Четыре месяца спустя

Я просыпаюсь вся в поту. Снова. Этот кошмар повторяется уже четыре месяца, с тех пор как я оставила Михаила истекать кровью на его кровати. Я все время вижу тот взгляд в его глазах. Взгляд, который говорил, что он готов на все ради этого ребенка, даже умереть от моих рук. Я знала, что он не устоит перед искушением публично заявить о своих правах на малышку.

Я поглаживаю ладонью свой кругленький живот. Мысленно извиняюсь перед дочерью за то, что лишила ее отца. Наверное, правду говорят. Мамы все всегда знают лучше всех. Моя уж точно. Она предупреждала меня, что я пожалею о его смерти. Что это будет преследовать меня, и я действительно жалею об этом. Но потом я думаю о своем нерожденном ребенке и о той жизни, которая у нее была бы, если бы я этого не сделала. Это приносит мне некоторое облегчение, ведь я сделала то, что лучше для нее. Если она когда-нибудь узнает правду, то, возможно, возненавидит меня, но главное – она будет жива.

Я слышала от Мэдди истории о том, как ее родители прятались от Петровых. В конце концов их нашли и убили. К счастью, Мэдди и ее сестры Лайлы в тот момент не было с ними. Похоже, все верят, что Петровы не знают об их существовании, и именно поэтому не преследуют их. Именно поэтому я сделала то, что сделала. Двое людей могут хранить секрет, если один из них мертв, верно?

Наверное, это не совсем так. Мама и Бьянка знают правду. Все остальные думают, что я не знаю, кто отец. Что я просто случайно забеременела от незнакомца, чье имя я так и не удосужилась спросить. Это был не самый лучший момент в моей жизни. Когда мне пришлось смотреть папе в глаза и нагло лгать ему. Видеть разочарование в его глазах. Он никогда этого не скажет, но я знаю, что он обижен на меня. Реакция дяди Ти была другой. Он казался разочарованным. Мне почему-то кажется, что он все знает и ждет, когда я признаюсь. Он ничего не сказал, но больше и не поднимал тему о Михаиле Петрове после того, как я сообщила ему, что дело сделано.

Не то чтобы я часто общалась с ним за последние четыре месяца. Я так и не смогла заставить себя вернуться в Нью-Йорк. А теперь полеты на самолете опасны для меня. Я на шестом месяце беременности и считаю дни до того момента, когда смогу взять на руки свою малышку. Мне кажется, нет, я надеюсь, что она унаследует эти льдисто-голубые глаза. Такие же, как у ее отца. Хотя я понимаю, что это будет и благословением, и проклятием.

Мое сердце разбилось в тот момент, когда я вышла из его спальни и оставила его одного. Но это не должно меня беспокоить. У меня никогда не было более веской причины для убийства, чем защита своего ребенка.

— Как наша мамочка? — Бьянка выходит во внутренний дворик и протягивает мне стакан холодного чая.

— Она толстая, опухшая и мучается от жары, — отвечаю я.

— Пфф, ты совсем не толстая. Да, немного опухшая, но толстая? Совсем нет, — говорит она.

— Спасибо, — бормочу я, потягивая холодный чай.

— Я понимаю, почему ты хотела сбежать в Тоскану. Здесь так красиво. Думаю, нам стоит остаться здесь навсегда. Мы можем растить маленькую Бьянку как лесбийская пара, но без каких-либо привилегий, — предлагает она, и чай выливается у меня изо рта.

— Иногда я действительно удивляюсь, как мы с тобой подружились, — говорю я ей.

— У тебя не было выбора. — Она улыбается мне.

— Знаешь, я не жду, что ты останешься здесь. У тебя своя жизнь в Штатах. Я понимаю это.

— Что, и пропустить все это? — Бьянка обводит рукой вокруг, указывая на поместье моего деда. — Кроме того, не знаю, заметила ли ты, но итальянские мужчины... весьма особенные.

