— Девятнадцать, — сказала Китченс. — Она учится в Университете Сан‑Франциско.

— Что изучает? — спросил я.

— Психологию. Хочет стать социальным работником.

— Молодец, — сказал я.

Студентка‑психолог, мечтающая о социальной работе, — всё это, по моим представлениям, склоняло чашу весов в пользу идеализма. Я потянулся к портфелю и положил его на колени.

— Конечно, посоветуйтесь с ней, — сказал я. — А я дам вам телефон. Одноразовый, заряженный, с уже записанным моим номером. Позвоните или напишите мне в любое время. После разговора с дочерью дайте знать. Если ответ будет «нет», выбросите телефон. Если «да» — продолжим связь через него, и я объясню, как безопасно отправить мне всё, что у вас есть.

Я вынул дешевый телефон из чехла и положил перед ней на стол. Она посмотрела на него, но не притронулась.

— Прямо шпионаж, — сказала Китченс.

— Да, — ответил я. — Но, как вы сами знаете, меры предосторожности сейчас необходимы. В «Тайдалвейв» слишком многое поставлено на карту, и я хочу вас защитить. Мы уйдём, чтобы вы могли спокойно пообедать.

— Легче сказать, чем сделать.

— Знаю. Но спасибо, что уделили нам время.

Мы с Макэвоем встали и оставили её за столом. Телефон так и лежал нетронутым. Я не знаю, заразна ли паранойя, но уже возле выхода я окинул взглядом припаркованные машины и другие заведения, проверяя, не следит ли за нами кто‑нибудь. Макэвой это заметил.

— Думаете, она права? — спросил он. — За ней действительно следят?

— Трудно сказать, — ответил я. — Если не физически, то уверен: их программы-шпионы читают всё, что о ней проходит по сети. Именно поэтому — одноразовый телефон.

— Вы всегда таскаете с собой такие? — спросил он.

— Не всегда. Но иногда, — сказал я. — Напишете хорошую книгу, правда?

— Да, если вы выиграете, — сказал он.

— Я собираюсь выиграть, — ответил я. — Мне нужно перезвонить бывшей жене. Она весь обед без конца набирала меня.

— Лорне? — спросил Макэвой.

— Нет. Моей первой бывшей жене.

— Она тоже в юридическом бизнесе?

— Можно и так сказать. Она окружной прокурор.

— Что? Из округа Лос‑Анджелес? Вы имеете в виду Мэгги Макфирс?

Я кивнул.

— Это я дал ей это прозвище, — сказал я. — Потом его сделали слоганом её кампании.

Я уже достал телефон и нашёл номер Мэгги в контактах. Надеялся, что она звонит, чтобы сказать, что готова вернуть внешний жёсткий диск с содержимым ноутбука Аарона Колтона.

Она ответила сразу. По фоновому шуму я понял, что она в машине.

— Микки, где ты был? Ты слушали мои сообщения? — её голос был натянут, полон паники и адреналина.

— Нет, я только что увидел звонки. Что происходит? Хей…

— Пожары, — перебила она. — Мой дом в зоне эвакуации. Я еду туда, чтобы попытаться хоть что‑то забрать. Фотографии. Одежду.

— Какие пожары?

— О чём ты говоришь? Где ты?

— В Пало‑Альто.

— Мэгги, успокойся и скажи, что происходит.

— Ветер раздувает пожары по всему городу. Палисэдс, Малибу, Альтадена —крупные очаги возгорания. Мне нужно домой, забрать вещи. Я хочу знать, могу ли я остановиться у тебя?

— Конечно, если это будет безопасно.

Её дом находился в Альтадене. Мой — на Фарехолм‑драйв, в холмах на южном краю Лорел‑Каньона, тоже районе, подверженном лесным пожарам.

— Сейчас твой дом вне зоны огня, — сказала Мэгги. — Я поеду к тебе. Запасной ключ на месте?

Мне пришлось вспомнить те времена, когда мы были женаты и жили в этом доме вместе.

— Да, там же. В лягушке Хейли.

Наша дочь сделала керамическую лягушку на детском празднике росписи.

— Увидимся дома, — сказал я. — Мы с Макэвоем едем в аэропорт. Приземляемся в Бербанке около шести.

— Нет, не полетите, — сказала она. — Бербанк закрывают. Скорее всего, и Лос‑Анджелес тоже. Ветер ураганный.

Я вспомнил предупреждение, о котором Лорна говорила вчера в офисе. С тех пор я не смотрел новости и не читал сводки. Всё внимание забрал «Тайдалвейв».

