В общем, история забавная, но делать из нее какие-то выводы рано.

Мои размышления были прерваны самым возмутительным образом. Стоило мне переступить порог лавки, раздался жуткий визг.

– Негодяйка! Гадина!

– Дура бестолковая!

Я не сразу сообразила, откуда идут голоса, и хороших полминуты растерянно выслушивала ругань. А потом поняла: тапочки. Хлопнула себя рукой по лбу. Ну конечно, они ведь так и лежали в кармане платья между воланами, пока я выслушивала историю незадачливого жениха. Ой, нехорошо получилось, придется извиняться. На этот раз за дело. Я быстро извлекла их из кармана, придирчиво осмотрела и поставила на пол.

– Простите, простите, простите! Я совсем забыла…

Здесь, в лавке, они снова стали говорящими, белыми, пушистыми. На миг я даже усомнилась: не померещился ли мне облезлый вид из-за сумеречных теней на вечерней улице?

– Что ты забыла, дубина стоеросовая? – не дали договорить они. – Нельзя нас отсюда выносить, никак нельзя. Хорошо, гулять не пошла, таких бы бед натворила! Да ты посмотри, что наделала!

Я растерянно смотрела на тапочки.

– Ничего я не наделала. Вы вроде бы в порядке. В порядке же, да? – Пушинка к пушинке, будто только что из-под щетки. Правда, голоса звучат приглушенно и с хрипотцой, как простуженные.

Это была почти мольба.

– Не на нас смотри, дурында, а на лавку!

Я послушно окинула взглядом лавку. Вроде бы все по-прежнему, никаких значительных перемен… Я уже собиралась спросить, в чем дело, но, присмотревшись повнимательнее, поняла: свет приглушенный, не такой яркий, как был, а в воздухе едва уловимая взвесь пыли щекочет ноздри – омахать метелкой не помешает. Меня как электрическим разрядом прошило, едва я сообразила, что беда за прилавком.

Несколько полок покосились, верхняя и вовсе покрылась глубокими трещинами, словно дерево рассохлось, разом состарившись на пару веков. Больше всего меня напугало ощущение, что на полках появились пустые места, где раньше точно-точно стояли товары. Я ведь сама сортировала, расставляла, не могу ошибаться.

Да нет, не может быть! В надежде, что амулеты, бусики, колбочки, зачарованные вещицы и прочие магические приблуды просто попадали на пол, я быстренько сунула ноги в тапки и забежала за прилавок.

Увы, надежды мои растаяли, как эскимо на жарком июльском солнце: вместо радости жирно-коричневая клякса на платье. На полу я нашла сор, словно кто-то от души топтался за прилавком в уличной обуви и натряс песка. Товары действительно исчезли. Еще и любовно выписанные ценники пропали, зато везде, абсолютно везде лежала пыль. Хотя, когда я уходила полчаса назад, лавка сияла чистотой, протирать по утрам полки уже вошло у меня в привычку.

Следовало выяснить у тапочек, что именно случилось, хотя кое-что было понятно уже и без лишних вопросов. Их действительно нельзя выносить за пределы лавки, от этого она пришла в непригодность. Да еще так стремительно, что жуть берет.

Я вошла в свою комнату и ахнула. Если в торговом зале все было запущенно, то здесь… Мамочки, складывалось впечатление, что я отсутствовала даже не целый год, а вечность.

Комната выглядела грязной, совершенно заброшенной и вдрызг разграбленной: куда-то пропали и стол, и стулья, и моя кормилица скатерть-самобранка. Исчезли шторы, левая оконная створка постукивала набатом. Кажется, ее перекосило, и теперь она качалась на сквозняке. Да, из окна тянуло ночной сыростью.

От былого богатства осталась кровать, только вот на вид она стала такая ветхая, что на нее не то что ложиться, присесть страшно. Ножка у изголовья треснула и расщеперилась. Еще меня дождался шкаф, он тоже покосился, рассохся, покрылся паутинкой трещин. Очевидно, что внутри я ничего не найду, но для порядка я все же заглянула, и шкаф плюнул в меня облачком особо едкой пыли.

Несколько минут я чихала и отфыркивалась.

