— Джесса, пожалуйста, иди и поздравь Амелию с днем рождения. Нам нужно идти.

           — Но, мамочка, я хочу остаться с папиным лучшим другом, — дуется она, скрещивая руки. 

           — Сейчас, Джесса.

           Джесса убегает, обзывая маму по-детски. 

           — Послушай, это было не...

           — Значит, ты трахаешься с моим бывшим мужем? О, подожди-ка, мы все еще женаты, так что ты трахаешься с моим мужем.

           — Морган, это не...

           — Ты положила на него глаз с того момента, как я вошла в его жизнь. Каково это — быть вторым сортом?

           Моя уверенность в себе разбилась вдребезги, боль пронзила меня, когда женщина, которая навсегда будет связана с мужчиной, которого я жажду, сказала мне, что я ничтожество. Я не могу позволить ей видеть меня сломленной, и поэтому всеми силами набираюсь смелости, чтобы защитить себя. 

           — Последние три года я не вмешивалась в жизнь Ноа. Если ваш брак развалился, я тут ни при чем. Что касается настоящего момента, то да, я снова дружу с Ноем. Я не собираюсь извиняться за это.

           Я ухожу с гордо поднятой головой и убегаю в дом, чтобы успокоиться. Мои нервы начинают управлять моими движениями, дрожащими руками и быстро бьющимся сердцем. Мои эмоции переходят от чувства неуверенности к злости, и я ненавижу ее за то, что она заставила меня чувствовать себя так. 

           На кухне я обшариваю верхний шкаф в поисках любого спиртного, которое попадется мне под руку. Хоть что-то, что поможет мне продержаться еще два часа в окружении кричащих детей и воспоминаний о том, как жена Ноя говорила мне, что я — второй сорт. 

           Когда бутылка уже была у меня в руке, шум позади меня останавливает меня на месте. Я оборачиваюсь: в другом конце комнаты стоит Эрик. 

           — Нам нужно поговорить.

           — Не знаю, Эрик, пожалуйста, — умоляю я со стеклянными глазами. — Мне нужно выпить.

           — Ты трахаешься с моим братом?

           Я поднимаю голову, чтобы встретить его суровый взгляд, и от шока у меня пересыхает во рту: — Эрик...

           — Как давно это происходит?

           — Это не то, что ты думаешь.

           — Ты лгала мне! — кричит он, обида заливает его лицо. — Я узнал об этом за ужином, когда мой брат сказал, что бросает Аллегру ради тебя.

           — Почему... почему он так сказал?

           — Я не знаю, Кейт, ты мне скажешь?

           — Эрик, — сжимаю живот, не в силах игнорировать резкую боль. — Между нами с Домиником все кончено. Ты не понимаешь. Мы просто дурачились. Все сложно и все кончено.

           — Покончено? По его словам, он хочет переехать в Париж, чтобы быть с тобой. Это далеко не конец, тебе не кажется?

           — Эрик, я не разговаривала с Домиником с тех пор, как...

           — Я тебя не понимаю. Ты трахаешься с моим братом, но пытаешься преследовать Ноа? Ты хоть знаешь, как это выглядит?

           Обида проникает в меня из уст того, кто должен быть моим другом. Мои слова застревают в горле, а моя жесткая внешность рассыпается вокруг меня. 

           — Не смей меня осуждать! — с досадой произношу я. — Ты прямо как Ной. Быстро веришь всем остальным, но только не мне, верно? 

           — Ты не отрицаешь этого?

           — Знаешь что, Эрик? Да, я трахалась с твоим братом. У нас было соглашение, и это эгоистично соответствовало моему образу жизни. Было ли это ошибкой? Не знаю. Но я никогда не просила его бросить жену. Что касается Ноя, то я никогда не преследую мужчин. Я давно поняла, что это приводит только к разбитому сердцу.

          Я ухожу от Эрика, желая вернуться домой. Если это можно так назвать — дом или место, куда я могу сбежать. Но вместо этого я исчезаю в кабинете Лекса — месте, которое, как он мне сказал, принадлежит мне, —  и падаю в кучу слез.

