— Бренда, почему вы подали иск против «Тайдалвейв»? — задал я последний вопрос.

— Потому что я считаю, что они ответственны за то, что Аарон Колтон стал убийцей, — сказала она. — А значит, я считаю, что «Тайдалвейв» ответственен за смерть моей дочери.

Я кивнул и зачеркнул вопрос в блокноте.

— У меня нет больше вопросов, Ваша честь, — сказал я.

Я рассчитывал, что Мейсоны воздержатся от перекрёстного допроса скорбящей матери. Но Митчелл сразу поднялся и подошёл к кафедре, как только я отошёл.

— Всего несколько вопросов, Ваша честь, — сказал он. — Миссис Рэндольф, примите мои соболезнования. Скажите, ваша дочь рассказывала ли вам, что Аарона Колтона отстранили от занятий, пока они ещё встречались?

Бренда перед ответом бросила быстрый взгляд на меня.

— Да, рассказывала, — сказала она.

— Она говорила, за что именно его отстранили? — спросил Мейсон.

— Она сказала, что была ссора. Аарона обвинили в списывании, и он толкнул учительницу перед всем классом, — ответила Бренда.

— Вы тогда беспокоились за безопасность вашей дочери? — спросил он.

Я мог бы возразить против формулировки, но смысла не было. Присяжные уже всё услышали.

— Нет, — сказала Бренда. — Я не видела, как это связано с Ребеккой или их отношениями.

— То есть вы не советовали ей разорвать отношения с ним после того, как он напал на учительницу? — уточнил Мейсон.

— Нет, не советовала, — сказала она.

— Сейчас вы об этом сожалеете? — спросил он.

— Я сожалею обо всём, мистер Мейсон, — сказала она. — Но если вы спрашиваете, думаю ли я, что всё сложилось бы иначе, если бы она тогда от него ушла, мой ответ таков: я этого никогда не узнаю. Как я могу знать? Это было до того, как «Рен» дала ему указания. Так что, возможно…

— Спасибо, миссис Рэндольф, вы ответили на вопрос, — перебил он. — Позвольте ещё спросить: когда детективы говорили с вами о ходе расследования, сообщали ли они, что рассматривают возможность того, что Аарон действовал из ревности к новому парню вашей дочери?

— Нет, — сказала Бренда. — У неё не было нового парня.

— Разве она не ходила на свидание с одноклассником по имени Сэм Брэдли? — спросил он.

— Она ходила с ним на футбольный матч, — ответила она. — Это не делало его её парнем.

— Возможно, вы не знали, что он был её парнем? — надавил Мейсон.

Теперь я поднялся.

— Ваша честь, свидетель уже сказала, что этот другой мальчик не был её парнем в тот момент, о котором спрашивает адвокат, — сказал я. — А потом адвокат тут же называет его «парнем».

— Возражение принимается, — сказал Рулин. — Мистер Мейсон, перефразируйте вопрос.

Вместо этого Мейсон попросил разрешения показать Бренде фотографию личных вещей, изъятых у тела её дочери. Я возражал, но судья позволила. Мейсон передал одну копию мне, другую — клерку, а третью — Бренде.

На фото был браслет из бусин. Три бусины составляли буквы S‑A‑M, за ними шла бусина с сердечком.

— Миссис Рэндольф, вы знали, что ваша дочь носила этот браслет в день смерти? — спросил он.

— У неё было много таких браслетов, — ответила Бренда. — Это браслеты дружбы. Ими постоянно менялись фанаты Тейлор Свифт.

— С именем «Сэм» и сердечком? — уточнил он.

— Она постоянно их то делала, то разбирала, — сказала Бренда. — Я сама до сих пор ношу один. На нём написано «Бекка».

Она подняла руку, показывая его. Я увидел, как одна из присяжных реагирует на этот жест — на немой символ того, что Бренда потеряла.

— Это не значит, что он был её парнем, — продолжила она. — Они просто вместе ходили на матч.

— Она выкладывала их совместное селфи после игры в соцсети? — спросил Мейсон.

— Возможно, да. Не знаю. Но это ничего не значит…

— Спасибо, — прервал он. — Спрошу ещё раз: говорили ли вам детективы, что ревность Аарона Колтона к этому другому мальчику могла сыграть роль в мотиве стрельбы?

