Проснулась я, укрытая одеялом. В квартире было тихо. Егор тоже спал, но было видно, что он вставал и даже сам выпил лекарство.

Я замерла, наблюдая за ним спящим. Он осунулся, кожа была бледной до синевы, но дышал он уже спокойно, и, несмотря на все это, на всклокоченные волосы, бледность и худобу, он оставался безумно красивым и любимым.

Я тихо закрыла дверь в спальню и прошла на кухню. Телефон набрал номер Саши.

— Да.

— Привет, это Вика.

— О привет, новый номер?

— Да. Новый. Скажи, зачем ты соврал?

Повисло молчание.

— Потому что хочу, чтобы мой друг был счастлив с моей сестрой.

— А их ты не спрашивал? Сестру и друга?

— Егор... у тебя? Дай ему трубку. Он не берет.

— Нет, не дам.

— Ты кто такая, чтоб мне…

Дальше я слушать не стала. Он перезванивал раз десять, пока не сдался.

Что-то ныло в груди, и я вставила старую симку.

Они шли без остановки наверное пару минут. Все началось с простого "Вика", "Ты где?", потом сложнее: "Пожалуйста, ответь, малыш!", "Прости, я идиот", "Вика! Пожалуйста, я люблю тебя!", до совсем сложного: "Если у тебя другой, я должен иметь шанс за нас бороться!"

Очень больно и забавно, есть мужчины, которые сражаются с ветряными мельницами, а есть те, кто борется сам с собой, и даже не понимает этого.

Проснулась под утро я в объятиях Егора, и принялась его укутывать, он додумался завернуть меня в кокон из одеяла, а сам лежал так.

— Ты такая горячая... — он стиснул меня сильнее, положив голову мне на грудь, и опять заснул.

А я долго лежала без сна, нежно перебирая волосы на его макушке, и просто ни о чем не думала.

Егор проснулся ближе к обеду. Я успела сходить в магазин и сварить легкий суп, который он умял за обе щеки. Когда он кушал, зазвонил телефон. Номер был московский.

— Виктория, здравствуйте, это Светлана.

— Добрый день. Светлана.

— Вы знаете, мне так понравилось под каким углом вы посмотрели на проект, который мы с вами обсуждали, что я договорилась с руководством, чтобы зарплата была у вас выше.

— А ээ…

— Я очень надеюсь, что вы присоединитесь к нашей команде, Вика. Даже сроки обговорим. Я понимаю, что такое переезд.

— Спасибо.

Она отключилась. Я же покосилась на Егора. Он ел. А когда тарелка опустела, встал, вымыл посуду и включил чайник.

— Тебе действительно плохо здесь?

Он опустился на стул рядом со мной.

— Да. Сейчас особенно.

Он долго молчал, глядя за мое плечо на улицу. Мне в тот момент очень хотелось его коснуться. Прижаться щекой к его щеке. Ощутить, что он здесь, рядом, что он в порядке. Но это значило бы помешать ему принять решение. Только его решение. А мне важно знать, каким оно будет. И смогу ли, понимая теперь, что ему далеко небезразлична, уехать? Если он скажет "нет", что сделаю я? Я буду каждый день ходить по этим улицам? Да я… Люблю его. Люди идут за теми, кто им дорог, а идти — это страшно, а в моем случае гораздо страшнее остаться. Но если так… Смогу ли я остаться?

Он потянул меня за руку, заставив пересесть к нему на колени, и внимательно на меня посмотрел.

— За месяц успею сделать тут все дела. Но! Мы поедем вместе. Только вместе!

— Хорошо.

Это оказалось безумно легко. Безумно просто. Безумно хорошо. Только вопрос сорвался с языка помимо воли.

— Ты ведь... Не поехал с…

Он все понял.

— Алиной, да, не поехал, — он нежно коснулся моего лица. — А с тобой поеду, потому что люблю тебя.

Он потянулся и достал с подоконника ту самую коробочку.

— Ты выйдешь за меня?

— Это условие переезда? — улыбнулась я, прижавшись своим лбом к его.

— Нет, это граница, за которой мы оставим все, что было. Мы оба много всякого натворили, и я хочу сказать, что прощаю тебе все, что было. И прошу прощения за все что, сам натворил, за боль, которую причинил.

— Люблю тебя. Очень сильно, — я обняла его. — И я тоже прощаю все, что меня обидело, и ты прости меня за все...

