— Да. — Арсений тоже кивает. — И я не всесильный, не Бог, не бессмертный… Меня здесь в принципе не должно было быть… В таком виде.

— Но ты есть.

— Есть. — Арсений вновь кивает и отходит от окна. — И я не знаю, что с этим делать, Есь… — Он задумчиво вздыхает. — Думал, моя миссия привести мир в порядок. Уравнять магов, энергии… В этом мире такое называют ответственностью за причинённое действие. Наша энергия, пролетая мимо, разлилась на планету и сделала её другой. Не равной. И мне казалось, что я должен проследить за этим всем, проконтролировать. Убедиться, что не уничтожим, а наоборот усилим... Но я не могу взять магов и сделать равными. Как бы ни хотел… А все почему-то твердят обратное. Пока ты спала, я прошёлся по острову, помог Ёкки избушку на место поставить и подлатать её, поговорил с местными… Знаешь, что они говорят? Что я и так привёл Большую Землю в порядок. А я ведь кроме смерти ничего не принёс магам. Да, после того как они нас якобы прокляли, там установилось какое-никакое равенство. Так сильно больше не конфликтовали, научились жить более-менее мирно, приняли правила, за которыми строго следили Судьи… Но ведь это не моя заслуга. Это последствия множества ошибок. Последствия экспериментов, которые несли боль и разрушения. Тебя вон обрёк на бесконечные страдания… И все теперь думают, что я собираюсь доломать их мир. И… Они ведь правы, Есь. И правильно делают, что боятся. Правильно хотят избавиться…

Если бы Арсений не приглушил ей всё внутри, то Есения уже высказалась бы. В красках и крайне эмоционально. Не может быть правильным желание избавиться от того, кто поставил этот мир на ноги и не дал ему умереть ещё в зародыше. Есения доедает картошку, чувствуя, как силы начинают приливать. И дело не только в том, что здесь всё пропитано энергией. Арсений своими руками сотворил мощный допинг, вкладывая в каждое действие всю свою любовь и заботу.

— Я хочу гулять. — Есения отставляет поднос на кровать и поднимается на ноги, быстро споласкивая руки, собрав воду из окружающего пространства. Умывальники здесь тоже не уважали.

Арсений удивлённо вскидывает брови и кивает, выходя из комнаты. А Есения вновь чихает, волнуя энергию, и фыркает на встрепенувшиеся шарики энергий. Кажется, на Буян у неё аллергия. Или на изобилие сушёных трав. Хотя детство у Ёкки обошлось без постоянных чиханий… А может, это дом Лешего так влияет. Есении здесь тесно, неуютно, некомфортно. Настолько, что даже рядом с Арсением здесь тошно и хочется сбежать. Совершенно по-глупому, максимально быстро и, желательно, подальше.

— Они не правы, Арсений. — Есения выходит на улицу и с нескрываемым удовольствием вдыхает ночную прохладу. — Они напуганные недоразвитые дикари.

Есения оглядывается, замечая вдалеке Лешего, который размеренно ступает по протоптанным тропинкам, а рядом семенят его помощники. В том же темпе и по тому же маршруту, как и тогда. Оглядывается абсолютно так же, осматривает деревья, вглядывается в траву… Гамаюн — птица с человеческим лицом — пролетает над деревьями, напевая всё ту же песню, что и всегда. По идее она должна знать и прошлое, и будущее, но никогда и никому ничего не рассказывала. Лишь летала, смотря на всех свысока. И сейчас летает. Если замереть, то можно услышать, как плещется русалка в своём небольшом пруду, укладываясь спать. Хвостом в воде, туловищем на траве. Абсолютно так же, как и тогда. Кажется, что можно даже полёт насекомых предугадать. Закаты и восходы здесь всегда проходили в одно и то же время. Действия бесконечно повторялись…

Чуть качнувшись, Есения начинает идти по дорожке, которая не стала ни шире, ни уже. Здесь идеальное место, если так подумать. Предсказуемое, стабильное, без каких-либо сюрпризов. Можно вообще не напрягаться и жить в своё удовольствие, не думая вообще ни о чём. Кажется, Есения несколько тысячелетий мечтала именно об этом. Почему же тогда так тошно видеть знакомую и безопасную картинку…

— Грубо. — Арсений качает головой, следуя за Есенией.

