Он умер? Вот так просто? После смерти люди оказываются посреди белоснежного чего-то? Арсений оглядывается, и белизна начинает обретать очертания. И заканчиваться. За белизной оказывается есть плитка, Кира и кран. Она тянется рукой к нему и внутри всё сжимается от неприятного предвкушения. Арсений в целом чувствует себя весьма странно, словно руки и ноги не на месте, да ещё и сзади что-то увесистое ощущается, чем он может управлять. Пахнет железом, грязью, мылом, химическими отдушками, чем-то домашним, детьми, другим животным, хлоркой и слегка канализацией из слива. И слышит Арсений слишком много. Слишком. Где-то едят, где-то сопят, очень много разговаривают, вне дома ездят машины, шумит ветер, вода бежит по трубам… И голоса. Арсений слышит столько голосов, что хочется заткнуть уши, но никак.
Шум воды заставляет вздрогнуть. Арсению хочется сжаться в комочек, а лучше сбежать отсюда куда подальше, ведь вода — мокрая. От одних только мыслей о ней становится тошно, а от вида, как Кира непринуждённо подставляет руку под струи, настраивая температуру, и вовсе хочется скривиться, но мимика крайне ограничена и получается только слегка сморщить нос. Тёплая вода касается шерсти и доходит до кожи. В местах соприкосновения даже приятно, но в остальном — мокро. Кира кладёт лейку и Арсению хочется ругаться. Шерсть тяжёлым комом тянет вниз, а сверху по ней ещё и размазывают что-то, активно взбивая пену. Лапы немного саднят и внутри погано ощущается отсутствие какого-либо движения силы. Но это такие мелочи по сравнению с тем, что сверху опять льётся неприятная мокрость, окутывая всё тело. Стекает каплями, оставляя за собой влажные и холодные дорожки, прибивает к коже шерсть, и вновь стекает. Отчаянно хочется встряхнуться, чтобы ничего не прилипало, но сверху ложится полотенце и женские руки аккуратно вытирают воду.
Арсений не в восторге от прикосновений, но у Киры это получается с какой-то лёгкой осторожной ненавязчивостью. А тело помнит грубые руки, помнит запах пота, подвала, помнит, как тяжело было без еды и воды… Громкий звук заставляет вздрогнуть, а тёплый поток воздуха сдувает неприятные воспоминания и мокрую воду. Мягкая расчёска даже приятно проходится по шерсти, приподнимая её с кожи и возвращая обратно уже сухую…
— Вот, что неприятно. — Есения мягко отстраняется от лица Арсения и слезает с него, пристраиваясь рядом. — А то всё лужи, ветер, опасно… Тело заживёт. Я кошка, а не безрассудное создание. И раз уж полезла в окно, то рассчитала все риски. И слезть по стене было явно менее травмоопасно, чем прорываться сквозь нежданных гостей, тем более их было намного больше, чем они показали. К тому же, обнаружить место обитания самого сильного мага Московии не так уж и сложно. Оттуда энергией несёт…
Есения тормозит, чувствуя что-то неладное. Что-то поменялось. И Арсений притих… Есения поворачивается и ментально хмурится, смотря на крайне озадаченное, но при этом бесконечно счастливое лицо Арсения, который как лежал, так и лежит, боясь даже вздохнуть, не то что пошевелиться. И бесконечный поток самобичевания как-то резко затух…
— Вряд ли тебя настолько впечатлили водные процедуры. — Есения слегка наклоняет голову.
— Говоришь… — Арсений медленно отрывает голову от дивана и переворачивается на бок, садясь.
— Скорее наконец-то слышишь. — Есения садится, обвивая себя хвостом. — Речь теперь фильтровать…
Есении хочется саму себя отругать за то, что сразу не додумалась коснуться Арсения своими силами. Это же до ужаса банально. Покажи магу картинку через прямой физический контакт, и вуаля! Никакие внутренние стены не выстоят перед таким обменом энергии. Даже секундное нахождение сознания мага в теле фамильяра даёт нехилый такой толчок для развития и укрепления связи между ними. И взаимопонимания. Не все, конечно, способны подвинуть себя, чтобы освободить место магу. Но Есения не все. Да и Арсений тоже. Кажется, способность тупить в весьма неподходящие моменты, у них тоже общая…
— Голос такой красивый. — Арсений садится поудобнее и крайне смущённо протягивает к Есении руку, на кончиках пальцев которой переливается энергия. — Можно?
