Чьи-то руки грубо отдирают её от Арсения и пытаются оттащить подальше, на улицу, наплевав на сопротивление. За спиной что-то кричат, пытаются сказать, вздыхают, но Есения не слышит. И не видит перед собой ничего и никого, кроме своего мага, которого нужно вытащить. Сейчас. Немедленно. Любой ценой. Пальцами она вцепляется в Арсеньеву кофту и отчаянно выворачивается из чьей-то хватки. Не отстанут. Уведут от Арсения. Заберут его. Не дадут ничего сделать. Опять. Снова. Глубоко вдохнув, Есения всё же отпускает кофту и позволяет немного себя оттащить. Но исключительно для того, чтобы не задеть ничем Арсения при превращении в кошку. На остальных Есении плевать. Кругом одни враги. Всегда так было. Ещё буквально пара сантиметров, и она окончательно выпустит из себя животную суть, разрывая когтями всех, кто посмел помешать. А потом вернётся к Арсению и вытащит. Обязательно вытащит. Любой ценой.

— Есения!

Звонкая пощёчина обжигает кожу и отвлекает, не давая перекинуться и растерзать всех мешающих в клочья. Схватив ртом воздух, Есения с трудом фокусируется на двух тёмных глазах перед собой, чувствуя, как пульсируют пальцы из-за так и не появившихся когтей. Она жадно вдыхает, плавая где-то на грани. Звериная суть проникает в каждую клеточку тела, обостряет зрение, даёт почувствовать себя более ловкой и мобильной, в нос ударяет стойкий аромат трав, пыли, чего-то влажно-солёного, пота, земли…

— Приди в себя! — Чьи-то руки с силой встряхивают её за плечи. — Ты жива! В сознании! Значит, и Арсений жив тоже!

Есения с трудом выдыхает, тормозя свою животную суть. Глаза напротив не желают зла. Несколько мучительных секунд на осознание, и она наконец различает перед собой Ёкки, а за ним обеспокоенных Буяновских существ, которые вообще не ожидали гостей. И, тем более, не ожидали увидеть перед собой такую картину. Перепуганные, не знающие, за что хвататься, готовые то ли бежать, то ли атаковать в ответ. Медленно вдыхая, Есения втягивает обратно животную суть и сглатывает, загнанно смотря на всех присутствующих. Птицы с человеческими лицами, люди-деревья, водяные существа, практически невидимые воздушные духи, огромные ящеры…

Буян.

Дом.

Они смогли добраться до безопасного островка среди враждебного мира. Долетели. Оставили проклятых магов где-то позади, и кажется, что всё, можно выдыхать, но что-то как-то не выдыхается, а тело начинает потихоньку потряхивать, затапливая всем тем, что временно уходило на задний план.

— Тише. — Ёкки прижимает её к себе, быстро подавая сигнал рукой кому-то за своей спиной. — Мы его вытащим. Всё в порядке будет. Сама посмотри, дышит твой Арсений. Вернём его. Будете и дальше вместе магов кошмарить и мир в порядок приводить. Нас много, что-нибудь придумаем. — Он утешающе ведёт рукой по спине. — Уносите.

— Нет!

Есения, прекрасно понимая, что собирается сделать Ёкки, моментально вырывается из его объятий и подскакивает на ноги, вставая возле двери, чтобы преградить путь Горынычу и Лешему, которые уже уложили Арсения на подобие носилок, состоящих из двух толстых веток и кожи, растянутой между ними. За спиной вновь слышны охи и вздохи, какое-то шебуршание, но Есении плевать. Она никому больше не даст разлучить её с Арсением.

— В этой развалине проводить осмотр — идиотизм. — Ёкки закатывает глаза, тоже поднимаясь на ноги и становясь напротив Есении. — Дай им отнести Арсения в нормальный дом, а мне отвести эту несчастную подальше от воды да в порядок её привести.

— Я пойду с ними. — Есения сурово смотрит на Ёкки, чувствуя, как существа, отскочившие в панике от избушки, вновь собираются в кучку, с любопытством пытаясь рассмотреть происходящее.

— Кто бы сомневался… — Ёкки качает головой, недовольно цокая, и уходит вглубь избушки, причитая себе под нос.

