считается чем-то мерзким. Словами обесценили сокровенное. Олюдевшие в целом отдали силу слову, а остальное закопали поглубже лишь бы не разбираться. Лишь бы не верить. Лишь бы пыль оставалась просто пылью.

Многие настолько выжгли свою энергию и способность её сохранять и приумножать, что вытащить их из людей практически нереально. Не в одном поколении. И даже не в двух и не в трёх. Человеческая жизнь слишком скоротечна для таких глобальных изменений. И иногда это кажется бесценным даром. Что можно увидеть за условный век? Многое. Очень многое. А за два, за три века? Ни одна жизнь не состоит из исключительно белого. И за условные сто лет плохого ты увидишь явно меньше, чем за двести. А если твоя жизнь не век, а вечность? Сколько нужно сил, стойкости, веры, чтобы вынести из этого всё хорошее, оставляя плохое позади? Такое даже не всем магам под силу. Что уж говорить о людях.

Есения приближается к Арсению и ведёт пальцами по ледяным рукам, а внутри чувствуется бушующее пламя. Вокруг вспыхивают стихии, отбрасывая на стены причудливые тени их тел. Они словно отражения душ. Такие же великолепные, неуловимые, постоянно изменяющиеся, живые. Есения не даёт Арсению коснуться себя, уходя в танце в стороны. А то с Арсеньевой концентрацией сейчас что-нибудь точно рванёт. И вряд ли на этот раз обойдётся обычной лампочкой.

Энергия вокруг почти полностью выжжена и опасности не представляет, но сам Арсений всё ещё сфокусирован на энергии во вне. И Есения сейчас для него такая же внешняя энергия. Умеющих на расстоянии обращать энергию мага или фамильяра против них же осталось не так уж и много, и Арсений один из этих немногих, кто в принципе способен это сделать. Навести порчу, заставить организм страдать или болеть, это всё куда проще. Это воздействие энергии одного мага на другого мага, на его организм, но не на саму энергию внутри. Арсений же может без особых усилий заставить энергию внутри другого закипеть или наоборот остыть, взорваться или замереть на месте, даже не касаясь мага.

— Я ничего не будила в тебе, Арсений. — Есения переходит на более медленные движения, чувствуя, как холод замораживает капельки пота на коже. — Ты сам всегда верил в возможность магии. Может быть где-то глубоко внутри, не осознаваемо, но верил. И я даже не учу тебя. Ты и без меня всё прекрасно умеешь. Я просто направляю, когда это необходимо. Из меня в принципе учитель так себе. Я давно уже просто боевая кошка, а не несущая просвещение в массы.

— Не говори так, Есь. — Арсений останавливается, качая головой и тяжело выдыхает, косясь на льдинки на коже. — Одно твоё присутствие уже значит очень и очень многое. Ты не будила во мне силу, да. Но именно благодаря тебе я смог запустить её движение. — Арсений вздрагивает и ведёт пальцем по обледеневшей стене. — Ты не учила меня, но только благодаря тебе я смог понять, каково это. — Арсений крутит запястьями и тёплый ветерок согревает помещение. — Ты можешь просто сесть рядом и молча наблюдать за моими попытками сделать хоть что-то, а для меня даже это будет безумно ценным и важным, ведь… — Арсений глубоко вздыхает и делает шаг к Есении. — Со мной никто и никогда не сидел просто рядом, потому что я это я. Никто не верил в меня без капли сомнения. А ты просто есть и просто веришь. И это важнее всего на свете, понимаешь?

— Арсений… — Есения осторожно касается пальцами его щеки. Даже не заметил, как переключился с управления стихиями на простое и тёплое нахождение рядом… — Я… Я буду рядом столько, сколько потребуется. И даже если ты захочешь спалить этот мир, то я тебя поддержу и подам спички.

— А надо? — Арсений тепло усмехается, наклоняя голову к пальцам. — Хотя… Даже если не надо. Просто скажи «жги» и я сожгу.

— Мы скатываемся в какую-то сопливую мелодраму. — Есения касается ладонью щеки Арсения, улыбаясь.

— Да и ладно. — Арсений показушно закатывает глаза. — Всех осуждающих сожжём.

— Арсений!

— Шучу, Есь. — Арсений кладёт руки на талию Есении. — Здесь даже дышать легче стало.

— Ну… — Есения едва сдерживает смешок. — Морозная свежесть у тебя душевная вышла.

— Я не совсем об этом. — Арсений качает головой. — Хотя мне понравился контраст. Сейчас… Приятно пусто внутри. И вокруг ничего не давит.

— Лишнее сжёг. — Есения с улыбкой проводит большим пальцем по щеке Арсения. — Ты пока не привык к тем объёмам, что открыл в себе. Энергией нужно владеть. А сейчас она чувствует себя слишком свободно в тебе и хочет взять верх, устанавливая свои правила.

— Это…

Есения чувствует задумчивость Арсения, но не понимает её природу. Он будто думает, но при этом не думает. Арсений даже не пропускает сквозь себя магию, а Есению всё равно ведёт. Энергия радостными мурашками разбегается по телу. Согревает, приятно заполняет, в то время как воздух вокруг вновь начинает холодеть, а непослушные потоки смиренно перетекают в направлении, что задаёт Арсений, даже не смотря на то, что делает. Всё его внимание сосредоточено на Есеньевских глазах, и это даже лучше, чем чувствовать себя вновь со своими силами, а не пустой оболочкой, способной находиться исключительно в животной сути.

— Примерно вот так, да? — Арсений слегка наклоняет голову и потоки энергий послушно тянутся в ту же сторону.

— Быстро учишься. — Есения улыбается. — Пойдём спать. Время уже позднее. — От количества энергии в голове туман. Такой лёгкий и сладкий, словно они с Арсением арендовали себе личное пушистое облако и летят на нём куда-то далеко-далеко. И Арсений это чувствует тоже. Пальцы слегка дрожат от магии, в глазах бесконечный космос, отражающий лёгкое мерцание энергии вокруг, и сердце бьётся так сильно, что кажется, будто слышен каждый удар. — Тебе завтра в офис, а мне с Кирой документы оформлять. А то без них Пётр Алексеевич не сможет оформить меня к вам.

— Думаешь, хорошая идея? — Арсений, нехотя, отходит подальше.

— Отвратительнейшая. — Есения с кривой улыбкой качает головой. — Но если не можешь предотвратить неизбежное — возглавь.

— Это тоже что-то вроде про установление своих правил, да? — Арсений лучезарно улыбается, зажигая на потолке энергетические звёздочки и убавляя искусственное освещение.

— Ага… — Есения с восторгом смотрит на звёздное небо, в которое превратился потолок. — Они всё равно заставят меня обозначить своё присутствие. — Она вздыхает, чувствуя, как в комнате вновь приятно теплеет. — Лучше, если мы сделаем это первыми. Нельзя оставлять им даже шансов застать нас врасплох.