— Ну… — Есения ненадолго тормозит посреди дорожки и идёт дальше. — Правда не цветочки. А ты не хочешь доламывать мир. А я…

Есения останавливается возле своего дуба, пытаясь осознать, чего именно ей хочется, и запрокидывает голову, рассматривая светящуюся крону и яркие звёзды над ней. Хоть что-то на этом острове не тошнотворно такое же, а родное и ценное. Даже скромный домик, больше похожий на кривой шалаш на ветках, вызывал улыбку, а не округлившиеся глаза и «почему всё так же». Дуб всегда был чем-то не совсем таким на этом острове, как и сама Есения. И сейчас, смотря на его крону, она понимает, что когда-то выбрала его именно поэтому. Такое же чужое на родной земле. Завезённое. Есения хмурится, чувствуя, как Арсений мягко проводит рукой по её спине. Дуб — не местный, как и Есения. Его Арсений сюда привёз с Большой Земли и посадил. Потому что это было чуть ли не единственное дерево, которое выросло на полянке единой энергии, где когда-то играла Есения в ожидании своего мага.

— Мне всегда нравились деревья-светяшки. — Есения отлипает от созерцания дуба и оглядывается вокруг. Абсолютно все деревья светятся, создавая по всему острову уютный полумрак. Достаточно светлый, чтобы не спотыкаться и не теряться в темноте, но не яркий и не бьющий по глазам, как фонари на Большой Земле.

— Это биолюминесценция. — Арсений улыбается, подходя вплотную, и прижимается, обнимая за плечи. — Мне всегда нравились светящиеся волны от планктонов, а с фонарями, сама понимаешь, тогда были некоторые проблемы, ибо их не существовало ещё, и я придумал, как внедрить планктон в деревья, чтобы и ночью можно было видеть свет.

— Гениально. — Есения заворожённо смотрит на первозданную красоту. — Ты не хочешь уничтожать мир. А я… — Есения замирает на секунду, кристально ясно понимая, чего именно ей так хочется. Ужасно странного, максимально нелогичного и весьма неожиданного даже для самой себя. — Я хочу домой, Арсений. — Есения разворачивается к нему и заглядывает в глаза, которые переливаются нежным светом.

— Так… — Арсений хмурится, непонимающе оглядываясь. — Ты дома.

— Нет. — Есения качает головой. — Я не местная, Арс. Здесь хорошо, спокойно, безопасно, но… Даже не ёкает, понимаешь? Всё абсолютно такое же, но чужое. Не моё. Будто… Ну не время сейчас для спокойной и однообразной жизни. Они ведь тут тысячелетиями делают одно и то же. А я вышла на пять минут, и мне уже тошно. Как представлю, что всю оставшуюся почти вечность буду ходить туда-сюда и ничего не делать… Уж лучше к недоразвитым дикарям.

— Я, кажется, переборщил, да? — Арсений кладёт руку на плечо Есении и ослабляет всё наложенное. — Нас там немножечко убить хотят.

— Аргумент. — Есения морщится, понимая, что сон практически не помог от усталости и нервного истощения. Зато восторг от понимания того, что Арсений рядом, в сознании, с полными силами, начинает затапливать всё тело тёплыми волнами, и, несмотря на усталость и обессиленность, хочется прыгать от восторга и на всякий случай ещё пару раз себя ущипнуть. — Но я всё равно здесь со скуки помру через пару месяцев.

— Можем устроить здесь прогресс. — Арсений жмёт плечами. — Увеличить остров, создать новых существ…

— Ну уж нет. — Есения фыркает, качая головой. Прыгать и радоваться хочется, но сил хватает только на то, чтобы удерживать себя в вертикальном положении. Удивительно, что Арсений ничего не говорит и не тащит отлёживаться, а спокойно стоит рядом и мягко поддерживает своей энергией. — С Буяном ты закончил. Пойдём Большую Землю кошмарить.

— Я сейчас до конца всё сниму. — Арсений выпрямляется, становясь серьёзнее и ещё более грозным, мощным и могучим. — Ты их своей полудохлостью решила закошмарить? Или в помри или умри поиграть? Есь, ты стоишь еле-еле! Какая тебе Большая Земля? Мало того, что тебе физически нужно восстановиться, так ещё и мышление пострадало. Да, я могу это всё подлатать и вернуть как было, но это будет лишь заплаткой, пластырем, под которым должно всё зажить. А если со мной что-то случится на Большой Земле? Вряд ли нас там будут ждать с цветочками. И хоть я и живучий, но есть слишком много ситуаций, в которых не смогу поддерживать твоё состояние. А без этого будет крайне плохо, поверь. Ты вообще сейчас лежать должна и сил набираться после такого погружения, а не ходить и деревья рассматривать!