— Владислав Владимирович. — Арина всё же рискует подать голос из своего угла.
— Ты же понимаешь, что дёргать меня сейчас по пустякам травмоопасно? — Влад даже не пытается открыть глаза, продолжая копаться в подпространстве в поисках ответа.
— Конечно. — Арина сжимается ещё сильнее. — Тернитасов силу от фамильяров не принимает, Владислав Владимирович. Особенность какая-то. Не задерживается в нём ничего.
— Откуда знаешь? — Влад хмурится, не открывая глаза.
— Шило. Фамильяр. У них поваром работает. — Арина продолжает, не поднимая глаз. — Слышал ночью разговор двух Светлых. Лекарь и боевой, кажется. Но они точно хорошо знакомы с Тернитасовым, и говорили про то, что он к чужой силе не восприимчив. Как и зверушка, что им под ноги свалилась. А ещё ведьму обсуждали, которая от них сбежала. Твердила им эслихиту на допросе.
— Эс ликхитум…
Влад с хищной улыбкой на губах распахивает глаза. Есения у них. Сдаёт Волевой. Ох, как сдаёт. Прикрыть Тернитасовым такую кошку… Наивный. Есения глазом не моргнёт, вырезая одного за другим этих Светленьких, когда в них отпадёт надобность. Наверняка ведь даже не подумали о том, чтобы её приковать всем, чем только можно и засунуть поглубже в подвалы. Верят убийце. Думают, что в состоянии обратить её к Свету. Смешно…
Есения — идеальная убийца. Сильная. Хладнокровная. Одиночка. Ей абсолютно никто не нужен, и в этом её главное преимущество. Даже Тёмные не идеальны и подвержены бесполезной привязанности, которая в решающий момент может стоить жизни. Есения же как камень, который даже на глубине всё равно остаётся суше воды. Она, вероятнее всего, старше Волевого, который разменял уже не одну сотню лет. Повидала всякого, пережила многих, избавилась от кучи магов, сбегала слишком много раз, и Волевой всерьёз хочет её спрятать? Светлые, конечно, те ещё идиоты, но это уже слишком.
Неужели он не понимает, что ввязываясь в эту игру, заранее проигрывает? Сколько своих он собирается положить, прежде чем сдаться? Или надеется обойтись малой кровью? Влад качает головой, усмехаясь отчаянию Света. С каждым годом к ним примыкает всё меньше магов. Никому не нужно это мнимое благородство и жизнь в угоду всем, кроме себя. Даже обычные люди всё чаще стали выбирать себя. И как бы Волевой ни пытался держать лицо, внутри у него рушится карточный домик. Умирают надежды, подыхают мечты. Он бьётся в агонии, стараясь создать хотя бы видимость силы. Принимает наиглупейшие решения, в попытках продемонстрировать уверенность. Безжалостно уничтожает людей и их потенциал, не желая признавать, что они — не Свет.
Тернитасов ведь не просто так силу не принимает. Явление редкое, как четвёртая группа крови, но не уникальное. И как с кровью, Тернитасову не любая сила подойдёт. Это же очевидно! Он обычный маг. Без сверхспособностей, без сильного потенциала, без возможностей существенно повлиять на перевес сил. Средний. Стандартный. Такой же, как и миллионы. Просто он не Свет. Он Тьма. И силы ему нужны не от Света, а от Тьмы. Тогда и усваиваться будет. А Волевой как последний дурак пытается впихнуть в него что-то не усваиваемое. Хотя возможно, что он уже понял, поэтому и подставляет Тернитасова под обстрел. Не жалеет, не щадит. Подумаешь, Тёмные его в подвалах подержат, да на допросах достанут. Его же в любой момент можно будет вытащить, вновь отвлекая внимание. А затем снова кинуть под ноги, как кость голодной собаке…
— Светлые. — Влад с презрением фыркает, откидываясь на спинку стула, и стучит ладонью по коленке, подзывая к себе Арину.
Квартира Петра Алексеевича. Спать давным-давно пора, а они всё не спят.
— Я зайду? — Арсений скромно заглядывает в комнату, которую выделила им Кира.
Кошка, развалившись на застеленном диване, лениво поднимает голову, тяжело вздыхает и укладывает её обратно, слегка прикрывая глаза. Судя по обстановке, это домашний кабинет Петра Алексеевича. Стеллажи с книгами вдоль двух стен, старый деревянный стол возле окна, в неприметном углу стоит небольшой диванчик, который сейчас был разложен и застелен светлым постельным бельём, на полу ковёр с советскими узорами, одинокий торшер возле стола, всё выполнено в спокойной светло-бежевой гамме, и только ярко-зелёный стул на колёсиках выделялся. Такой яркий и чужой в этом спокойствии, что даже Есения не так сильно перетягивала на себя внимание.
