— Берёшь? — Матёрый безучастно рассматривает Птахова, который нервно сглатывает, прекрасно понимая, что происходящее здесь тянет на пожизненное лишение силы и заключение в самой тёмной камере.

— Сначала пусть покажет животную суть. — Птахов качает головой, подходя вплотную к клетке.

Чтобы разглядеть пленницу, приходится сесть на корточки. Состояние фамильярши явно оставляло желать лучшего. Одежда словно с помойки, тёмные волосы, похожие на мочалку, лицо сероватое, глаза еле-еле голубые… Нашли, конечно, то, что нужно. Но что-то внутри неприятно свербит, прося не делать задуманного, а сообщить Судьям о таком ужасе.

— Деньги вперёд. — Матёрый качает головой. — Мы не нанимались по лесу за ней скакать.

— Я так-то тоже… — Птахов недовольно бубнит себе под нос и достаёт из кармана пачку денег. — Половина. Остальное отдам, если подойдёт.

Матёрого, судя по его кивку на влажную землю, укрытую иголочками, такой вариант устроил. Птахов кидает пачку в указанное место и разворачивается, чтобы подобрать ключи, которые кинул водитель. Способ обмена не идеален и кажется весьма тупым, но энергетических следов таким образом остаётся намного меньше. Плюс всегда есть шанс отмазаться, сказав, что просто нашёл деньги и ключи посреди леса.

Открыв клетку, Птахов делает шаг назад, позволяя фамильярше выйти. Выпрямляется она не без труда, но героически молчит, видимо, смирившись со своей судьбой, что весьма радует. Браслеты с рук и ног Птахов снимает сразу, оставляя только ошейник, и прикрывает на секунду глаза, проводя рукой над плечом фамильярши. Ожидаемо никаких отметок там не вспыхивает. Фамильярша совсем ничейная.

— Сейчас я сниму ошейник, и ты покажешь свою животную суть. Ясно? — Птахов, дождавшись слабого кивка от фамильярши, тянется к карману и достаёт оттуда пистолет. — Рискнёшь дёргаться — мало не покажется.

Квартира Петра Алексеевича. Утро.

— Доброе утро, Арсений. — Кира с тёплой улыбкой приветствует его, когда он появляется на кухне. — Садись завтракать. Как Есения? Ещё спит?

Пётр Алексеевич обходится ленивым взмахом руки и кивком в сторону свободного стула за столом. Всё его внимание в телефоне, рядом стоит наполовину выпитый кофе и лежит амулет Есении. Кира уже вовсю суетится у плиты, накладывая кашу в тарелку и заодно заваривая кофе.

— Спит. — Арсений садится за стол и с благодарной улыбкой кивает, когда перед ним появляется тарелка. — Она это… Человеком стала.

— О как. — Пётр Алексеевич на секунду отрывается от телефона, а затем вновь возвращает всё внимание туда, что-то агрессивно печатая. — Хватило значит силы. Или ты её там любезно помирать оставил?

— Пётр Алексеевич! — Арсений с деланным возмущением хмурится.

— Ну вот, настрой боевой, прекрасно. — Пётр Алексеевич морщится, блокируя телефон, и откладывает его на стол. — Завтракай и поедем в офис.

— Зачем? — Арсений замирает, так и не донеся ложку до рта.

— Действительно, зачем люди на работу ездят? — Пётр Алексеевич качает головой, отпивая кофе. — Кир, а может, правда, ну её эту работу? Помнишь Димку с Семёном? Ребятки, которые по деревням катаются и всякую мелкую пакость истребляют? Вон с ними поедем домовых гонять.

— Это тоже работа, Петь. — Кира, лучезарно улыбаясь, взлохмачивает мужу волосы под его недовольные ворчания.

— Утра.

Арсений чудом успевает поймать на ложку кашу, которая решила вывалиться из приоткрытого в изумлении рта. В дверном проёме замерла Есения. Заспанная, с гнездом на голове, висящей футболкой на худых плечах и трениках, которые держались только на силе завязок. Возможно, Арсений просто где-то успел головой приложиться, но даже в абсолютно домашней, совершенно непримечательной одежде и с непонятно чем на голове Есения выглядела шикарно.

— Добрейшего. — Пётр Алексеевич, пригладив волосы, разворачивается к Есении. — Вижу оклемалась.

— Вполне. — Есения не сводила глаз с Арсения.

