— Он говорил, что в институте бегал на тренировки, — прошептала я.
— Бегать он не мог, он с палочкой ходил весь первый и часть второго курса. А что на тренировки, так он и сейчас ходит. Потому что иначе он свихнётся, и ему надо форму поддерживать. Но там сейчас чёткая программа, чтобы не навредить. Вот поэтому, Вика, я и хочу, чтобы у него все было хорошо, а все хорошо у него будет только в моей семье. И деньги, и здоровье, и будущее.
— Ты издеваешься?
— Вик, слушай, — он подошел ко мне вплотную, отчего пришлось задрать голову, а это было неприятно. — Ты мне определенно симпатична, как человек, и я это делаю и в твоих интересах тоже. Потому не лгу и не скрываю. И мне хочется, чтобы ты поняла, рано или поздно Алина позовет, и он пойдет за ней. Они встречали больше трех лет! Это она его из депрессии вытянула, она показала ему, что если не сложилось в одном, надо пробовать другое. Она поддерживала его, когда ему было очень тяжело. Это не просто пойти зажать девку в уголке, нет, там чувства. И, ты сама понимаешь, уехать — это для Егора самый лучший вариант на сегодняшний день. Я боюсь за него и за его жизнь. Я поговорил с отцом, он им все оплатит. И квартиру, и перелет. И пока Егор будет осваиваться в новой стране. А он освоится, я в нем уверен. А там и я подтянусь. И я хочу, чтобы ты была к этому готова, — он сказал это так просто, как мы сообщаем друг другу, что на улице снег идет, или наступило 1 февраля.
— Почему лучший? — хрипло прошептала я.
Саша окинул меня странным взглядом.
— Он тебе и этого не сказал? — мужчина уже победно (и понимающе) улыбнулся, глаза его сверкнули. — Войцеховская потребовала с него восемнадцать миллионов, который украл Артем.
Голова моя резко заболела.
— Или предложила стать ее любовником. Я бы воспользовался вторым предложением. Бабенка отлично выглядит, — хохотнул Саша. — Но Егор же у нас правильный. И за это я его уважаю. И Алина тоже знает, каков он. Они будут отличной парой.
После услышанного, я не готова была к тому, что бы проглотить все это, к отстраненности Егора, его молчанию и к «честности» и «открытости» его друга. Усталость навалилась непереносимой глыбой.
— Все готово, — я взяла сумку, куртку и направилась к двери.
Егор, который все еще говорил по телефону, удивленно округлил глаза и, перехватив меня большом холле рядом с гардеробной, взял за руку.
— Сергей Петрович, у меня тут… сложная ситуация, позвольте, я вам перезвоню буквально минут пять. Да, спасибо! — и уже мне. — Ты куда?
— У меня с мамой встреча, — соврала я.
— Ты мне не говорила с утра, — он сощурился.
— Прости, забыла совсем, после случившегося соображаю не очень.
— Во-первых, одной тебе опасно ходить. И ты же не хотела, чтобы она знала о травме? — напирал Егор.
— Я такси вызову. Мы немного погуляем, в кафе посидит, там не обязательно снимать шапку (да, жизнь вынудила меня найти давешний Анькин подарок с огромным помпоном, который нераспечатанным лежал в шкафу в красивой упаковке, и хорошо держал пластырь на моей многострадальной голове).
— Далеко?
— Нет, в районе Горпарка.
Это Егору явно не нравилось, но работа и «друг» (точнее заговоры) требовали его внимания. Я была на телефонном контроле. Потому со скрипом, но он меня отпустил.
— Хорошо, мне надо заехать в офис, добить иск и отправить в суд, и еще пара претензий клиенту на согласование. Я, как освобожусь, позвоню. Перехвачу тебя, если получится.
— Конечно, — я обняла его и закрыла глаза.
Он может уехать, хотя я не верю в то, что Егор бросит отца, но возможны разные варианты. Отец Алины может дать денег. А почему нет, если дочь попросит, и если Саша не соврал, и Егор главе семьи нравится. Отработает на внуках.
Я уже не знаю, против кого биться, и кто опаснее. Я помню про эти чертовы миллионы. Помню… и про кое-что ещё...
С мамой мы не встречались, конечно же, я ей позвонила, сказала, что отошла от болячки, но к встрече не готова, однако мне гораздо лучше. Зачем ее тревожить? Она после случившегося с тетей Настей и Сашей до сих пор не в своей тарелке. Папа поведал, что она частенько сидит на кухне одна в тишине и смотрит в окно.
