— Это не мое дело — делиться его проблемами. Просто будь его другом, Кейт. Это все, что ему сейчас нужно.

С каждым шагом назад к столу слова Чарли эхом отдаются в моей голове. Быть «другом» для Ноа сложнее, чем я хочу признать для нее и для себя. В последний раз, когда я привязалась к нему, пламя дошло до меня и обожгло, оставив заметный шрам, который я скрывала до сегодняшнего вечера.

Чарли опускается в кресло и наклоняется ближе к Лексу, пока они целуются. Я перевожу взгляд в противоположную сторону и решаю выпить еще. Ной сидит в тишине, глядя на главную арену с застывшим выражением лица. Меня привлекает то, как он почти не моргает, как будто находится в кататоническом состоянии. Действительно, если бы он был болен, Чарли сказала бы мне правду. Но опять же, что если он смертельно болен? Он выглядит ужасно худым. Господи, нет, пусть это будет что-то другое.

— Мы пойдем немного потанцуем, — кричит Чарли поверх музыки. — Ребята, хотите с нами?

Я качаю головой: — Мне нужно найти клиента. Он должен быть здесь со своей женой. Я присоединюсь к вам позже.

Чарли хмурится, но лишь на мгновение, прежде чем Лекс оттаскивает ее и убирает с глаз долой.

Я наливаю себе еще один бокал, отчаянно желая успокоить нервы. Понятия не имею, почему я нервничаю, но, возможно, мое сердце, разбитое в последний раз, когда мы были близки, будет хорошим показателем того, почему я на взводе.

— Итак... — бормочу я, проводя пальцами по краю стакана.

— Итак...

Я вздохнула, не зная, как вести себя с ним. В наших жизнях так много изменилось, что, скорее всего, мы уже не те, кем были много лет назад.

Музыка стихает, наступает антракт, хотя на заднем плане все еще звучат менее дискотечные ритмы.

— Как работа?

— Занят, но все так же, правда, — отвечает он непринужденно. — Уже не так сложно, и я нашел свое место в издательском деле.

— Хорошо. Я знаю, что ты беспокоился о том, что не сможешь освоиться.

— Это было три года назад, — напоминает мне Ной.

— Верно.

Неловкое молчание снова поднимает свою уродливую голову. Почему это должно быть так чертовски сложно? Это тот самый человек, с которым тебя арестовали, когда ты голая лежала на пляже в Малибу. Мы вдвоем сидели в тюремной камере и ждали, когда Чарли внесет за нас залог. Это был не самый лучший момент. К тому же он видел меня в худшем состоянии, плачущей из-за мужчины, который обращался со мной как со вчерашним мусором.

Напоминание о Доминике и его отчаянных мольбах вырвалось на передний план моего сознания. Что подумает Ной, если узнает правду? Сама идея нелепа. Нет никаких причин, по которым Ной должен узнать об этом. Пока я держу рот на замке, секрет будет в безопасности.

Но Ной — это человек, которому я когда-то излила душу и сердце. Он знает меня лучше, чем я сама.

В прошлом.

Жизнь изменилась.

— А ты? Лекс сказал мне, что ты делала удивительные вещи в Европе, а Чарли говорит, что у тебя была возможность много путешествовать. Похоже, жизнь удалась.

Мои глаза расширились от удивления. Я понятия не имела, что Чарли или Лекс говорили обо мне Ною. Он спрашивал обо мне? Или это было сказано вскользь? Успокойся, Кейт. Ты слишком много анализируешь.

— Так и было, — вот и все, что я говорю.

Ной отводит взгляд от меня, переводя дыхание: — Кейт, я все тот же парень. Может быть, немного сломленный, но все тот же парень.

— Прошло уже много времени, — напоминаю я ему, отчаянно пытаясь не вдаваться в семантику нашей дружбы. — Давай поедим.

Мы направляемся к буфету, который, на удивление, не слишком переполнен. Здесь так много еды, и все же внезапно мой аппетит пропадает. Напомнив себе, что алкоголь и пустой желудок не сочетаются, я принимаю сознательное решение съесть хотя бы что-нибудь.

