Я одну за другой стала вытаскивать вещицы. Крутила их в пальцах, чтобы понять, для чего предназначены и сколько стоят. И с каждым новым товаром понимала: выходку с тапочками мне, кажется, так и не простили…

Артефакты, которые я доставала, были несколько… гм… своеобразными.

Вот пожалуйста, перо вдохновения – пишет стихи, но исключительно не в рифму, полсеребрушки.

Метелка лени – убирает дом самостоятельно, но непрерывно жалуется и обзывает хозяйку лентяйкой и неумехой. А еще поднимает пыль до потолка. Две серебрушки за такое? Да я бы приплатила, чтобы такой артефакт забрали и унесли подальше!

Я продолжала перебирать товары.

Печенье с предсказаниями – целая коробка. Только вот каждое третье предсказание – ложное.

Мантия-невидимка! Ну прекрасная же вещь, всегда о такой мечтала. Только есть нюанс – закутавшись в нее, ты тоже ничего не видишь. Сомнительное удовольствие – спотыкаться и врезаться во все подряд, пусть даже никто этого не заметит. По крайней мере, пока ты в него не врежешься.

Или вот – зеркальце привлекательности. Делает того, кто в него смотрится, красавцем. Но только пока тот смотрится. Стоит отвернуться – и все становится как было.

Да уж… Товаров много, они, безусловно, магические. Беда в том, что толку с них – ноль и покупателей на такое найти будет очень трудно.

Я освободила полку – подальше от прилавка – и сложила эти странные вещи туда. Продать это невозможно, так пусть, по крайней мере, создают видимость богатого ассортимента.

Вот так-то, от всего может быть польза. Даже от совершенно бесполезных вещей.

Кажется, мой боевой настрой сработал, во всяком случае, до вечера ко мне заглянули несколько покупателей. Настоящих, новых.

Они не устраивали истерик, не пытались никого приворожить. И двое из них ушли с товарами. Правда касса пополнилась всего лишь парой медяков и одной серебрушкой, но лиха беда начало!

Вечером я закрыла лавку, вернулась в свою комнату и выслушала положенную лекцию от тапочек. В основном, нравоучения касались того, что негоже шляться по злачным местам с бессердечными инспекторами. И они не нанимались выслушивать мои жалобы, когда он наконец разобьет мне сердце!

Я даже не спорила. Хотят тапочки ворчать – пусть ворчат. Лишь бы кровать не ломалась, шкаф выдавал одежду и скатерть не исчезала…

Кстати скатерть пришла в полный порядок и даже сменила гнев на милость: на ужин я получила краюху хлеба да пару яблок. Оптимистично заключила, что могло быть и хуже, и искренне поблагодарила ее за заботу.

В этот вечер я даже приняла ванну. И ничего, что вода была не слишком горячая, скорее чуть теплая. Не ледяная – уже хорошо.

А потом быстро юркнула под одеяло, стараясь не обращать внимания на то, что зуб на зуб не попадает. Все-таки прохладная ванна – совсем не то, что требуется.

Зато ко мне пришел кот, улегся рядом, положил голову на плечо и мирно затарахтел. Кот был теплый и пушистый – что оказалось очень кстати.

Я на всякий случай пожелала доброй ночи тапочкам, коту, скатерти, лавке и вообще всем заинтересованным лицам и предметам. После чего спокойно уснула. На завтра у меня были грандиозные планы, и я собиралась выполнить их все.

* * *

Проснувшись утром, я приступила к реализации своих намерений. Не сразу, конечно. Сначала выпила кофе с пирожным, попутно выяснив у Мартины, где находится редакция вестника.

Затем явился мастер Гастор. Я отдала ему свое жалованье, он смутился, покрутил монеты в руках и вернул их обратно.

– Это еще что? Это еще почему?

– Я же у вас столовался все это время. А еще доски с красками брал… Для личных, так сказать нужд.

– Столовался – и хорошо! Только зарплату это никак не отменяет. А уж о досках с красками и вовсе говорить не стоит – они же лишние были. Остатки.

Однако брать деньги мастер Гастор не спешил.

– Тут такое дело… Думаю, я уже почти закончил. Так, по мелочи кой-чего осталось. А у меня вроде как заказ большой намечается, – он просиял. – Еще парочка маленьких…

– Так это же здорово! – обрадовалась я.