Егор накрыл мои губы поцелуем, его губы дарили невообразимое тепло, слезы стирались от прикосновения его пальцев, тонкий золотой ободок на пальце — непривычен, но... Я смотрела на него и дала себе зарок, что он не превратится в кандалы.

— Можно ещё один вопрос? — прошептала я.

— Ммм... — Егор распалялся все больше, сжимая меня в объятиях.

— Ты продолжишь делать так же, как и делал до этого, если вдруг у нас будет размолвка? Ты будешь исчезать? — я крепко обняла любимого. — Я не смогу быть настолько сильной, чтобы это выдерживать.

Повисла тишина, его дыхание вдруг замерло, а потом он крепче прижал меня к себе.

— Поверь, Вик, этот урок я усвоил, когда вдруг понял, что могу не услышать больше твоего голоса. Не увидеть тебя. Эту пустоту я уже знаю, и больше туда не хочу, — его губы нежно коснулись моего лица, — я буду очень стараться. Я люблю тебя, малыш, очень...

Сладкие, пряные поцелуи, любимый запах. Я почти взлетела, Погодите...

Я и взлетела! Егор встал со стула со мной на руках.

— Нет, нет, отпусти, тебе нельзя! — зашептала я, пытаясь отстраниться.

Егор удивленно замер, но рук не разжал.

— Я же тяжелая! — всхлипнула я. — Тебе нельзя поднимать тяжести!

И, несмотря на то, что мы оба безумно друг друга хотели, Егор запрокинул голову и расхохотался.

— Мы поговорим об этом, когда ты будешь под соточку весить, а сейчас не мешай мне наслаждаться моей любимой ношей.

Говорить о том, что я потом долго удивлялась, откуда и у него, и у меня хватило сил на секс, я думаю излишне.

Сложнее всего Егору было с отцом, но тот, едва узнав о том, что мы помолвлены, сам собрал бы вещи сына и лично отвез в Москву.

— Ты что?! Никаких сожалений и переживаний! У меня вон рыбалка, Семён дачу подновил. Ты только давай, с внуками не тяни, пожалуйста…

В общем, уехали мы раньше. Спустя три недели после нашего волшебного секса на кухне, в комнате, в ванной и даже в коридоре. Егор, правда, честно сознался, что отдал не все деньги. Он взял ровно столько, сколько требовалось под первоначальный взнос, чтоб взять кредит на простенькую машинку, на которой мы и уехали, и которая потом долгое время нас выручала и оберегала. Смешно, но номер у нее был А 187 ЕМ. Егор даже и не думал о значении номера, когда в ГИБДД ему выдали знаки.

Помыкались мы по Москве знатно, пока наконец не вложились в двушку в районе ВДНХ, с ипотекой, а она, умело переделанная в трешку, стала нашим домом. Там у нас родились близняшки — девочки. Анька и Алька. Им сейчас по пять, они втыкают в телефон, как мама, но все бросают, когда приходит папа (как и мама!).

В волосах Егора появились серебряные нити, они делают его еще красивее. Он стал спокойнее, и мне хочется верить, что он счастлив. Как и я. Вера, порой, это все что нам остается, даже когда есть огромная любовь, ты все равно не знаешь, что творится в душе самого дорого человека. Мы с ним долго учились и до сих пор учимся говорить о том, что нас может тревожить, о том, что каждый может и хочет сделать для другого. Но самое главное, я ему верю и доверяю. И он ценит это. Важно и то, что он наконец-то может заниматься тем, что ему нравится в сфере права. А мне нравится смотреть, как у него горят глаза, когда он в своей стихии.

Я же продолжила то, что стало близким мне, у меня крайне неплохая должность и возможность работать удаленно. И я даже успела получить второе образование. Юридическое. И пусть мне помогли знания мужа и высокие технологии при сдаче экзаменов, я освоила то, что мне интересно и нужно по работе.

Пока девочки были маленькими совсем, мы часто летали в Таиланд, где долгое время обретался Василий Алексеевич. Слава богу, что с Егором они поладили, даже рубятся теперь в игры вместе. Васька, как и хотел, спустя три года после описанных событий переехал в США, где познакомился с девушкой американкой родом из Молдовы. Они и брак зарегистрировали, брат наметился на гражданство, господин Смирнофф активно подбирается к Кремниевой долине, правда совсем недавно, мама мне шепнула, что статус демагога ему придется пересмотреть и стать заботливым папочкой.