Хотелось бы мне с ней согласиться, но ни один из этих мужчин не интересует меня. Помимо того, что я размером с кита и чертовски капризна, ни один из них не может сравниться с тем, кого я хочу. Тем, кто уже никогда не будет моим, потому что я лично позаботилась об этом.

— Я знаю, говорят, что он исчез и все такое, но, может, если ты попробуешь пощупать почву, он свяжется с тобой, — говорит Бьянка.

Она не знает, что я убила его. И об этом она никогда не узнает. Я сглатываю комок в горле.

— Я не знаю, о ком ты говоришь, — вру я.

— О горячем, русском папочке. Неужели он никого тебе не напоминает?

— Нет, не напоминает, и никогда не говори об этом вслух, Бьянка. Никто не должен об этом узнать. Поклянись. — Я смотрю на нее.

— Клянусь, никто никогда не услышит этого от меня. — Она поджимает губы, прежде чем добавить: — Ну, какие у тебя планы на сегодня, кроме как жалеть себя?

— Я не жалею себя.

— Хорошо, тогда пойдем покупать вещи для малышки. Наш ребенок должен выглядеть на все сто.

— Она ребенок. Ей не нужно наряжаться, — говорю я ей, кажется, уже в сотый раз.

Бьянка – классический пример ребенка с трастовым фондом. Не поймите меня неправильно, она сделала себе имя и зарабатывает неплохие деньги как блогер. Именно так ей удалось кардинально перевернуть свою жизнь и провести со мной в Италии последние четыре месяца. Но ее фонд страдает от ее пристрастия к дизайнерским брендам.

— Да брось, шопинг в этой стране – лучший в мире.

— Ладно, но только если позже мы сделаем педикюр, — соглашаюсь я.

— И заставим какого-нибудь бедного мастера иметь дело с ужасом, который представляют собой твои ноги? — восклицает она.

— Заткнись. — Я толкаю ее в грудь, а затем смотрю вниз.



Три часа спустя я стою посреди детского магазина и рассматриваю светло-голубое платье. Цвет напоминает мне о глазах Михаила. Я провожу пальцами по мягкой ткани, и меня охватывает неописуемая печаль. Я списываю это на гормоны, отмахиваюсь от этого чувства и заставляю себя отвернуться от наряда. Как бы мне ни хотелось его купить, я этого не делаю. Я оглядываю магазин, чувствуя, что за мной наблюдают, пока не нахожу источник. Ромео и Лука стоят у витрины и смотрят на меня.

Я закатываю глаза. Кажется, примерно каждую неделю кто-нибудь из моих кузенов случайно оказывается в городе. Думаю, у них есть график, по которому они по очереди навещают меня. На этой неделе, должно быть, очередь близнецов.

— Бьянка, наши еженедельные гости прибыли, — сообщаю я ей.

— О, прелесть, люблю поглазеть на красавчиков, — ухмыляется она.

— Ты же знаешь, что они все женаты, верно?

— Вот почему я только смотрю. Я могу любоваться красивым телом, не прикасаясь к нему. У некоторых из нас есть такая штука, как самоконтроль, — смеется она.

— У меня есть самоконтроль, — возражаю я, прекрасно зная, что это ложь.

Глава 16



Она выглядит грустной. Мне это не нравится. Я хочу понять, в чем причина, и помочь ей, но это непросто. Эта женщина буквально оставила меня истекать кровью, а все равно я хочу позаботиться о ней... и о нашем ребенке. Я наблюдаю за ней, припарковавшись на другой стороне улицы. Она берет голубое детское платье и внимательно рассматривает его, а затем возвращает на вешалку.

Она не знает, что я жив. И уж точно не станет ждать моего появления, потому что для нее я всего лишь призрак. В крайнем случае, донор спермы для ее ребенка. Я никогда не забуду выражение ее глаз, когда она все глубже вонзала в меня нож. То, как она развернулась и ушла. Но я не могу злиться на нее. Честно говоря, она поступила правильно, учитывая обстоятельства.