А вот мастер почему-то не радовался. Наоборот, выглядел донельзя смущенным. Мялся, чесал рукой рукой затылок, явно хотел что-то сказать.

– Ну же, что случилось? – забеспокоилась я.

– Так это… Без инструмента я ничего не сделаю… Можно я вместо этих денег пока инструментом попользуюсь? А как на собственный накоплю – сразу же все верну, честное слово!

Я едва сдержала смех. Вернет он! А я, как только заполучу эти сокровища, как начну строгать, пилить да красить, только пыль столбом да дым коромыслом.

– Не нужно возвращать. Да и куда мне это все? А вам пригодится.

Мастер разом побледнел, лоб покрылся испариной.

– Да вы что! Сразу видно, что не от мира сего… Такой инструмент знаете каких денег стоит? Заграничная работа, редкая. И без магии не обошлось.

– Вот и отлично! Рада, что понравился и пригодится теперь.

Мастер молчал. То ли не мог поверить своему счастью, то ли прикидывал не позвать ли ко мне местных санитаров, чтоб везли в местную психушку.

– Вы не думайте, я тут не заброшу, буду все потихонечку доделывать. Да там и осталась-то ерунда совсем! – он наконец снова обрел дар речи.

– Делайте как удобно, – легко согласилась я.

Вчерашний осмотр показал, что лавка уже выглядит бесподобно. А если и есть там какие огрехи, рассмотреть их сможет разве что сам мастер.

Я подвинула к мастеру монетки. Он отшатнулся.

– Денег не возьму! Ни сейчас, ни потом!

Добрых четверть часа мы отчаянно торговались. Я уже почти выбилась из сил, когда соглашение было наконец достигнуто. Мне удалось всучить Гастору одну монетку.

Он недоверчиво крутил ее в руках.

– Ваша взяла, возьму… Хочу подарок Ингрид сделать. И дочкам ее тоже. Ну вроде как с первой зарплаты… – Теперь он стал окончательно и бесповоротно пунцовым.

– Вот и здорово, вот и правильно, – обрадовалась я. – Подарки – это же прекрасно!

А про себя подумала, что еще прекраснее то, что у милой Ингрид и нашего мастера явно роман. Вот за кого можно искренне порадоваться! И ей одной с четырьмя дочками будет легче справляться, и за ним присмотр будет.

– Жаль только, что торговля у вас не особо хорошо идет… – вдруг погрустнел мастер. – Я же видел.

– Ничего, – заявила я со всей возможной бодростью. – Это сейчас она идет не очень. А скоро так пойдет, да просто полетит!

Он посмотрел на меня с жалостью, словно я была тяжело больна.

Из лавки мы выходили вместе. Я на всякий случай уточнила у мастера, как пройти в редакцию, получила еще порцию ценных указаний, после которых заблудиться было совсем невозможно, и разумеется, направилась в само сердце местной прессы.

Настроение было приподнятое, и золотые монеты, которые лежали в кармане, пришлись очень кстати.

Я-то думала, что явлюсь в редакцию и предложу им сенсационный материал. Лавка снова работает. По меркам маленького городка это уже само по себе выдающееся событие, а уж если рассказать, что там и ремонт, и целый ворох совершенно новых товаров, вполне можно заинтересовать особо любопытных граждан.

Ну а если такие увлекательные новости не заинтересуют издателей, что ж, попробую заказать платную рекламу.

Здание, где располагалась редакция вестника, соседствовало с городской управой, и я предположила, что столичные новости приходят вместе с указами, приказами и прочими важными документами. Да и не факт, что вестник существует сам по себе, вполне возможно, что он государственный.

Трехэтажное сплюснутое с боков строение напоминало неуклюжий донжон, основательный и неказистый. Строители сэкономили на архитектурных изысках, и на контрасте даже не с моей лавкой, а с аккуратными домиками местных жителей или той же городской управой смотрелось довольно странно, незаконченно. Пожалуй, выделялся только вход, охраняемый скульптурными изображениями голубей-переростков, головами достававшими мне аж до пояса, но и в фигурах чувствовалась та же небрежность, если головы были вытесаны тщательно и правдоподобно, то на задней половине туловища скульптор откровенно схалтурил, отчего хвосты каменных птиц напоминали скальные обломки.