— Обстоятельствам! — усмехнулась она. — Мужчина подхватил инфекцию. Все очень просто.

Я нажал на нее сильнее, но у нее больше не было интересных сведений, и я ее отпустил.

СЛЕДУЮЩИМ БЫЛ САДОВНИК. Его звали Уксос, и он, по-видимому, был не просто садовником, но выполнял случайную работу по дому, ремонтируя стены или оклеивая двери папоротниковой бумагой. Очень робкий человек, возможно, слишком старый, чтобы быть садовником. Казалось, он пришел в ужас при мысли о том, чтобы попытаться исправить ущерб, который деревья нанесли дому.

— Я даже не знаю, что это за дерево, — сказал он. — Я никогда в жизни его не видел.

— Знаете, у него был цветок, — сказал я. — Маленький, беленький. — Я описал его — внутренние лепестки фиолетовые и желтые, сладкий и приторный аромат. Он только покачал головой.

— Нет, нет и нет, — сказал он. — Я не знаю этого цветка. Я не знаю этого дерева. Не знаю.

Я спросил его о грибах кирпис, и он сказал то же самое, что и служанка: слишком много воды убивает их. Но как погибла эта особь, он не знал.

— Вероятно, кто-то налил в него слишком много воды, — сказал он. — Облил его. Это дорого, но такое случается. За ними очень трудно ухаживать. Это сложный процесс, связанный с охлаждением воздуха. У них в корнях образуются черные плоды, которые нужно вычищать...

Наконец я спросил его о печи и золе от очага в хижине.

— Я использую огонь для чистки своих инструментов, — сказал Уксос. — Некоторые растения очень нежные. Нельзя переносить грибок с одного растения на другое. Поэтому я кладу инструменты в огонь, чтобы почистить.

— Разве для этого у них нет моющих средств? — спросил я. — Мыло и тому подобное для ваших инструментов?

— Они дорогие. Огонь дешевле.

— Хаза не похожи на людей, которые сильно заботятся о цене.

— Еще как заботятся, — сказал он, — если люди обходятся им дорого. Тогда люди уходят. Я очень стараюсь обходиться недорого. Я не хочу уходить.

В его глазах мелькнула тревога. Я догадывался, что он слишком стар, чтобы быть садовником, и он это знал. Я настаивал на большем, но ему больше нечего было дать, и я его отпустил.

ПОСЛЕДНЕЙ БЫЛА ЭКОНОМКА — мадам Геннадиос, очевидно, хозяйка всего заведения, когда самих Хаза не было дома. Пожилая женщина с морщинистым, сильно накрашенным лицом. На ней было ярко-зеленое одеяние очень дорогого покроя, из мягкого и мерцающего шелка сази, из внутренних колец Империи. Войдя, она остановилась, окинула меня холодным проницательным взглядом, затем села в безупречной позе — колени сведены под углом, руки на коленях, плечи подняты и напряжены — и решительно уставилась в угол.

— Что-то не так, мэм? — спросил я.

— Мальчик, — сказала она. Ее слова были сухими и натянутыми, как тетива лука. — Они прислали мальчика.

— Прошу прощения?

Она снова изучала меня краем глаза:

— Вот кто запер нас в нашем доме, в доме моих хозяев, и не позволяет нам убрать этот проклятый труп — большой мальчик-переросток.

Прошло долгое, леденящее душу мгновение.

— В вашем доме кое-кто умер, мэм, — сказал я. — Возможно заражение. Что-то, что могло убить и вас всех тоже. Вы не хотите, чтобы мы занимались расследованием?

— Тогда где расследователь?

— Расследователь не сможет присутствовать, — сказал я. — Я здесь, чтобы осмотреть место происшествия и доложить ей.

Ее пристальный взгляд задержался на мне. Я вспомнил угря, наблюдающего за рыбой, мелькающей перед его пещерой.

— Задавайте мне свои вопросы, — сказала она. — У меня много работы, нужно подлатать чертов потолок. Вперед.

Я подышал из своего флакона, а затем спросил ее о характере пребывания Бласа. Она пожала плечами, что, возможно, было самым легким и неискренним пожатием, которое я когда-либо видел.

— Он друг семьи Хаза.

