Дослушивать мои размышления лавка не стала.

Одна из полок за прилавком внезапно изменилась. Товары вместе с ценниками будто кто‑то раздвинули невидимыми руками, а в образовавшемся пространстве появилось нечто, подозрительно напоминающее кукольный домик, помещенный в аквариум. В комнатке разместились кроватка, тумбочка, кресло с высокой спинкой, столик и даже шкафчик – все идеально подходящего размера. Лавка не поскупилась на уют: на деревянный пол постелила коврик с геометрическим орнаментом, на полку водрузила вазочку, правда, пустую, добавила миниатюрный плед.

– Что? За стеклом? – изумился Коляшка. – Это же никакого уединения!

– Зато покупатели будут приходить поглазеть, – хмыкнула я.

– А… по нужде?!

Если передняя и боковые стенки были прозрачными, то дальняя – вполне деревянной, и в ней имелась дверца.

Я аккуратно подцепила Коляшку за шкирку. Он протестовал, но скорее по привычке, чем всерьез, да и попасть коту на коготь Коляшка опасался. Кот, заигравшись, сам того не желая, прихлопнет лапой, и нет крохотного воришки, так что Коляшка позволил мне перенести его в аквариум и даже не стал ругаться, когда я задвинула заменявшую потолок решетку. Наоборот, он деловито проверил скрытое от глаз помещение, убедился, вернулся и во весь рост вытянулся на кровати:

– Надо же, перина годная, – заявил он.

Ничему его жизнь не учит. Молчал бы. “Годная”! Лавка может и передумать. На его удачу лавка проявила великодушие.

– Мя‑а‑ау, – высказался лишенный игрушки кот и живо забрался на полку.

Ловить Коляшку он больше не сможет, но наблюдать‑то ему никто не запретит.

Я уже собиралась выглянуть и посмотреть, чем занимается инспектор, но он вернулся. На аквариум он лишь покосился, комментировать не стал, обошел меня, прилавок и присел на корточки перед сундуком.

– Мне нужен хрустальный взгляд, – произнес он ничего для меня не значащую фразу.

Зато сундук понял его прекрасно, и инспектор извлек украшенное хрустальными бусинами зеркало.

Я снова могла наблюдать, как инспектор внимательно и увлеченно работает с артефактом, как по мановению его руки бусины отрываются с рамы, поднимаются в воздух и одна за другой вылетают в незакрытую входную дверь.

Зеркало мигнуло, и инспектор поднялся, пристроил его на прилавок.

– Ну вот, теперь магией нас просто не достать, а приближение чужаков покажет зеркало. Маша, что не так? Почему ты на меня так смотришь?

Я поспешно отвела взгляд. Не объяснять же графу, что я смотрю на него с восхищением! А вот почему я на него так смотрю… Хороший вопрос. Отвечать на него мне не хочется, даже самой себе.

Когда наконец все успокоились и разошлись – инспектор в свою комнату, Коляшка в свою, а кот – неведомо куда, я нацепила тапочки и направилась к себе. Хотелось тишины, покоя, и – что уж греха таить – еды. Прямо сейчас и желательно побольше.

Я вошла в комнату, развернула на столе скатерть, расправила – очень тщательно. Вроде бы просто расстелила, а вроде и погладила… Снова напрашиваться на ужин к инспектору не хотелось.

– Ну что, моя дорогая, хватит обижаться, – сказала я самым примирительным голосом. – Я сегодня заслужила нормальный ужин, не сомневайся.

Скатерть на мгновение задумалась, а затем на столе появилась тарелочка. Сказать, что порция была скромной, – это ничего не сказать. Несколько оливок, пара тончайших ломтиков сыра и кусочек хлеба, который просвечивал насквозь…

Какое‑то время я молча разглядывала предложенную инсталляцию, символ неслыханной кулинарной скупости. Теплилась робкая надежда, что это еще не все и к легкой закуске сейчас добавится основное блюдо.

Но этого не произошло, и я обиженно возмутилась:

– Эй, ты меня ни с кем не перепутала? Может, с Коляшкой? Вот ему такая порция как раз по размеру. Ну и по заслугам тоже… А я у нас нормальных размеров и лавку, между прочим, не грабила. Наоборот – все для нее делаю. Бегаю по деревням, уже не знаю, как извернуться, чтобы хоть что‑то продать.