Спокойный, ничего не излучающий взгляд пробирал до мурашек. Есения не изучала, не пыталась что-то донести взглядом, не осуждала. Она просто смотрела. Арсению даже не по себе стало. Вдруг Есения и в человеческом виде умела телепатически общаться, а Арсений опять не слышал? Или накосячил где…

— Благодарю, Арсений. — Есения на секунду прикрывает глаза, склоняя голову в уважительном поклоне.

— Это… — Арсений неуверенно переводит взгляд на Петра Алексеевича. — Мой долг?

— Времена, когда фамильяры ценились настолько, что маги считали за честь иметь собственного, давно прошли. — Есения качает головой. — К счастью, прошли и времена, когда фамильяров считали дойными коровами. Мы равны, Арсений. — Она поворачивается к главе Света. — Благодарю, Пётр Алексеевич. Моей жизни больше ничего не угрожает. С дальнейшим восстановлением сил проблем не возникнет.

— Если ты удумала прощаться… — Кира грозно смотрит на Есению, ставя ещё одну тарелку на стол. — Передумай.

— Она просто по лесам не набегалась, видимо. — Пётр Алексеевич откидывается на спинку стула. — Расскажи нам, Есения, сколько времени займёт восстановление сил в полевых условиях? И не просто в полевых, а ещё в условиях бегства, невозможности полноценно отдохнуть, поесть, помыться, с силами, на которые стоит лишь чихнуть, и ты опять провалишься в предсмертное состояние.

— Семьдесят восемь лет.

Арсений давится кашей, чуть не выплёвывая её прямо на Есению, которая села напротив. Тернитасов, конечно, не сильно в курсе, как там у высших магов и фамильяров происходит восстановление сил, и сколько им в целом нужно для полного восстановления, но цифра, названная Есенией, выходит за любые грани разумного. Арсению не доводилось сливать свои запасы до нуля, зато Серёжа рассказывал, что он свои силы ради эксперимента практически обнулил. Восстановился примерно за неделю с небольшой помощью фамильяров. И даже если их убрать из этой схемы, то восполнить силы смог бы где-то за пару недель. А Серёжа третьего ранга. В мыслях Арсения самому — важный палец вверх — Петру Алексеевичу потребовался бы год, максимум полтора. Но семьдесят восемь…

— Это при условиях, что я никуда за это время не вляпаюсь. — Есения криво улыбается и берёт ложку.

— Недооцениваешь, Арсений. — Пётр Алексеевич качает головой. — А ты, Есения, никуда не пойдёшь.

— Остановите? — Есения с вызовом вскидывает брови.

— Если бы ты действительно хотела уйти, то не сидела бы сейчас здесь.

— Пусть будет по-вашему. — Есения усмехается, набирая кашу. — Арсения хотя бы оставите? Или мне, как пленнице, не положено?

Главный офис Стражей Тьмы. Рабочее утро. Кабинет Князева.

— Это что? — Влад без какого-либо интереса скользит взглядом по фамильярше, закованной в ошейник.

— Фамильярша, Владислав Владимирович. — Птахов сжимает в ладони цепь, которая тянется от ошейника. — Та, которую вы просили найти.

— Прям та самая?

Влад изображает на лице удивление, внутри умирая от скуки. Птахов — плоский. Типичный Тёмный. Алчный, подлый, скользкий. Внешне пытается казаться крутым, а внутри пустышка. Он даже вот это вот всё творит не ради душевного удовольствия, а потому что так надо. И фамильяршу эту притащил не из искреннего желания остаться на своём месте, а лишь для того, чтобы его по головке погладили, да потому, что надо не дать коллеге вырасти.

— Да. — Птахов кивает и расстёгивает ошейник. — Позвольте показать?

Влад лениво машет рукой, разрешая этот спектакль. Вот Куликов у Светлых хорош. От души делает. За Тернитасовым вон примчался не из-за того, что так положено Свету, а потому, что самому будет хорошо и спокойно, если коллеги окажутся в безопасности. Жаль, не удалось когда-то забрать себе. Зато есть Орехов. Слабее Птахова, конечно, но, возможно, удастся немного подтянуть. Возможно, даже силами притащенной фамильярши. Интересно, способен ли Орехов на незаконные ритуалы? Кодексом запрещено, конечно, но Птахов притащил совсем ничейную зверушку. Ни временной, ни постоянной регистрации. Никто и не узнает, что жила когда-то на свете такая фамильярша, если никто не проговорится.