Я вышел с ним в душный вечер, спрашивая себя, как на этот раз исправить причиненный ущерб.

— Я приношу извинения за это, сэр, — сказал я. — Нет никаких оправданий для...

— Извинения! — возмущенно закричал он, как только мы оказались на улице. — Извинения! Она присылает мне письмо с просьбой прийти с какими-то картами, и, когда я соглашаюсь, она задерживает меня там на три часа, расспрашивая обо всей моей жизни! Она даже спросила меня о форме моих ног!

— Мне очень жаль, — сказал я. Я поклонился, поднял глаза, увидел его разъяренное лицо, затем поклонился еще ниже, пока мой нос почти не коснулся моих потрепанных ботинок. — Я бы остановил это, если бы был здесь, сэр, я действительно бы...

— А потом... потом у нее хватает наглости называть меня скучным! — сказал он. — Подумать только, что эта сумасшедшая и есть наш расследователь Юдекса, я просто... — Он повернулся и помчался по тропинке в джунглях обратно в город.

Я посмотрел ему вслед, пробормотал «Дерьмо» и вернулся в дом.

Ана все еще сидела, согнувшись, перед своим хитроумным устройством в комнате для переговоров, ее поза была напряжена, пальцы задумчиво перебирали струны.

— Вы же знаете... — сказал я и замолчал, чтобы обдумать свои слова.

— Продолжай, Дин, — сказала она. Она сняла повязку с глаз. — Я почти подумала, что ты собираешься упрекнуть меня. Это было бы потрясающе интересно.

— Ну, вы же знаете, мэм, — сказал я, — что... что вы действительно не можете продолжать это делать.

— Обычно я не могу, — сказала она, — но это потому, что обычно ты, Дин, здесь и останавливаешь меня.

— Я так и делаю, мэм, — огрызнулся я, — потому что вы не можете продолжать загонять этих бедных людей в угол и выжимать из них информацию, как сок из яблокодыни!

— Я просто делаю все, что в моих силах, чтобы сделать этот унылый кантон немного интереснее, — беззаботно ответила она. Она затянула шнурок на своем хитроумном приспособлении. — Но это требует довольно большой работы.

— Мэм...

— Например, знаете ли вы, Дин, что самый юго-восточный колодец в Даретане почти наверняка заражен иридой?

— Как интересно, мэм.

— Действительно. Никто не знал. Но я узнала это от шестидесяти двух человек, с которыми общалась за последние месяцы. Двенадцать из них регулярно пили из этого колодца и, сами того не подозревая, описали легкие боли, бессонницу и неестественный запах мочи — все симптомы, которые обычно ассоциируются с этим заболеванием. Я сообщила об этом капитану и порекомендовал ему прочистить колодец. — Еще одна корректировка в струнах перед ней. — Это то, что я получаю из всех этих разговоров, Дин. Мне просто нужно достаточно информации, чтобы понять природу закономерности.

— Так вот почему вы спросили того коммандера Легиона о запахе его мочи, мэм?

— О, нет, вовсе нет. В то время мне было просто любопытно.

Я позволил себе бросить на нее быстрый взгляд. Это была высокая, худощавая женщина лет сорока-пятидесяти — с некоторыми измененными людьми трудно было сказать наверняка, — и, хотя ее кожа имела серый оттенок, как у меня, она была определенно светлее. В основном из-за того, что она никогда не выходила на улицу, но отчасти, вероятно, из-за того, что она была сази: светлокожей расой из внутренних районов Империи, чьи лица были более угловатыми и узкими, чем у тала вроде меня. Со своими белоснежными волосами, широкой улыбкой и желтыми глазами она часто казалась отдаленно похожей на кошку: возможно, на сумасшедшую домашнюю кошку, которая бродит по дому в поисках подходящего солнечного луча, хотя всегда готова помучить случайную мышь.

Сегодня на ней было длинное черное платье, а поверх него — заляпанный темно-синий плащ иялета Юдекс, геральды которого были расставлены в совершенно симметричные группы, что противоречило имперскому кодексу. Их сортировка отличалась от вчерашней: теперь они были упорядочены по цвету, а не по размеру.

— О! — сказала она. — Книги!

— Прошу прощения, мэм? — сказал я.