Расценив отсутствие какой-либо агрессии от кошки как разрешение зайти, Арсений неуклюже протискивается в комнату и прикрывает за собой дверь. Слегка влажное полотенце он вешает на стул, чтобы хоть как-то приглушить это безобразие, и осторожно присаживается на краешек дивана. Судя по всему, Кира решила не заморачиваться с отдельными спальными местами. Арсению в целом всё равно, где и как спать. Он и на столе в офисе часто прекрасно досыпал, пока вокруг шумели коллеги. А вот Есения не факт, что захочет с ним делить спальное место. У неё вообще спрашивали? Или поставили перед фактом?
— Мне Кира рассказала, что ты из окна вылезла… — Арсений вздыхает, смотря на ковровый узор. — Прости, что… Ну… пришлось рисковать из-за меня. Если бы я знал…
Арсений чувствует за спиной шевеление, но отрываться от созерцания ковра не собирается. Он виноват. Каждой клеточкой тела виноват. Пошёл открывать, хотя мог потянуть время и что-то придумать. Мог сам додуматься осторожно спустить Есению вниз через окно. Связать простыни между собой или найти верёвку. А если бы учился нормально, то мог бы магией спокойно спустить. Да хоть что-то мог сделать, а не просто попросить сидеть тихо. Посмотреть, в конце концов, кто пришёл и с каким намерением, Петра Алексеевича предупредить…
Узоры перед глазами Арсения закрываются чёрной мглой. А потом на него слишком внимательно начинают смотреть два голубых огонька. Тех самых. Ярких, горящих, за которыми целый мир спрятался. Арсений не хочет, но смотрит не отрываясь. Он, вероятно, никогда себя не простит за то, что Есении пришлось рисковать своей жизнью ради жизни, как бы это не звучало. С седьмого этажа прямиком в пропасть. Рискуя сломать себе вообще всё. А потом по сырым дорогам в неизвестность. Без сил, без указателей, опираясь исключительно на нюх. А она ведь не просто дворовая кошка, которых на улице столько, что уже не особо замечают. Она огромная. У неё от носа до кончика хвоста больше метра. Многие собаки рядом с ней начинают комплексовать из-за своих размеров. Пройти незамеченной — та ещё задача. А она шла. Несмотря на то, что Тёмные на ушах стоят. Несмотря на то, что возле дома пасутся. Несмотря на сырость, холод, опасность и неизвестность…
Арсений сглатывает, прикрывая глаза. Подробный путь Кира, разумеется, не описала. Сказала лишь, что от его дома до них Есения дошла сама и в дверь почти постучалась. Дотянулась лапами до ручки и дёргала её, пока не открыли. А дальше Костин с Машей, которая забрала детей к себе, Пётр Алексеевич, раздумья над вызволением его из подвалов, потому что Есении это было важно, Серёжа со спасительным браслетом… А Арсений… Арсений не сделал ничего. Подставил Есению, впал в панику в подвалах, прокололся на допросе, в нюню превратился при Петре Алексеевиче…
— Ты чего…
Арсений замечает недобрый блеск в глазах Есении и то, как она поднимается, а в следующую секунду Арсений оказывается лежащим на спине на диване с кошкой на себе, которая касается когтями груди. Не впивается с силой, но явно предупреждает, что одно движение, Тернитасов, и ты не жилец. Арсений вновь сглатывает и скашивает глаза на огромные лапы. Есения увесистая, но тяжёлой её назвать нельзя. Мощи в ней явно больше веса. Обречённо прикрыв глаза, Арсений выдыхает, готовясь-таки проститься с жизнью. Ну а что? Есения так-то права. Помытую добычу убивать приятнее, наверное. Да и заслужил Арсений. Жаль только, что в квартире Петра Алексеевича всё произойдёт.
Арсений ждёт секунду, ждёт две. Успевает даже подумать над тем, куда будет бить Есения. А потом он чувствует странное прикосновение к лицу, какое-то перетаптывание на теле, и лба касается что-то пушистое, местами щекотное и ужасно горячее. Арсений хочет распахнуть глаза и посмотреть на то, что происходит, но видит перед собой что-то белое.