— Нужно… — Есения переступает лапами, внимательно следя за рукой Арсения.
У него в голове — ужас, помноженный на кошмар. Чтение мыслей и так не очень похоже на беззаботную прогулку по парку, а уж когда они не направлены или не оформлены и просто плывут по течению, то все попытки вытащить хоть что-то стоящее начинают быть похожими на детскую комнату с её вечным бардаком, в котором ну очень нужно найти скрепку. Арсений напуган. Арсений радуется. Арсений смущается. Арсений ужасно уставший. Арсений переживает. Арсений хочет быть хоть чем-то полезен. У него в голове миллион вопросов, которые, к счастью, не озвучивает. И он не знает, как лучше пристроить свою руку. Хочет погладить, но боится схлопотать за чрезмерную инициативу. Ох, Арсений… Помнил бы ты…
— Просто ложись. — Есения дёргает хвостом из-за лавины Арсеньевых эмоций, которые почти сносят всё вокруг.
Арсений — сильный. Только вот с управлением собой же испытывает явные проблемы. Он даже не чувствует тот всплеск энергии, что сам только что сотворил. Думает, что прекрасно совладает с эмоциями, и всё пробежавшее внутри, осталось незамеченным. Ну-ну…
— Спать давно пора. — Есения вздыхает. — И мне, и тебе. Я вообще кошка. Мне положено отдыхать восемнадцать часов, а я ношусь туда-сюда. И да, спать мы будем вместе. На одном диване. — Есения ложится, с удовольствием растягиваясь на половине дивана. — Если хочешь, то можешь, конечно, как в тот раз на полу. Но на диване всё же удобнее.
Арсений, явно смущаясь, медленно и неуклюже ложится на самый краешек, чтобы не тревожить, и Есения устало прикрывает глаза. Быть кошкой — то ещё удовольствие. Особенно, когда ты не просто кошка. У Арсения вопросов в голове — больше, чем на небе звёзд. Удивительно, как до сих пор не вывалил всё…
— Руку можешь положить на меня. — Есения наблюдает за Арсеньевскими попытками устроиться рядом. — Одеялом не накрывать. Не гладить. Близко не придвигаться.
Арсений кивает, сильно нервничая, и всё же устраивается рядом на боку. По его пальцам бегает энергия, вспыхивает, тонкими ниточками тянется в пространство, желая захватить его. Того и гляди что-то взорвётся. Есении такого не надо. Арсений сейчас как самая нестабильная частица во вселенной. Колеблется, не зная, куда себя деть. И если сейчас начать принимать от него энергию, то и сам начнёшь колебаться. Или с ума сойдёшь от бесконечного потока вопросов…
— Глаза закрывай. — Есения вздрагивает, когда Арсений касается её своей рукой и направляет энергию. Он, разумеется, не специально, но сила словно миллионом иголок вонзается под кожу и толчками начинает распространяться по телу. — И слушай. Предельно внимательно, если хочешь получить ответы на все те вопросы, которые крутятся в твоей голове.
Арсений всё ещё молча вздыхает и закрывает глаза. Сила немного успокаивается, но всё равно не течёт, а дёргается.
— Давным-давно, когда по миру уже не разгуливали динозавры, но люди ещё не появились, жили-были волшебные существа. — Есения прикрывает глаза и начинает еле слышно помурлыкивать, успокаивая беспокойного Арсения. — Они свободно разгуливали по миру, который восставал из пепла, напитывались энергией, которой в то время было в избытке, общались сразу на всех языках и потихоньку творили новый мир. Но больше всего тем существам нравился остров Буян. Яркий, тёплый, с миллионом цветом. А в центре того острова стоял огромный дуб. Символ мудрости, мощи, выносливости. И облюбовало тот дуб существо, которое чем-то было похоже на современных котов. Жило себе не тужило, сказки рассказывало, русалку от водяного прикрывало, лешего подговаривало бабу Ягу на прогулку пригласить. В общем, жили не тужили.
А на Большой Земле в тот момент жизнь старалась устаканиться, очухнувшись после падения астероидов на динозавров. Говорят, полыхало тогда знатно. Горело, искрило, пламя охватывало всё живое, выбрасывая в атмосферу невероятное количество энергии, которая бурлила, перелетала и собиралась в кучки, обретая форму и присасываясь обратно к остаткам живого. Так и появились сначала волшебные существа, а затем и маги. Эволюция — вещь странная, но вполне реальная. Просто информация у людей слегка искажена.