Скатерть никак не отреагировала на мои жалобы. Еды на столе не прибавилось, она явно не собиралась менять свое решение.

– Знаешь что? – сказала я сердито. – Сама такое ешь! А я не буду!

Развернулась, хлопнула дверью и решительно направилась в ванную комнату. Было обидно до слез. В конце концов, я имею полное право на приличный ужин!

В горячей ванне я понемногу успокоилась, полежала, пожалела себя и даже смогла прийти в нормальное настроение. Только вот голод никуда не делся, а наоборот усилился настолько, что теперь даже та самая жалкая порция казалась очень даже привлекательной. Еще более привлекательной мне виделась идея напроситься на ужин к инспектору. Только пришлось себя остановить… Слишком уж часто мы стали вместе ужинать, завтракать, а иногда и просыпаться.

Хватит! Вон сегодня он уже заметил, что я смотрю на него как‑то не так. А за ужином еще ляпну что‑то не то… Ну нет. Лучше перебьюсь сыром и оливками! Я вздохнула и, завернувшись в халат, вернулась в комнату, уже готовая примириться с крошечной едой.

Но меня ждал сюрприз. Да такой, что я замерла на пороге, не веря глазам.

Стол ломился от всевозможных вкусностей. Здесь было и золотистое жаркое, от которого поднимался невероятный аромат, и большие куски свежего хлеба с аппетитной хрустящей корочкой, и горка ароматных пирожков, и сыры, и салаты, и даже небольшой тортик в центре стола. Скатерть, похоже, раскаялась и решила загладить свою вину.

Я приблизилась к столу.

– Ладно, так и быть, возможно, я тебя прощу. Но еще подумаю… – строго сказала я, хотя в душе все ликовало, а в животе радостно урчало. Но не портить же из‑за этого воспитательный момент, так что я продолжила ворчать: – Попробовать надо, оценить. Да, на вид неплохо, но кто знает…

Дверь скрипнула и приоткрылась. В комнату заглянул инспектор. Он бросил взгляд на шикарно накрытый стол и с удивлением перевел его на меня.

– А ты жаловалась на скатерть… Что кормит плохо, качественные продукты зажимает. Зря ты на нее возводишь напраслину, она ведь старается как может.

Я только вздохнула. Вот же вредная скатерть – и тут все испортила, хоть вроде и хотела как лучше. Нашла время демонстрировать щедрость! Прямо на глазах у инспектора. Теперь он точно решит, что я напрашивалась к нему на завтраки‑ужины с какой‑то другой целью. Ох, ну за что мне все это?

– Знаете, – вдруг сказал инспектор, глядя на стол, словно только что заметил ломящееся от угощений великолепие, – раз уж все готово, давайте поужинаем здесь?

– Почему бы и нет, – ответила я. И зачем‑то добавила: – Не пропадать же еде…

Получилось не очень‑то вежливо. “Ешьте, гости дорогие, все равно выбрасывать!” Но инспектор, кажется не обратил на это внимания, погруженный в какие‑то свои мысли. Просто кивнул и занял место за столом. Я села напротив.

Какое‑то время мы ели молча. Потом я подала голос:

– Что касается защиты лавки… Как думаете, того что есть достаточно? Этот колдун… Он же с нами не справится?

Я ожидала простого и быстрого ответа: конечно, не справится, о чем разговор! Мы сильнее всех – и точка!

Только инспектор почему‑то молчал.

И молчал.

И опять молчал.

Секунд десять – не меньше. То есть целую вечность.

А потом вздохнул и сказал:

– Не знаю.

Прямо скажем, совсем не тот ответ, какого я ожидала… А потому продолжила вопросительно смотреть на инспектора: вдруг что‑то еще скажет. И он снова сказал совсем не то, что мне хотелось бы услышать:

– Дело в том, что я совершенно не представляю, что это за колдун и каковы его силы…

– То есть может быть…

Ох, как мне не хотелось заканчивать эту фразу!

– Может случиться что угодно, – честно ответил инспектор. – Нужно выяснить у Коляшки, как далеко отсюда этот замок. Возможно, мне самому стоит туда наведаться…