***

Я перенесла свой рейс на вечер понедельника, отчаянно желая уехать и вернуться домой. Лекс не стал вдаваться в подробности, он все понял и не стал настаивать на том, чтобы я осталась. Что касается Чарли, она была зла на Морган, а также на Эрика. Ненавижу, что ее втянули в эту кашу, но скрыть от нее это невозможно, раз уж я остановилась у нее.

Рано утром в понедельник я еду с Лексом в офис, желая с головой погрузиться в работу. Вчера вечером я отключила телефон, чего не делала уже целую вечность, и отвлеклась на девочек в свой последний вечер здесь.

Уже почти наступило время обеда, и я уединилась в одном из небольших залов заседаний со своим ноутбуком. У Лекса несколько встреч, и я могу работать в одиночестве, а это как раз то, что мне нужно. Тишина и щелканье пальцев по клавиатуре — это как наркотик, который так отчаянно пытается облегчить боль, пытающуюся меня убить. Поэтому чем больше я печатаю, тем больше контроля над своей жизнью.

Дверь распахивается, вызывая мое неодобрение невежеством работников и их неспособностью постучать. Я уже собираюсь нагрубить грубияну, когда поднимаю глаза и вижу стоящего у двери Ноя.

Он закрывает за собой дверь, выглядит усталым и не побритым. Его борода неухожена, а одет он по-прежнему в джинсы и белую футболку с бейсболкой на голове.

— Ной, как там Нэш? — я стою, обеспокоенная его растрепанным видом, и думаю о худшем.

— Ты сказал Морган, что мы поженимся?

— Что? — в замешательстве качаю головой. — Нет. Это было недоразумение.

— Господи, мать твою, Кейт! — кричит он, сжимая кулаки в клубок. — Она позвонила мне вчера вечером и все рассказала. Она угрожает забрать у меня Джессу.

Обида обрушивается на меня, как лавина. Я даже не знаю, как защищаться. Я поднимаю глаза, а он смотрит на меня с негодованием. Я чувствую, как жар поднимается к щекам, и молюсь, чтобы он не был заметен. Я кашляю, а затем убираю волосы за ухо, хотя они уже там.

— Я никогда этого не говорила, говорю я ему, ошеломленная разговором. — Эти слова сказала Джесса.

— Она сказала, что ты сказал, что Джесса солгала.

— Знаешь что? Как ты смеешь, Ной, принимать ее сторону, даже не послушав, что я скажу.

Он не доверяет мне и даже не думает, что я когда-нибудь сделаю что-то, что поставит под угрозу его семью. Последние двадцать четыре часа мне едва удавалось держать себя в руках, а теперь я узнаю, что он не может даже доверять мне? Он поверит на слово своей ревнивой бывшей жене, или, лучше сказать, супруге, а не лучшему другу, который желал ему только самого лучшего.

— Я никогда не говорила этих слов. Ей три года, Ной. Тебе не приходило в голову, что она может спутать мои слова?

— Зачем ты вообще с ней разговаривала?

— Мне нужно работать. Пожалуйста, покинь кабинет.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал? Мне несколько раз звонила Морган и обвиняла меня в отношениях с тобой. Она думает, что мы поженимся и у нас будет ребенок. Потом она говорит мне, что ты сказала, что Джесса лгунья.

— Верь в то, во что хочешь верить. Это именно то, чего я боялась.

— Она ее мать. Ты не можешь понять, каково это, — как только это слетает с его губ, я склоняю голову, чтобы боль не поглотила меня целиком.

— Ты прав. Я никогда не пойму, каково это — быть матерью. Но я понимаю, что значит любить кого-то, быть честным и относиться к людям с уважением. Я всегда хотела для тебя только лучшего, Ноа, и ты можешь верить тому, кому хочешь верить. Я не подписывалась на это. На самом деле я избегала именно этого. А теперь, если ты меня извинишь, мне нужно уйти.

Я закрываю ноутбук, даже не выключая его, и выдергиваю шнур из розетки. Иду молча, а он продолжает смотреть на меня, не говоря ни слова.

— Так ты уезжаешь, чтобы вернуться в Париж?

Я несу свой ноутбук в руках, глядя на него страдальческим взглядом: — Самое безумное, Ноа, что я была готова ждать тебя. Как ты и просил.

— И что теперь? — его тон неумолим и наполнен враждебностью: — Ты вернешься к нему?