— Ваша честь, можно ответить? — спросил я.

— Я с нетерпением жду, что вы скажете.

— Когда свидетельница упомянула, что есть другие подобные случаи, ни защита, ни суд не возразили, — сказал я. — Я воспринял это как зелёный свет для одного уточняющего вопроса.

— Для меня всё выглядело как тщательно срежиссированная сцена, — сказала Рулин. — Вы явно подрывали решение суда.

— Уверяю вас, судья, нет. Это была автоматическая реакция на её слова.

— Мы обсудим это и вопрос наказания после того, как присяжные сегодня разойдутся, — сказала она. — А сейчас — отойдите.

Я вернулся к кафедре. Мейсоны тоже заняли свои места. Судья велела присяжным проигнорировать последнее заявление свидетеля, затем разрешила мне продолжить.

— Осторожнее, мистер Холлер, — предупредила она.

Я уже получил от доктора Дебби всё, что мог. Продолжать и рисковать, смазывая впечатление от её показаний, не имело смысла. Её слова, включая отголосок «других дел», уже застряли в сознании присяжных. Из протокола это вычеркнули, из памяти — нет.

— Спасибо, доктор Поррека, — сказал я. — У меня больше нет вопросов.

Митчелл Мейсон благоразумно отказался от дальнейших вопросов. Судья отпустила свидетельницу и велела мне вызвать следующего. Я попросил сделать перерыв до обеда, прежде чем выводить следующего свидетеля, и она согласилась.

Зал суда опустел. Я подошёл к перилам, чтобы поговорить с Лорной и Циско.

— Что случилось? — спросила Лорна.

— Она признала меня виновным в неуважении, — сказал я. — Заседание по этому поводу после того, как присяжные разойдутся.

— Отлично, — сказала Лорна. — Она посадит тебя в тюрьму?

— Сильно сомневаюсь, — сказал я. — Это гражданский процесс. Она найдёт другой способ меня прижать.

— Лишь бы не штраф, — сказала Лорна. — У нас нет денег.

— С этим я разберусь, — сказал я. — Спиндлер готов?

— Могу сходить, — сказал Циско. — Он в комнате для адвокатов.

— Веди его, — сказал я.

Циско ушёл, а я повернулся к Лорне.

— Лорна, проследи, чтобы доктор Дебби вернулась в отель, а оттуда — ближайшим рейсом в Тампу, — сказал я.

— Конечно.

— И первым классом.

— Микки, у нас нет…

— Она это заслужила. Присяжные её обожали.

Через плечо Лорны я увидел, как Циско выходит из зала суда. За последним рядом галерки в инвалидном кресле сидела Кассандра Сноу.

— Останешься здесь? — спросила Лорна. — В туалет не пойдёшь?

— Нет, останусь, — ответил я.

— Ну, уничтожь их всех.

— Такой план.

Лорна вышла. Я прошёл через створку и по проходу к галёрке, чтобы поговорить с Кэсси Сноу.

— Дай угадаю, — сказал я. — Экскурсия?

— Нет, просто решила зайти и посмотреть, — сказала она. — Читала статьи об этом деле.

— Надеюсь, они были ко мне благосклонны, — сказал я. — У меня не было времени их открыть.

— Я давно слежу за вами в новостях и вдруг поняла, что ни разу не видела вас вживую в зале суда, — сказала она.

— Ну… уверен, это разочаровывает.

— Вовсе нет.

Я кивнул. Не знал, что добавить, а мне надо было вернуться к столу и пробежать глазами свои заметки перед допросом профессора Спиндлера.

— У вас только что были серьёзные проблемы с судьёй? — спросила она.

— Возможно, — ответил я. — Посмотрим. Как ваш отец?

— Мы поговорили вчера, — сказала она. — Я сказал ему, что вы занимаетесь его делом.

— Да. Как видишь, процесс пожирает всё моё время, — сказал я. — Но мы готовим пакет документов по «Хабеас корпус» для рассмотрения окружной прокуратурой. Механизм уже запущен.

— Я думал, «Хабеас корпус» — это федеральная история, — сказала она.