— Ладно, я проверю обстановку и вернусь домой как можно скорее, Мэгс. Береги себя.

— Вы тоже.

Я отключился. Как только мы сели в арендованную машину, но ещё до того, как выехать, я рассказал всё Макэвою.

— Похоже, Лос‑Анджелес горит, — сказал я, — и рейсы в Бербанк отменяют.

— Чёрт. Где горит?

— Она назвала Палисэдс, Малибу и Альтадену.

— Только? — спросил он.

— Не знаю. Где вы живёте?

— В Шерман‑Окс. Внизу, не в холмах.

— Тогда у вас больше шансов.

— А вы?

— В холмах над Лорел‑Каньоном.

— О.

— Да, — сказал я.

Я открыл приложение «Джей‑Эс‑Икс», чтобы посмотреть, есть ли более ранний рейс, но все вылеты из Монтерея и Окленда в Бербанк уже были отменены или задержаны из‑за ветра.

У меня были приложения «Дельта» и «Американ», и я попросил Макэвоя проверить «Юнайтед» и «Саутвест» на рейсы из аэропортов залива до Лос‑Анджелеса или Бербанка. Все найденные мной рейсы в Лос‑Анджелес, Бербанк или аэропорт Джона Уэйна в округе Орандж были забронированы — очевидно, пассажирами с отменённых рейсов. Макэвой увидел то же самое у себя.

— Нам конец, — сказал он.

— Нет, — ответил я. — Мы поедем на машине.

Мы выехали на Пятую автомагистраль, но даже так нам понадобилось шесть часов в пробках, чтобы добраться до Лос‑Анджелеса. В арендованной машине было спутниковое радио, и мы слушали, казалось, бесконечные выпуски о лесных пожарах — «Си‑Эн‑Эн», «ЭНПиАр», «Фокс». Время от времени Макэвой ловил видеотрансляцию новостей пятого канала «КТЛА» на телефоне. Лос‑Анджелес горел в огненных смерчах, казавшихся апокалиптическими, — пламя окружало округ с запада и северо‑востока.

Мэгги позвонила, когда добралась до моего дома. Она была в панике и злилась: её не пропустили домой, чтобы собрать вещи. Несмотря на пост окружного прокурора, на всех дорогах в её районе в Альтадене уже стояли заграждения. Помощники шерифа отказались её пропустить, объяснили, что все полосы в сторону района заняты пожарной техникой и машинами с эвакуируемыми жителями. Въезд запрещён, только выезд.

Тот факт, что она сама была в безопасности у меня дома, почти не утешал её. Получив от меня инструкции по управлению телевизором, она сказала, что села перед местными новостями и молится, чтобы у неё остался дом, куда можно вернуться.

Дочь позвонила с Гавайев, как только узнала о пожарах из национальных новостей. Я заверил ее, что мать в безопасности, и мы можем только ждать утра, чтобы увидеть, что принесет ветер и разрушения.

Мы поднялись на вершину хребта Техачапи по «Грейпвайну», а затем, спускаясь через Санта‑Сусанас к долине Сан‑Фернандо, увидели впереди пылающую гряду.

Горы Санта‑Моника тянулись через весь город, разделяя долину и западную часть Лос‑Анджелеса. У меня было тяжёлое предчувствие, что за этим хребтом тоже горят дома.

— Чёрт возьми, — выдохнул Макэвой. — Это, должно быть, Палисэдс.

Я только кивнул. В этом огненном шторме было нечто библейское. Ведущие, которых мы слушали, называли ветры Санта‑Ана, раздувающие и разносящие пламя, «дьявольскими ветрами». Комментатор на «Фокс» сравнил Лос‑Анджелес с Содомом и Гоморрой. Я задумался, как быстро люди возвращаются к религиозным образам, когда сталкиваются с природной стихией.

Мы свернули с Пятой автомагистрали на Четыреста пятую, которая пересекает долину по направлению к Шерман‑Окс, где мне нужно было высадить Макэвоя. Он выключил радио, и мы поехали дальше в тишине, ошеломлённые тем, что видели впереди.

Некоторые вещи начинают процветать после того, как по земле проходит лесной пожар. Некоторые — после разрушения. Хорошо известно, что обжигающий жар огня стимулирует прорастание зарытых в почву семян. Вскоре из земли пробиваются полевые цветы и новая растительность, закрывая шрамы, оставленные пламенем. Это называется экологической сукцессией. Без неё не сохранить естественную среду обитания. Огонь становится необходимой частью восстановления.