Я просто гуляла, мне этого последнее время не хватало. Как ни странно, я то ли еще не до конца выздоровела, то ли нет во мне этого ужаса, который преследует многих из тех, кто подвергся нападению. Мне не страшно было заходить ни в темный подъезд, ни в подворотню, ни гулять по глухим местам в парке.
Господи, какая же я дура! То, что я сделаю, когда приду домой — это попытка не потерять Егора!
— Мне страшно, — сказала я в тот самый момент, когда почти в десять вечера Егор вошел в кухню, еще даже не сняв свитера.
Он крепко обнял, прижал к себе.
— Все будет хорошо, мы обязательно что-нибудь придумаем. Саша тебе сказал, да? Черт! Я же его просил! — он осыпал поцелуями мое лицо. — Прежде всего, мы уедем. Это единственный выход...
— Нет… — покачала я головой.
— В смысле нет? — Егор замер, удивленно глядя на меня.
— Ты думаешь, она остановится и не навредит твоему отцу? Он дальше Балаково точно не побежит.
— Я не знаю, черт! Вика! Я не знаю! Но сейчас она угрожала тебе!
Егор потер лицо руками.
— Знаешь, все то, что происходило за последнее время, заставило меня по новому посмотреть на вещи, хотя бы, потому что провидение упорно сводило меня с тобой и Артемом. Поневоле поверишь в высшие силы. И мне кажется, что это не просто так. Мы должны попробовать найти деньги или хотя бы понять, куда они ушли.
— И как ты себе это представляешь?
Я встала и пошла в комнату, внутри все холодело от того, что когда я вернусь, Егор изменит ко мне отношение. И может быть навсегда.
Когда я вернулась, мне все никак не хватало сил вынуть руку из-за спины. Но это, похоже, единственный путь к спасению. Руки подрагивали, будто держали непомерную тяжесть. Тяжесть, которая лежала в дальнем углу моего стола, под фотографиями, которые передала Саша и той самой иконой со святой с моим именем. Забавно и страшно. Домушник был видимо крайне верующим.
Собрав все силы и сделав глубокий вздох, я опустила предмет на стол.
— Это то, о чем я думаю? — Егор выдохнул этот вопрос, но ответа на него ждал.
— Паша починил, — я закрыла глаза, чтобы не видеть злости на его лице или хуже того ненависти в глазах.
— Почему, Вика? — он тряхнул меня, как куклу, ухватив за плечи. — Почему ты солгала?
— Потому что ко мне приехал Саша и сказал, что не готов ввязывать себя и свою семью в эти разборки, и что он беспокоится за тебя. Потому что Михаил Федорович был в больнице, и ему было плохо, ему нужен был ты. Потому что ты мне нравишься, и я боюсь за тебя!
Он вдруг весь как-то вырос, глаза его горели такой яростью и ненавистью, а кулаки сжимались, мне на долю секунды показалось, что он меня ударит.
Егор закрыл глаза и заставил себя дышать, пытаясь унять ярость.
— Ты же понимаешь, что эта вещь для меня значит? Представь, что это твоя единственная ниточка в Васе. Ты бы ее оборвала?
Я опустила глаза.
— Нет...
— Как ты могла решать, ты не знала тогда ни меня, ни брата. Ты — чужой человек, а приняла решение!
Может быть, иногда важно, чтобы за тебя принимали решение. Но, как оказалось, это не так. В моем случае. А действительно, почему я позволила себе это? И да, я — чужой человек...
— Я тебе никогда этого не прощу! — прошипел он у самого моего уха, поставив, похоже, жирную точку в наших отношениях.
Он выхватил винт, покрутил его в руках, бросил на меня обжигающий холодом взгляд.
— Собирайся, поехали.
Больше он ничего не сказал, но я подчинилась, не стала ничего спрашивать. Даже подойти боялась. Быстро оделась, но не быстрее Егора, который ровно через минуту вылетел на улицу и ждал меня уже там, будто не хотел со мной в одном помещении находиться. Было холодно, очень. Особенно внутри. Да и пока мы ехали на такси, как оказалось, до Саши, он сидел впереди и молчал, все больше отдаляясь, хотя его можно было коснуться рукой.