— И федеральная, и штатная, — ответил я. — Но в любом случае это месяцы, а то и годы. У нас нет такого запаса. План — сначала обратиться в прокуратуру и попытаться убедить их, что имела место судебная ошибка. Если они согласятся, мы пойдём к судье вышестоящего суда и попросим отменить приговор или пересмотреть его так, чтобы это привело к освобождению. Думаю, это будет самый быстрый путь.

— Могу сказать сразу: если дело упрётся в признание вины моим отцом, он этого не сделает, — сказала она. — Он никогда не признает то, чего не совершал.

— Понимаю, — сказал я. — Я знал это с самого начала. Это не входило в мои планы. Вам не о чем беспокоиться.

— Мне нужно беспокоиться о прокуроре? Она же ваша бывшая жена? — спросила Кэсси.

— Да, — сказал я. — Нужно. Но мы с ней в хороших отношениях. Вместе вырастили дочь, у нас похожие взгляды. Её предвыборная платформа включала пункт о пересмотре подобных дел, чтобы восстановить доверие к системе. Это её политическое поле. Думаю, она отнесётся к делу благосклонно. Суть в том, что у вашего отца мало времени, и это самый быстрый способ его вытащить. Вы должны мне верить, Кэсси.

— Верю. Спасибо.

— Конечно, — сказал я. — А сейчас мне нужно вернуться, пока суд не возобновился. Мне нужно в последний момент пробежать вопросы для следующего свидетеля. Если хотите остаться и пересесть поближе, маршалы наверняка помогут.

— Нет, я в порядке. И всё равно не смогу задержаться надолго.

— Хорошо. Спасибо, что зашли. Рад был вас повидать. Мы скоро свяжемся. Как только закончим с этим процессом.

— Спасибо.

Я вернулся к столу истца и проверил, как держится Бренда.

— Как вы? — спросил я.

— Нормально, кажется, судья на вас злится.

— Немного, но это моя проблема, не ваша.

— И что теперь? — спросила Бренда.

— Сейчас выйдет доктор Спиндлер из Калифорнийского технологического института, — сказал я. — Он разложит присяжным всё по полочкам.

— И он наш последний свидетель? Кажется, вы уже вызывали его на закрытое заседание, — сказала она.

— Да, но он не будет последним, — ответил я. — Будет ещё один. Один из программистов проекта. Я всё поменял. И мы выйдем с ним.

— Если вы в этом уверены, — сказала она.

— В том и дело, что в процессе никогда ни в чём нельзя быть уверен до конца.

Это было правдой. Чем ближе было завершение нашей части дела, тем сильнее во мне жило чувство, что я что‑то упускаю. Что я не готов. С каждым свидетелем в суде напряжение растёт. Каждый — как костяшка домино. И падать они должны в определённом порядке, чтобы замысел сработал.

Моё беспокойство теперь было связано с тем, что я решил изменить план на полпути. Изначально Спиндлер должен был стать моим последним свидетелем, моим дознавателем. Теперь я поставил всё на другого свидетеля — программиста — и на те секреты о нём, которые Джек Макэвой успеет выкопать до завтрашнего утра.

Это был риск. Я фактически ставил все фишки на свидетеля, которого не встречал и которому ни разу не задал вопрос. Всё, что я о нём знал, — это то, что мне придётся уничтожить его, чтобы выиграть дело.

Вскоре после возобновления заседания я вызвал Майкла Спиндлера. После того как он принёс присягу, я уделил больше времени его образованию и профессиональному опыту. Мне было важно чётко обозначить для присяжных его статус как эксперта в области генеративного искусственного интеллекта. Это имело значение, так как вскоре они поймут, что Спиндлер не является скептиком. Он был убеждён, что искусственный интеллект способен улучшить мир, но также твёрдо придерживался мнения о необходимости строгих ограничений в этой новой реальности.

— Профессор, как долго вы преподаёте в Калифорнийском технологическом институте? — спросил я.

— Девять лет, — ответил Спиндлер.

— До института у вас были академические должности?

— Нет. Я работал в «реальном мире». В нескольких технологических компаниях. Последняя — «Гугл».

— Чем вы там занимались?

— Руководил лабораторией, где мы изначально разрабатывали платформу искусственного интеллекта.

— Можно ли сказать, что вы сторонник ИИ?

— Можно, — ответил он. — Я участвовал в его создании, преподаю его и верю, что он сделает мир лучше.