— Вот здесь, — Есения обхватывает одной рукой большой палец Арсения, — крохотная трещинка, которую не заметил Дима. Зажило бы само, но на любые перепады могло бы поднывать. А вот тут, — она переходит к указательному пальцу, — обожгло до кости. Он хорошо всё залечил, но глубинных уровней не касался. Не правил клеточную память. Это и не нужно, в общем-то, но приятнее жить без фантомной боли спустя много лет. — Есения открывает глаза и осторожно выпускает Арсеньеву руку из своих. — Иди переодевайся, руки мой и есть. А потом буду учить силой управлять.

— Ты? — Арсений в шоке хлопает глазами, всё ещё ощущая фантомные приятные прикосновения на руке. — Меня?

— Ну если так хочешь, то разбирайся сам. — Есения жмёт плечами. — Только предупреди, чтобы я успела выйти. Не люблю к состоянию трупа приближаться.

Дом Петра Алексеевича. Временное обиталище Арсения и Есении. Вечер.

— Это безрассудство!

Арсений стоит возле стены, сверля взглядом Есению, усевшуюся на стол возле окна. Под ногами мягкий ковёр с причудливыми узорами, за спиной ещё один ковёр на стене, за диваном тоже ковёр висит, а напротив дивана огромная советская «стенка». В центре этой ковровой вакханалии висит огромная хрустальная люстра, с многочисленными висюльками, которые отбрасывают на стены причудливые узоры. В общем и целом, красивенько и даже уютно, но мозг, привыкший к холодным современным интерьерам, душевно так коротит из-за контраста.

А Арсения коротит из-за Есеньевского предложения испытать на ней боевую магию. Сидит ещё с таким беззаботным выражением лица, словно Арсений сценку юмористическую показывать будет, а не уничтожать её. А Арсений сейчас может только уничтожать, ибо он даже теорию по боевой магии знает так себе, а уж если на практике начнёт применять заклинания, то совершенно точно что-то сломает, покалечит или вообще дом снесёт.

— Это всё равно придётся сделать.

Есения пожимает плечами и ёрзает на столе, в попытках устроиться поудобнее. Арсению кажется, что ещё немного и она начнёт как кошка крутиться вокруг себя, чтобы «вытоптать» уютное местечко и устроиться там калачиком. Впрочем, она и есть кошка.

— Я не знаю ни одного заклинания.

— А зачем они тебе? — Есения хмурится и слезает со стола, так и не устроившись там.

— В смысле «зачем»?

— В прямом, Арсений. — Есения вздыхает и подходит ближе, заглядывая в глаза. — Тебе не нужны заклинания. Они и остальным не особо-то и нужны, если честно. Слова придуманы для простоты. Для систематизации, контроля, упрощения. Всё, что тебе нужно, — она тыкает указательным пальцем Арсению между рёбер, — здесь. Раньше маги не пользовались этими вашими заклинаниями. Не шептали ничего над зельями, не проклинали словами. Слово — это инструмент, но никак не магия, не сила. Тебе не нужен тостер, чтобы поджарить хлеб. Тебе нужен огонь. Конечно, ты можешь пользоваться и тостером. Или сковородкой. Чем угодно. Но нужно-то не оно, понимаешь?

Арсений слабо кивает, всё ещё чувствуя Есеньевский палец, который она будто и не собирается убирать. А Арсений оторваться не может от голубых глаз. В них жизнь. В них огонь. В них столько энтузиазма, что Арсений просто тонет. Есения словно дорвалась наконец до разговоров, до возможности действовать, до жизни.

— Тебе необходимо научиться управлять стихиями. — Есения всё же убирает руку и делает шаг назад. — Смотри.

Она поднимает указательный палец кверху, и Арсений замечает, как на самом кончике вспыхивает крохотный голубой огонёк. Он мечется, пытается разгореться посильнее, но через пару секунд будто успокаивается и просто горит.

— Но как… — Арсений с почти детским восторгом смотрит на то, как Есения ловко перекидывает огонёк на указательный палец другой руки. — Ты же фамильяр…

— Звучит как оскорбление. — Есения цокает и задувает огонёк. — Я не маг, да. Но стихиями управлять умею. Поэтому если надумаешь и дальше оскорблять, то подумай получше. Могу и утопить посреди пустыни.

