Егор крайне воодушевленно говорил обо все на свете, но целенаправленно шел к остановке, где светились желтоватые огоньки гребешков такси. Я плелась рядом, и мне так хотелось сказать ему, хватит, что нет ничего хуже порушенных планов и нежизнеспособных миров, хотя нет, есть, быть их создателем и наблюдать их агонию.

Мы действительно сели в такси, причем Егор на переднее сиденье, а я одна занимала заднее. В машине пахло отдушкой, и, как ни странно было, чисто. Тихо играла музыка. Егор часто поглядывал на телефон, экран на мгновение освещал потолок и мерк от прикосновения к кнопке. Он молчал, и, видно было, что он торопится. Он даже ногой притопывал чуть-чуть (я сидела за водителем и наблюдала за тем, как важно Егору сейчас быть в каком-то совершенно другом месте).

Надо купить вина! Отлично, я сопьюсь! Ну, зато хоть повод есть!

Такси, сделав приличный крюк, дабы объехать пробку, остановилось возле моего дома. Я, пока он расплачивался, отошла к арке, ведшей во двор.

Господи! Я в тебя не верю, но сейчас очень хочу поверить, очень сильно! Прошу, пожалуйста, пусть это побыстрее закончится! Мне ли винить Аню за то, что она бросила все и уехала за Костей?!

В телефоне была куча сообщений. Анька писала, что безумно счастлива, потому что Костя ей сделал предложение (и фотка, где на пальце поблескивало кольцо). Пашка написал, что приглашает на свадьбу с Лесей первого марта.

Влага солоноватая и обжигающая побежала по щекам.

Снег захрустел под ногами. Егор. Я уже узнаю его шаги. Сейчас мы с ним попрощаемся, и все закончится (если он будет звонить, трубку брать не буду, я ж не мазохист), а если вдруг он спросит, чего это я реву, то скажу правду — от счастья, потому что подруга замуж выходит, а лучший друг женится. А раз это правда, мне нечего стесняться своих слез. Они, по крайней мере, искренние.

Я подняла голову. Егор замер рядом со мной с большими пакетами в руках. Он заметил слезы.

— Вик, что случилось? — он напрягся, это было видно в свете одинокого фонаря. Пакеты опустились на снег, в одном из них что-то звякнуло, а меня заключили в объятия. — Викуль, что случилось?! Не молчи!

— Все хорошо, — я всхлипнула. — Просто…

Его горячие губы прижались к моим, пальцы нежно гладили щеки, вытирая дорожки от слез. Мир стал совсем призрачным, я будто ослепла и оглохла, не чувствовала запахов, только вкус, только прикосновение. Но так остро. Будто оголились нервы.

Он отпустил меня неохотно, согревая лоб своим дыханием.

Но немой вопрос так и висел, и я просто показала ему сообщения.

— Нашла из-за чего реветь! — злости в его «бубнеже» не было, скорее наоборот,

У него столько гадости в жизни произошло, и я тут со своей истерикой на пустом месте.

В итоге, то, что показалось мне одним из пакетов, было поднято с сугроба и вручено мне. Слезы потекли с новой силой. Это были чертовы цветы, огромный букет ромашек, большие, набитые, они проглядывали сквозь щель в пакете и пахли весной…

На втором пакете, который нес Егор, был логотип одного известного в городе ресторана, который специализировался на рыбных блюдах. Внутри оказалась дорогущая запеченная форель, бутылка белого вина, набор сырных закусок и овощи, все было красиво разложено. И я только сейчас сообразила, что чуть позже такси от дома отъехал автомобиль с логотипом доставки.

Дома Егор снял свитер и остался в рубашке, занялся сервировкой стола, а я просто стояла с букетом в руках. Вообще, отупение — приятная вещь, лишние мысли в голову не лезут. Только вопрос про штопор вывел меня из этого благостного состояния. Я откопала инструмент среди прочих приспособлений Анюты, включила радио. Негромко, фоном оно приятно разгоняло тишину.

Егор достал по моему указанию бокалы и тарелки открыл вино и уселся на диван, запрокинув голову, закрыв глаза и вытянув ноги.

— Боже, наконец-то!

Он глубоко вздохнул.

Цветы в вазе хорошо будут смотреться на холодильнике, я боялась ненароком сшибить букет (наш с Анькой стол оставлял желать лучшего).