Сунулась умыться, но… Дверь, что раньше вела в ванную комнату, исчезла бесследно. Ни намека на дверной проем – сплошная дощатая стена.

Я быстро скинула тапки.

– И что же теперь делать? – спросила у них испуганно.

Кажется, искренность моего раскаяния у них больше не вызывала сомнений. Во всяком случае, они перестали осыпать меня оскорблениями и просто проворчали:

– Что делать, что делать…

– Не делать такого больше.

– А как же вот это все? – Я окинула свои «покои» красноречивым взглядом. – Оно так и останется? И полки, и товары? И вообще…

– Надо бы так и оставить, чтобы неповадно было дурости творить, – сказала одна.

Но вторая, видимо, сжалилась надо мной и добавила:

– Залечим все. Только время надо.

– Это что же получается, – проговорила я. – Если вас отсюда унести, то лавка и вовсе…

– …исчезнет, – закончила за меня тапочка. – За день исчезнет, а то и скорее.

Я схватилась за голову, а потом воскликнула:

– Так что же вы меня не предупредили? Это хорошо, что я быстро вернулась.

Представлять, что бы тут было, если бы наша беседа с «женихом» чуть затянулась, я даже думать не хотела. Слишком уж было страшно о таком думать.

– Да кому в голову могло прийти, что ты нас выгуливать решишь? – возмутилась правая тапочка.

– О чем еще тебя предупреждать? Что руки в огонь совать не надо и с моста в речку головой вниз прыгать?

– Про руки и мост я сама знаю, без подсказчиков. А про лавку не знаю, я вообще-то нездешняя. Знаете что, дорогие мои, не кажется ли вам, что пора объяснить мне правила?

Как только я поняла, что ответственность за этот инцидент не лежит целиком и полностью на мне, а поровну поделена между мной и тапочками, уверенность стала возвращаться. Так что я с размаху уселась на кровать и велела:

– Рассказывайте.

Плюхаться на кровать явно было ошибкой. Она и без того чуть стояла, а под весом моего тела и вовсе хрустнула, ножки как-то разом подломились. Я ойкнуть не успела, как обезноженное основание оказалось на полу. Копчик на приземление отреагировал вспышкой боли, но вскакивать с кровати я не стала. Во-первых, и так поломана, а во-вторых, испорчу момент. Так что я строго посмотрел на тапочки и велела:

– Говорите, какие еще есть запреты.

– Да вроде особо и никаких, – после долгой паузы сказала правая. – Товары лихим людям продавать не следует. В порядке держать, посетителям улыбаться.

Они замолчали, честно припоминая правила. Я было хотела их поторопить, но потом передумала. Просто представила, как стала бы объяснять какому-нибудь дикарю правила проживания в современном обществе. Тут сразу и не сообразишь, думать надо.

Впрочем, мои тапочки не надумали. Добавили лишь то, что казалось вполне очевидным: мебель не крушить, склянки не бить, кота не выгонять. И еще почему-то воду зря не лить. А вот тут уточнить следовало.

– То есть если я перерасход воды устрою, лавка начнет разрушаться?

– Нет, с чего бы? – удивились они. – Просто тяжко ей придется. Ну разок за день ванну принять можно…

В конце концов я все-таки выяснила, что правило не выносить тапки на улицу было единственно важным, и оставила их в покое.

Ужин мне сегодня не светил, водные процедуры тоже, поэтому я не придумала ничего лучше, чем кое-как устроиться на сломанной кровати прямо в одежде да попытаться уснуть.

Проснувшись от щекотки в носу, я оглушительно чихнула, разом вспомнила ошибку с тапочками, их обещание залечить последствия этой ошибки и огляделась по сторонам. В ярком дневном свете, лившемся через по-прежнему лишенное штор окно, комната выглядела гораздо лучше. По крайней мере, у меня уже не возникло ощущение, что балки не выдержат тяжести разочарования и потолок упадет мне на голову. Оконная створка тоже выровнялась, подоконник стал как новенький.

Вернулся стол, точнее, появился другой, вполовину меньше прежнего, кривой и перекошенный, этакая поделка спивающегося столяра, выбравшего себе девизом фразу «и так сойдет». Впрочем, не на что жаловаться. Ну и что, что ножки разной длины и толщины? Зато крепкие!