— Одна из ваших служанок сказала то же самое, — сказал я.

— Потому что это правда.

— В точности то же самое.

— Потому что это правда.

— Ваши хозяева часто позволяют своим друзьям оставаться в своих домах?

— У моих хозяев много домов и много друзей. Иногда их друзья приезжают погостить к нам.

— И никто из клана Хаза не собирался присоединиться к нему?

— Мои хозяева, — сказала она, — предпочитают более цивилизованное окружение, чем этот кантон.

Я продолжил, спросив ее о том, где хранятся реагент-ключи для персонала.

— Все реагент-ключи запираются на ночь, — сказала она. — Только у меня и Уксоса есть постоянный доступ к ним в течение вечера, на случай чрезвычайных ситуаций.

Я спросил о замене ключей, о том, как их скопировать, и так далее, но она отмахнулась. Эта идея показалась ей невозможной.

— А как насчет изменений? — спросил я. — Применялись ли к вашим сотрудникам какие-либо имперские прививки?

— Конечно, — сказала она. — Для иммунитета и борьбы с паразитами. В конце концов, мы находимся на окраине Империи.

— Ничего более продвинутого?

Она покачала головой. Я почувствовал жар под воротником своего пальто. Мне не понравилось, что она мало двигалась, сидела прямо, как шомпол, и поворачивала голову только для того, чтобы посмотреть на меня краем глаза, как проклятая птица.

— Не могли бы вы, по крайней мере, рассказать мне о характере отношений коммандера с Хаза? — спросил я.

Испепеляющий взгляд:

— Они были друзьями.

— Как давно они дружат?

— Я не знаю, с кем дружат все мои хозяева, да и не мне это знать.

— У них много друзей в Даретане?

— Да. Причем, во многих иялетах. — Ее глаза сверкнули, когда она посмотрела на меня. — И некоторые из них выше тебя.

Я вежливо улыбнулся ей, но угроза казалась вполне реальной. Я попросил ее продолжить, но она ничего мне не сказала. Я отпустил ее.

НАКОНЕЦ ВСЕ было сделано: допрошены все свидетели, опрошен весь персонал, установлено время отбытия и прибытия. Единственным человеком, прибывшим за прошедший день, был коммандер Тактаса Блас, который прибыл в резиденцию сразу после одиннадцати вечера двадцать девятого числа месяца скаласи. Он немедленно принял ванну и лег спать, проснулся тридцатого числа, а затем сделал паузу прямо перед завтраком, чтобы умереть самым ужасным образом, какой только можно вообразить. Хотя мне казалось, что я неплохо справился с этим — возможно, за исключением моего разговора с экономкой, — я не мог понять, что произошло: была ли смерть Бласа убийством или хотя бы подозрительной.

В конце концов, заражения все-таки происходят. Особенно для тех, кто работает на морских стенах.

По пути к выходу я заглянул в спальню. Чтобы еще раз взглянуть на труп, да, но также и вернуть книгу Бласа в его вещи. Было странно засовывать его дневник обратно в сумку, когда его застывший крик висел у меня над плечом. Несмотря на все увечья, выражение боли на его лице оставалось поразительным, как будто он все еще чувствовал, как все эти побеги пронизывают его плоть.

Я вышел, поблагодарил Отириоса, и он повел меня через территорию обратно к воротам для прислуги.

— Сэр, мы можем забрать труп для изучения? — спросил он.

— Думаю, да, но, пожалуйста, оставьте всех свидетелей здесь, — сказал я. — Я доложу расследователю, и она, вероятно, захочет вызвать кого-нибудь из свидетелей, чтобы допросить его лично.

— Это было хорошо сделано, сэр, — сказал он.

— Что?

— Отличная работа. Если можно так выразиться. Все прошло хорошо. — Он одарил меня улыбкой, сияющей, как у старшего брата. Я видел такие улыбки только за четвертой порцией алковина. — Хотя в следующий раз, сэр, возможно, вам захочется быть более дружелюбным. Я встречал гробовщиков более радушных, чем вы.

Я остановился и посмотрел на него. Затем повернулся и продолжил свой путь по живописным садовым дорожкам к выходу из ворот, оплетенных лозами.