Есения кивает, разворачивается, хмуро оглядывая отступающих существ, и выходит на улицу, стараясь не подавать виду, что отчаянно хочется зажмуриться и ноги еле идут. Буян запомнился ей огромным местом. Тёплым, ласковым, светлым. А ещё ей запомнился огонь, пожирающий остров. Крики существ, лязг металла, энергетические взрывы. И огромные причудливые деревья, размеренно шелестящие своими листьями. Есения помнила речку, переливающуюся голубыми искорками, помнила гору, из которой эта самая речка брала своё начало. Помнила птиц, насекомых, тихие голоса местных жителей, которые никогда никуда не спешили…

Есения понимала, что её воспоминания скорее всего искажены детским любопытством и юношеским максимализмом. Понимала, что прогресс и изменения неизбежны, и была готова к тотальному разочарованию. К очередному чужому миру, к разрухе, к чему-то невероятно технологичному, ибо если уж Большая Земля с её вечными конфликтами шагнула настолько вперёд, то тут и подавно должно быть что-то, что обычно описывают в фантастических книгах. Левитирующие дома, например, полностью роботизированный остров, искусственная атмосфера…

Есения понимала, что может увидеть здесь что угодно, но совершенно не была готова к тому, что Буян всё ещё оставался абсолютно таким же Буяном. К счастью, без огня и криков, но… Такой же. За тысячи лет не изменилось вообще ничего. Есения, кажется, даже камень помнит, что лежит сейчас под ногами. Те же деревья, та же трава, те же щебечущие птицы и редкие насекомые, те же цветы, песок, камни, скалы… И существа — те же. Есения не увидела ни одного нового лица и мордочки. А прошлые оставались абсолютно такими же. Не изменившиеся, не постаревшие, в тех же одеждах, если у кого-то была потребность прикрыть тело. И за деревьями виднелись те же редкие деревянные домики, которые Ёкки заставил всех построить. А то спали где придётся, немногочисленные вещи хранили под деревьями или возле камней, питались просто срывая по дороге то, что растёт…

— Добро пожаловать домой, Кэс Эну. — Леший, усмехнувшись, проходит мимо неё, удерживая носилки вместе с Горынычем, а рядом, но не подходя близко, пробегают его помощники, чем-то напоминающие маленькие кустики.

Сглотнув, Есения начинает идти за ними следом. Она даже не может выдавить из себя просьбу быть осторожнее с Арсением. Мутит. То ли от нервов, то ли от не самого лёгкого полёта, то ли от внезапного возвращения в прошлое. Всё такое же. Трава колыхалась так же размеренно, деревья шумели одинаково, солнце подогревало ровно, светило так же мягко, ветерок дул в том же направлении. Даже следы от её когтей на ближайшем дереве всё ещё сохранились так хорошо, словно их вчера нанесли. И палка, которую Горыныч когда-то кидал в воображаемые мишени, лежала на том же месте, на котором они её оставили. Есения не могла её перепутать. С одного конца заточенная как копьё, а с другого половина ветки срезана вдоль и на стволе нацарапано солнышко Есеньевскими когтями…

— Мне тоже не по себе. — Горыныч, быстро взглянув на Есению, переступает через корень, который использовался в детстве как препятствие для прыжков.

Машинально кивнув, Есения тоже переступает через корень. Она без каких-либо проблем может обойти весь остров с закрытыми глазами и отключенными чувствами. Двадцать шагов после корня, слегка сместиться вправо, обойти дерево, ещё шагов пятьдесят и дойдут до домика Лешего. А если его обойти, то дальше будет мостик через реку, лесок и Есеньевский дуб. Если свернуть вправо после дуба, то там стояла избушка Ёкки. Если пойти прямо — гора Горыныча. Налево — обитель крылатых существ. Есению там особенно не любили по понятным причинам.

И домик Лешего стоял такой же. Есения в нём практически не бывала, ибо отхватывала от хозяина за порчу деревьев, а кустики постоянно её пугали, сначала заманчиво шурша, а потом выпрыгивая прямо на неё, но всё равно прекрасно помнила. Сложенный из брёвен, с небольшими окошками, у которых вместо стёкол слегка мерцало энергетическое поле, а чтобы открыть дверь, Леший каждый раз слегка приподнимал её, иначе она начинала скрипеть, беспокоя половину острова. Помня об этом, Есения берётся за ручку и осторожно открывает дверь, приподнимая, и отходит в сторону, придерживая её и пропуская Горыныча с Лешим внутрь. Этот домик меньше, чем у Ёкки, и им приходится медленно протискиваться, чтобы не потревожить Арсения.