Я понюхал его. Оно прекрасно пахло, даже в этом зловонном месте. Специи, апельсиновый лист, вино с пряностями, может быть, ладан. У меня затрепетали глаза, когда я искал в памяти подходящий запах — и вот я нашел что-то похожее.

Чуть больше года назад Леони, мой друг, помахал у меня перед носом маленькой баночкой и сказал: Лечебные масла. Для массажа и прочего. Недешево!

И все же эта баночка пахла гораздо лучше. Я повертел ее в руках. Затем я положил ее рядом с кольчужной рубашкой — и тут заметил кое-что, что упустил из виду: маленькую книжку.

У меня упало сердце. Я вытащил тонкий томик и пролистал страницы. Страницы были исписаны мелким почерком, который большинство людей едва разобрало бы, но, для моих глаз, буквы плясали и дрожали, и я знал, что мне будет очень трудно их прочитать.

Я оглянулся через плечо на закрытую дверь. Я услышал, как Отириос что-то говорит в коридоре. Поморщившись, я сунул книгу в карман. Удаление улики с места преступления было серьезным нарушением правил поведения, но у меня был собственный подход к чтению. Я просто не смог бы сделать это здесь.

Позже, сказал я себе. И потом мы вернем это на место.

Затем я заглянул в ванную. Это была крошечная комнатка с окном, расположенным над ванной из каменного дерева. Окно показалось мне слишком маленьким, чтобы в него можно было пролезть, но я решил, что позже осмотрю траву внизу на предмет каких-либо отпечатков.

Я посмотрел на зеркало из полированной бронзы, висевшее на стене в ванной, постучал по нему и убедился, что оно прочно прикреплено к стене. Я осмотрел трубы из побег-соломы, затем отступил назад и уставился на стену и потолок, спрашивая себя, как они доставляют горячую воду из дальнего бойлера, чтобы наполнить ванну из каменного дерева. Чудеса нашего времени, предположил я.

Затем я оглянулся и еще раз убедился в этом. На стенах из папоротниковой бумаги цвела плесень, в основном сверху — маленькие черные пятна тут и там.

Я никогда раньше не видел, чтобы на стенах из папоротниковой бумаги появлялась плесень. Особенно я не ожидал увидеть их на этих стенах, таких чистых, белых и обработанных. Люди использовали папоротниковую бумагу по всему Внешнему периметру Империи, отчасти из-за ее устойчивости к плесени и грибку, а также потому, что, когда земля сотрясается и стены рушатся, лучше было делать их из папоротниковой бумаги, чем из камня.

Я изучил плесень и еще раз понюхал флакон со щелоком, чтобы убедиться, что это зрелище легко запомнить. Затем я снова посмотрел на тело, на этого получеловека, застывшего в мучительном крике. Капля воды упала из отверстия в потолке и попала на край его ботинка, из-за чего по коже ботинка потекла крошечная струйка крови. Озеро запекшейся крови на деревянном полу расширилось на толику малого спана.

У меня скрутило живот. Я встал и посмотрел в зеркало из полированной бронзы. Затем я застыл, глядя на лицо, смотревшее на меня из зеркала.

Лицо очень молодого человека с густой копной черных волос, темными, встревоженными глазами и слегка серой кожей, человека, перенесшего значительные изменения и суффозии. Я изучил изящный подбородок и длинный нос. Симпатичные черты лица — не мужественные, не грубоватые, не красивые, но симпатичные, которые так неловко смотрелись на таком крупном человеке.

Это не лицо помощника расследователя Юдекса. Совсем не того, кто должен был бы здесь находиться. В лучшем случае, лицо мальчика, играющего в переодевания, подражающего офицерам, которыми он никогда не надеялся командовать.

И что бы случилось с этим молодым человеком, если бы кто-нибудь узнал, как он на самом деле получил эту должность?

Мой желудок скрутился, завертелся, пустился в пляс. Я бросился к окну ванной, открыл его и почти вывалился наружу; на траву внизу брызнула струя рвоты.

— Гребаный ад! — произнес чей-то голос.

Задыхаясь, я посмотрел вниз. Из сада на меня уставились два офицера-апота с потрясенными лицами.