Моя пищевая палитра изменилась за годы деловых встреч и ужинов, которые я посещала. Мой трюк заключается в том, чтобы выпить столько, сколько смогу, не показавшись пьяным, затем съесть поданную еду и никогда не спрашивать, что лежит на тарелке. Чем меньше известно, тем лучше. Оказывается, улитки не так уж страшны и вкусны, если их правильно приготовить.

— Итак, скажи мне... улитки. Ура или нет? — Ной поджал губы, вопросительно глядя на блюда, стоящие на серебряных подносах.

— Если учесть, что ты ешь мятное мороженое, которое все равно вызывает всеобщее отвращение, то, возможно, «ура» для тебя. Они довольно приятные.

           — Довольно приятные? — Он с усмешкой поднимает брови. — Слизняк, который с размаху ударяет свое мускулистое тело о землю?

           Я прошу официанта положить две порции на мою тарелку. Подцепив эскарго вилкой, я подношу ее к его рту. 

           — А мне обязательно?

           — Невежливо не делать этого, — заявляю я, сохраняя прямое выражение лица. — Французы славятся своими превосходными кулинарными способностями.

           Он откусывает кусочек, и, хотя его лицо несколько растеряно, ему удается прожевать, не выплюнув его в салфетку. 

           — Неплохо.

           — Пробовать что-то новое - это способ исследовать мир, — предлагаю я, рассматривая все блюда перед нами.  

           — Я не знаю, — Ной наклоняет голову и смотрит на свою пустую тарелку. — Я застрял в аду.

           И гигантский слон в комнате делает свое долгожданное появление, надевая розовую пачку и исполняя «Лебединое озеро», отчаянно требуя нашего внимания. Я не хочу задавать вопросы, потому что если я не знаю о его личной жизни, то и он не должен задавать вопросы о моей. Но потом слова Чарли о том, что ему нужны друзья, и ее беспокойство за него возвращаются с удесятеренной силой. 

           — Чарли беспокоится о тебе.

           — Весь мир беспокоится обо мне, — говорит он, быстро наполняя свою тарелку, и выглядит так же отчаянно, как и я, желая уйти от разговора. 

           Мы садимся за стол с едой, но оба почти не едим. Я откусила несколько кусочков, заметив, что Ноа бесцельно ковыряется в тарелке. Пока я сижу за столом, моя сумочка вибрирует. Выдвигаю телефон, и на экране появляется сообщение от Бувье Фонтена, нашего клиента. Я быстро пробегаю глазами текст. Бувье извиняется, что вынужден отложить нашу сегодняшнюю беседу. Его отец заболел и был доставлен в больницу. Я набираю ответ, посылая ему молитвы, а затем быстро отправляю сообщение своему помощнику Эмилю, чтобы он напомнил мне завтра встретиться с Бувье, чтобы убедиться, что состояние его отца стабильно.

           — Черт, — громко произношу я. 

           — Что случилось?

           — У клиента возникли кое-какие проблемы. Его не будет, а мне не терпится завершить сделку, над которой мы работали довольно долго.

           Ной покачал головой с самодовольным выражением лица: — Только работа, никаких игр. В кого ты превратилась?

           — Я развлекаюсь, — защищаюсь я. — Нет ничего плохого в том, чтобы заниматься делами во время подобных мероприятий. Европейский рынок отличается от американского. Здесь нужно развивать отношения и вкладывать время в создание крепкого союза, чтобы обе стороны оказались в выигрыше.

           — Мудро сказано, — укоряет Ной. — Хотя я считаю, что несправедливо осуждать американцев за то, что они не развивают отношения. Иногда ты выкладываешься на полную, изо всех сил. Ты чертовски усердно работаешь, но другой человек не разделяет твоих взглядов. В итоге все рушится, и вы задаетесь вопросом о принятых решениях, которые привели вас к такому исходу.

           Обида в его тоне остается вместе с его словами. Я не совсем уверена, что мы перешли на разговор о чем-то другом, и, судя по горькому выражению лица, можно с уверенностью сказать, что так оно и есть. 

           — Вот почему вам нужно с самого начала занять прочную позицию. Не позволяй кому-то другому диктовать тебе путь. Лучшие отношения длятся, когда две стороны согласны друг с другом.

           — А иногда ты делаешь все это, но этого все равно недостаточно, — бросает он в ответ.