— Почему не сказал, что устал? Я бы не стала мучить тебя прогулкой.

Холодильник, на который я поставила вазу, располагался как раз рядом с местом, где сидел Егор. Его рука вдруг обвила мою талию, он уткнулся лицом в мой живот, это был настолько интимный жест, что у меня дыхание перехватило.

— Прогулка с тобой — это пока что самое приятное событие за неделю, — вторая рука легла на мое бедро и заставила меня опуститься к нему на колени.

Его нос и губы принялись изучать мои шею и ухо.

Что я там брякнула про «потухло»?! Ха-ха! Там все полыхало. Я провела ладонью по его плечу и почувствовала, как напряглись под тонкой тканью рубашки мышцы. Мои пальцы зарылись в его волосы на затылке.

Боже, если бы тогда в ресторане мне кто-нибудь сказал, что я окажусь в объятиях этого мужчины. Этого… Черт! Нет, не этого! Господи, это какой райский ад. Я никогда не знала Артема, но Егор… Да, они похожи, интересно, отличила бы я их?

Почему-то эта мысль, вместо того чтобы остудить, возбудила еще больше.

Так! Со своими психологическими проблемами разберусь позже.

И я приникла к его губам, провела по ним языком. Егор судорожно вздохнул, сжав меня в объятиях. Его голова упала мне на плечо, уходя от поцелуя.

— Если ты не остановишься, боюсь, что я-то точно не смогу. Ты готова к этому?

А эээ… Ой! Нет! Я не готова! Мне так пока нравится! Но отступать тому, кто держал топ в одной из очень известных игр на русских серверах в течение месяца, это все равно, что сдаться.

Я поцеловала его и чуть отстранилась, и пусть внутри все горит, он прав, еще чуть-чуть рановато.

Егор подвинулся, и я уселась на его место в пол оборота, закинув ногу на диван.

Вино было мягким и приятным. Он тоже сделал большой глоток, ненадолго снова приник к моим губам. Это был даже не поцелуй скорее дыхание в дыхание.

— Мне же не показалось, ты был немного не в своей тарелке весь вечер.

— Будешь тут не в своей тарелке, когда тебе не платят. Я раздал все долги брата, но больше месяца сидел без копейки. Мне вознаграждение перевели как раз, когда мы в Маке сидели, а должны были вчера. Это будет первая зарплата с сентября, которую я потрачу на себя.

— Это все дорого, — я кивнула на исходящую ароматом рыбу.

— И плевать, я жутко устал от того, что денег хватает только на еду.

— А у тебя, получается, не зарплата?

— Зарплата у меня сдельная, мизерный оклад, а все остальное процент от дел.

— То есть тебе сейчас заплатили за выигранное дело?! Круто. И сколько?

— Тридцать. Но с них надо заплатить налоги и взносы. Так что останется где-то в районе двадцатки.

— За один суд?! — я была в шоке.

— Это очень легкое дело. И в суд надо было сходить один раз. И обжаловать решение ответчик не будет.

— Но, пардон, ты ж не одно дело ведешь?

— Да, конечно, но пока то, что мне дают, это совсем ерунда. Я же только получил адвокатское удостоверение. До этого — стажировка два года плюс юрпрактика, я просто на стороне брался за любую работу по любым делам. А то лапу бы сосал.

— Мда… Эх не в тот институт я пошла.

Егор засмеялся.

— Рыба, и правда, очень вкусная, во рту тает.

— Да, они хорошо готовят, потому городские шишки любят это место.

И ты, чувствую, там бывал, например, с девушкой с фото. Черт… Вика, выпей вина!

— А Сашин отец, он тоже шишка?

Егор удивленно посмотрел на меня поверх бокала.

— Он один из руководителей комитетов областных. А почему ты спросила?

— Ну, он не бедно живет, судя по дому и, скажем, некоторая мажористость в нем присутствует. В Саше, я имею ввиду.

Егор вдруг сузил глаза.

— Он с тобой общался не только по моей просьбе?

— С чего ты взял? — удивилась я.

— Ответь на вопрос, пожалуйста.

Черт!

— Да, когда у меня порезали сумку, он приехал, чтобы выразить свое... негодование.

Егор потер лоб, зажмурившись на мгновение.