— Дин, мои книги прибыли?

— Ой. Да, мэм. Они ждут на крыльце. Я бы пригласил их войти, но меня отвлекла ваша пытка капитана.

— И теперь ты пытаешь меня своими попытками пошутить, — сказала она. — Но, если ты будешь так добр...

Я поклонился, подошел к двери и остановился, чтобы оглянуться, взявшись за ручку.

— Глаза отведены! — сказала она. Ее лицо было обращено в угол комнаты для совещаний. — Мои глаза отведены!

Убедившись, что она не смотрит, я открыл дверь, схватил стопку книг, втащил их внутрь и захлопнул дверь. Она мгновенно оказалась у меня за спиной, просунула длинный бледный палец под узел бечевки и разорвала его.

— На этот раз потребовалась целая вечность, — проворчала она. — Две недели! Ты можешь в это поверить? Две чертовы недели, чтобы доставить мне это.

— Должно быть, очень тяжело так долго обходиться без достойной книги о крабах, мэм.

— Ты даже не представляешь. — Она открывала их одну за другой, закрывая глаза и ощупывая страницы. Хотя большая часть ее кожи была бледно-серой, кончики пальцев были розовыми — я предположил, они были изменены с помощью прививки, чтобы стать настолько сверхчувствительными, что она могла читать печатный, а иногда и рукописный текст только на ощупь. Что она и делала довольно часто, поскольку большую часть дня проводила с завязанными глазами. Лучше ограничивать свои чувства, как-то раз объяснила она. И не выходить из дома. Чрезмерная стимуляция сводит человека с ума.

Наблюдая за тем, как она листает каждую книгу, я уже не в первый раз спросил себя, как я смогу определить это в ее случае. Я предположил, что ее недуги как-то связаны с ее дополнениями, хотя мне никогда не говорили, каким именно образом был дополнен ее разум.

— Ах, — сказала Ана. Она с явным чувством погладила страницу книги о крабах. — Это книга из кантона Ратрас. Я могу сказать это по печати. Их печатные станки были созданы для того, чтобы публиковать священные книги на их языке, поэтому некоторые буквы слегка наклонены влево… Спасибо, что принес это, Дин. Они должны занять меня на день или около того.

— На день, мэм? — спросил я.

— О. Тебе кажется, что меньше, Дин? — обеспокоенно спросила она.

— Не могу сказать, мэм.

— Или мне следовало заказать больше книг, Дин?

— Не могу сказать, мэм.

Напряженная тишина.

— Ты можешь произнести предложение, — спросила она, — длиной более десяти слов, Дин?

Я рискнул заглянуть в ее светло-желтые глаза и подавил ухмылку. «Могу, мэм», — сказал я.

— Я восхищаюсь тем, — сказала она, — как ты можешь быть легкомысленным говнюком, произнося всего несколько слогов. Настоящий талант. — Вздохнув, она встала, побрела обратно в комнату для совещаний и плюхнулась в кресло.

Я последовал за ней и застыл по стойке смирно в дверном проеме. Она оглядела комнату и все ее незавершенные проекты. На ее лице появилось слегка подавленное выражение.

— Теперь, когда я думаю об этом, Дин, — сказала она, — я, наверное, немного схожу с ума.

— Очень жаль, что я это слышу, мэм.

Она взяла маленькую ситурскую арфу и рассеянно заиграла на ней.

— В основном, — сказала она, — потому что в этом скучном маленьком кантоне никогда ничего не происходит. И книги идут так долго.

Теперь мне было знакомо это настроение. Сначала восторг от новой идеи, новой проблемы, новой игрушки, а затем, когда она была разгадана, — сокрушительная меланхолия. Единственное, что оставалось сделать, — подарить ей новую.

— Ну, кстати, мэм, — сказал я, — сегодня утром я...

— Мне больно говорить, но все это гораздо более терпимо, когда ты рядом, — сказала она. — Ты такой мрачный, такой серьезный и такой скучный, Дин, что держишь меня на плаву.

— Я попытаюсь воспринять это как комплимент, мэм, — сказал я. — Но именно поэтому я и хотел...

— Но твоя позиция по моей постоянной просьбе, — спросила она, — осталась прежней?