— Ааа... — сказал один.

— Дерьмо, — сплюнул я, отшатнулся обратно и закрыл за собой окно.

НОСОВОГО ПЛАТКА У меня не было, и я вытер рот подкладкой пальто. Я понюхал и сглотнул три, четыре, пять раз, пытаясь втянуть прогорклый вкус и аромат обратно в себя, запихнуть его назад. Затем я осторожно обошел лужу крови, подошел к двери спальни и открыл ее, чтобы уйти, но затем остановился.

Из коридора донесся голос Отириоса, который разговаривал с другим охранником-апотом.

— ...чопорный маленький зануда, едва достигший половой зрелости, — говорил он. — Кажется, я слышал о нем от других сублимов. Считается самым тупым из всех, сто раз чуть не провалился. Я удивлен, что он работает для расследов...

Я быстро шагнул вперед. «Принцепс», — сказал я.

Отириос вытянулся по стойке смирно, когда я завернул за угол:

— Д... да, сэр?

— Я собираюсь осмотреть дом и территорию, прежде чем буду разговаривать со свидетелями, — сказал я. — Пока я буду это делать, пожалуйста, разместите свидетелей в разных комнатах и понаблюдайте за ними, чтобы убедиться, что они не разговаривают между собой. Я бы также хотел, чтобы другие ваши охранники проследили за тем, чтобы все выходы были перекрыты — на случай, если где-то окажется неучтенный реагент-ключ и кто-то попытается проскользнуть внутрь или выйти.

Отириос побледнел, явно недовольный тем, что ему придется так долго руководить таким количеством людей. Он открыл рот, чтобы возразить, но затем неохотно закрыл его.

— И принцепс... — Я посмотрел на него и улыбнулся. — Я действительно ценю всю вашу поддержку.

Я все еще улыбался, когда уходил. Я никогда раньше не отдавал такого приказа, но сейчас я наслаждался. И хотя я не мог по-настоящему сделать выговор Отириосу — он был частью другого иялета, другой имперской администрации, — я мог поручить ему дерьмовую работу и оставить его там надолго.

Я обошел весь особняк, время от времени нюхая свой флакон, изучая каждый коридор, каждую комнату, каждую эмблему клана Хаза, которая висела на каждой двери — перо между деревьями.

Казалось, Хаза могли позволить себе гриб кирпис для каждой большой комнаты, но тот, что висел в западном конце, рядом с кухней, был сморщенным и умирал. Любопытно. Я взял это на заметку, затем продолжил движение, проверяя все окна и двери — в основном, как я заметил, они были из папоротниковой бумаги. Все они были белого цвета, и каждая из них, вероятно, стоила больше, чем моя месячная зарплата.

Я прошел через кухню и заметил что-то под плитой: крошечное пятнышко крови. Я дотронулся до него пальцем. Все еще влажное, все еще темное. Конечно, могло быть много причин, по которым кровь оказалась на кухне, но я запечатлел это в своей памяти. Затем я вышел на улицу.

Сады были очень красивыми и тщательно продуманными: ухоженные ручьи пересекали территорию, а в живописных местах над ними были перекинуты маленькие мостики. Зрелище из детской сказки о духах, возможно; но я не нашел ничего интересного, пока бродил по тропинкам, время от времени кивая апотам, которые все еще искали заразу.

Я подошел к тому месту, где меня вырвало из окна, и осмотрел траву в поисках каких-либо вмятин или следов лестницы или чего-то подобного. Там тоже ничего не было.

Последним, на что стоило обратить внимание, была хижина садовника. Это было необычное место, стены из тонкой папоротниковой бумаги, полки, уставленные крошечными растениями, за которыми, очевидно, ухаживал садовник. Ряды веселеньких цветочков, одни свежие, другие увядшие. Там также была глиняная печь, довольно большая. Я заглянул внутрь и заметил золу на дне, затем потрогал кирпич и обнаружил, что он все еще слегка теплый, как будто угли тлели всю ночь.

Я еще раз обошел территорию, чтобы убедиться, что увидел все, что можно было увидеть. Затем я огляделся, убедился, что я один, и достал из кармана книгу коммандера.