— Я не… — Арсений поджимает губы и опускает взгляд. Ну он правда не хотел.

— Я знаю, что ты «не». — Есения закатывает глаза и делает ещё пару шагов назад. — Пробуй.

— Что? — Арсений в шоке смотрит на Есению.

— Кинься в меня огненным шаром, сдуй, намочи… — Есения разводит руками, мол вариантов — миллион.

— Да это бред, Есь! — Арсений с тяжёлым выдохом разворачивается, запуская руки в волосы и замирает.

Он хотел продолжить возмущаться, рассказать Есении, что та самоубийца, раз просит о таком, и вообще, лучше завтра с Серёжей в учебном зале на манекенах попрактикуется, тех хоть не так жалко, если сгорят, но случайно вылетевшее «Есь» что-то шевельнуло внутри. Словно он так уже говорил, так же возмущался, был такой же разговор на повышенных тонах. Дежавю.

— Я не против, чтобы ты меня так называл. — Есения подскакивает к Арсению, заглядывая в глаза. Не хватает только, чтобы головой боднула как кошка. — Главное не Сенькой, ладно? Давай сюда руку. — Она, не дожидаясь, пока Арсений хоть что-то сообразит и скоординирует свои действия, хватает его за запястье и приподнимает руку. — Кончик пальца. Почувствуй его. Мысленно нарисуй там небольшой кружок и представь, как зажигается пламя. Будто зажигалкой чиркнул, или спичку зажёг, и оно горит.

Арсений чувствует. И кончик пальца, и воображаемый кружок, и себя идиотом. Пламени как не было, так и нет, хотя он исправно его представляет. Вот как Есения зажигала, так и себе представляет. Более того, во время обучения Арсений изображал эти фокусы с огоньками на ладони. А там сил у него было… Ну намного меньше, чем чувствует в себе сейчас. И то, там он это делал через заклинание и направление силы. Заклинания Есения запретила, а направлять силу… Ручки Арсению хватило, если честно.

— Бояться силы всё равно, что бояться собственной ноги. — Есения недовольно цокает. — Молчи и чувствуй.

Есения зажигает огонёк на пальце свободной руки и подносит его к Арсеньеву. Пламя вопреки всем ожиданиям и законам физики совсем не обжигает. В нём сосредоточено что-то большее, глубинное. Оно даже не греет в привычном понимании слова. Арсений прекрасно знает ощущение, когда подносишь руку к огню. Чем ближе, тем сильнее обжигает кожу. Есеньевский огонь прогревал глубже. Её тепло с лёгкостью проникало под кожу и согревало до самых костей. Лёгкое движение и этот огонёк уже на кончике Арсеньевского пальца. Вспыхивает, искрит, волнуется, пытается затухнуть, дёргается из стороны в сторону.

Арсений честно хочет бросить эту затею. Задуть, убрать руку, пойти к Серёже, чтобы тот как первокласснику объяснил, как закорючки писать, а лучше к Петру Алексеевичу, чтобы тот стену выстроил и опустил обратно на шестой ранг. Арсений знает, так можно. И он почти решается дунуть, но чувствует, как под рукой Есении теплеет, и это тепло медленно ползёт вверх по ладони и прямо к кончикам пальцев. Второй рукой Есения расправляет Арсеньеву руку так, чтобы все пальцы смотрели вверх, и на них тоже вспыхивают крохотные огоньки.

Арсений не верит ни своим глазам, ни ощущениям. Есения явно спятила, раз решила тратить свои силы на такую мелочь. Когда управляешь энергией внутри себя — это может быть затратно, но не так уж сложно и критично. А вот когда пытаешься своей энергией вертеть внутри другого мага… Тут ещё на этапе передачи ощущения так себе могут быть. Не очень приятно, когда из тебя что-то выходит в местах для этого не особо-то и предназначенных. Хотя с Есенией Арсений дискомфорта почти не ощущал… Но дело даже не в этом. Фамильярам вертеть своей энергией внутри мага полегче, конечно, но всё равно требует концентрации и сил. А у Есении с ними не так давно капитальные проблемы были.

— От той капли, что я в тебя влила, не умру. — Есения недовольно вздыхает и медленно убирает от Арсения руки. — К тому же, ничем я не управляла, это всё ты сам.