— Нет, не говорили, — ответила Бренда. — Они упоминали только…

— Спасибо, миссис Рэндольф, — снова перебил он. — Вы ответили.

Мейсон делал то, что должен был: создавал альтернативный мотив — ревность. Мотив, который, по его версии, не нуждался ни в каком ИИ. Это работало только в одном случае: если у него будет чем его подкрепить. Я предполагал, что таким «чем» станут показания Брюса и Триши Колтон.

— У меня есть ещё один вопрос, — сказал он. — Вы подали иск против компании Smith & Wesson, которая произвела пистолет, из которого застрелили вашу дочь?

Вот ключевой аргумент защиты, сжатый до одного вопроса. Если производитель оружия не несёт ответственности за убийство, почему должен нести производитель ИИ?

Сравнение было кривым, но Мейсонов это не волновало. Мы знали, что вопрос рано или поздно прозвучит, и подготовили Бренду.

— Пока нет, — сказала она.

На этом Мейсон остановился и сообщил судье, что вопросов больше нет. Он сделал несколько точных уколов и обозначил другую версию мотива. Теперь моя очередь была похоронить её доказательствами.

Во время перерыва в суде я пообедал с Циско и Лорной в «Филлипсе». Мы устроились за столиком в глубине зала, и все заказали сэндвичи с ростбифом и соусом «о-жю», хотя это было не самым интересным событием того дня.

Когда мы выходили из здания суда, мне позвонил Макэвой. Он отлучился с утреннего заседания, зная, что сможет получить стенограмму, если она понадобится ему для его будущей книги. В последнее время Джек был меньше заинтересован нашим делом, так как его внимание привлекло банкротство «Твенти Три энд Ми», крупной компании, занимающейся ДНК-тестированием и владеющей огромной базой генетических данных. Он давно интересовался нерегулируемой индустрией генетической аналитики, еще со времен работы в «Фэир Уорнинг», где писал о том, как отсутствие защиты данных позволяет мошенникам находить и выбирать жертв, используя генетическую информацию.

После банкротства «Твенти Три энд Ми» Макэвой активно публиковался в «Сабстаке» и давал интервью, рассказывая о ситуации и о судьбе генетических данных, оказавшихся в руках обанкротившейся компании.

Звонок Джека был взволнованным. Он сообщил, что, копаясь в старых материалах и проводя новые исследования, обнаружил нечто, связывающее дело «Тайдалвейв» с банкротством «Твенти Три энд Ми». Это было больше, чем простое совпадение. Его объяснения кардинально изменили мой подход к завершению представления доказательств.

Первым делом я решил исключить Колтонов из списка свидетелей. Выставлять их перед присяжными было слишком рискованно. Возможно, это была ловушка, подстроенная Мейсонами. Перекрестный допрос Бренды Рэндольф, проведенный Митчеллом, показал, что их стратегия заключалась в том, чтобы представить Аарона Колтона как проблемного подростка, склонного к насилию и без влияния искусственного интеллекта. Они пытались убедить присяжных, что ревность и гнев Аарона были единственной причиной смерти Ребекки.

Мне показалось странным, что родители Аарона, вопреки родительскому инстинкту защиты репутации, не предприняли активных действий. Я не имел представления о деталях соглашения между родителями Аарона и «Тайдалвейв» на сумму три миллиона долларов, но стандартные пункты таких договоров обычно включают запрет на дискредитацию.

Реакция Мейсонов, когда я запросил повестки для Колтонов, также вызвала у меня подозрения. После формальных возражений они слишком быстро сдались. Вернувшись мысленно к тому моменту, я уловил в их поведении нечто фальшивое, что лишь усилило мою уверенность в том, что Мейсоны заключили сделку с Колтонами. Исходя из моего знакомства с Брюсом Колтоном, я не исключал, что он мог пожертвовать собственным сыном ради финансовой выгоды. В конечном итоге, именно его неспособность быть хорошим отцом привела к тому, что Аарон искал утешения у «компьютерной девушки».

Мое решение было держаться подальше от бывших клиентов. Если Мейсоны захотят вызвать Колтонов для дачи показаний, это будет их решение. В таком случае я смогу рассматривать их как враждебных свидетелей, что, вероятно, так оно и есть.