И я не знала, какая пропасть была страшнее. Я лишь знала, что игра началась. И теперь мне нужно было играть лучше, чем когда-либо. Потому что ставкой была уже не только моя свобода. Но, возможно, и жизнь того, чья боль стала для меня единственным компасом в этом мире лжи.

Прошёл месяц. Тридцать дней, за которые я стала живым воплощением разрыва. Моё тело принадлежало Сергею. Он был внимательным, щедрым, предсказуемым. Наши свидания, наши интимные вечера, даже наши ссоры — всё было частью отлаженного ритуала. Он покупал мне дорогие подарки, я принимала их с благодарной улыбкой. Он водил меня на светские рауты, я сияла у него на руке. Он приходил ко мне ночью, и моё тело откликалось на его мастерские, выверенные ласки с таким огнём, что иногда я сама пугалась этой животной реакции. Это была привычка. Наркотик. И я была на крючке.

Но мои мысли, мои тайные надежды, мои ночные кошмары — всё это принадлежало Марку. Вернее, его призраку. Он не выходил на связь. Не появлялся. Его молчание было громче любых слов. Я ловила себя на том, что ищу его в толпе, что вздрагиваю от звука мотоцикла, что по ночам переслушиваю его диктофон, хотя знала каждую ноту того голоса наизусть. Я пыталась злиться на него. За то, что бросил. За то, что ворвался в мою жизнь и исчез. Но злость не шла. На её месте была тоска. Острая, физическая.

Сергей чувствовал мою отстранённость. Он стал более навязчивым, более давящим. Его звонки участились. Его водитель теперь постоянно дежурил у моего подъезда. Он мягко, но недвусмысленно дал понять — моё время и пространство принадлежат ему.

Однажды вечером, после особенно изматывающего дня, проведённого с учредителем свадьбы, он приехал ко мне. На его лице была редкая для него усталость.

— Всё это бесконечное планирование, — он сбросил пиджак и упал на диван, — иногда кажется, что мы готовим не свадьбу, а государственный переворот.

Я принесла ему виски. Он взял бокал, его пальцы коснулись моих.

— Спасибо. Ты единственное, что делает всё это стоящим.

Его слова должны были согреть. Но они упали в пустоту. Он потянул меня к себе, и я упала рядом с ним. Его губы нашли мои. Поцелуй был долгим, властным. Он чувствовал мою пассивность и пытался её сломить. Его руки скользнули под мою блузку.

— Сергей, не сейчас, — я попыталась мягко отстраниться. — Я устала.

— Я знаю, как тебя взбодрить, — прошептал он, и в его голосе зазвучали знакомые нотки собственника. Он прижал меня к спинке дивана, его тело было тяжёлым и неумолимым.

И в этот момент в моей голове вдруг вспыхнуло воспоминание. Другой поцелуй. В гараже. Грубый, отчаянный, полный боли и какой-то дикой, необузданной нежности. Тот поцелуй был настоящим. А этот… этот был ритуалом.

Я вырвалась.

— Я сказала нет!

Он замер, его глаза потемнели от изумления и гнева. Он не привык к отказам.

— В чём дело, Валерия? — его голос стал опасным. — Опять твои дурацкие мысли об этом… Орлове?

Имя, произнесённое вслух, повисло в воздухе, как вызов.

— Не смей так о нём говорить!

— А как о нём говорить? — он встал, его фигура казалась вдруг огромной. — Как о герое? Он — грязь. Уголовник. И он мёртв для тебя. Ты поняла? Мёртв!

— Ты не знаешь, жив он или нет!

— О, я знаю, — его губы растянулись в безрадостной улыбке. — Я знаю всё. Например, я знаю, что он использовал тебя. С самого начала. Этот ваш милый «случай» в клубе? Всё было подстроено. Он знал, кто ты. Он следил за тобой. Всё это время он втирался к тебе в доверие, чтобы через тебя выйти на меня и твоего отца.

Ледяная волна прокатилась по моему телу.

— Врёшь.

— Проверь. Если, конечно, найдёшь его. Но ты его не найдёшь. Потому что, получив от тебя нужную информацию, он исчез. Как и планировал. Ты была для него разменной монетой, Валерия. Ничем больше.

Его слова били, как молотки, раскалывая мою уверенность, мои надежды. А что, если это правда? Марк никогда не скрывал, что хочет мести. А я… я была самым лёгким путём к нашим отцам. Его внезапное исчезновение… его молчание…

— Нет, — прошептала я, но в моём голосе уже не было уверенности.

Сергей увидел моё смятение. Его тон смягчился. Он подошёл и взял меня за подбородок.

— Я не хочу тебя огорчать. Но ты должна видеть правду. Ты — моя. И я защищаю своё. Забудь о нём. Он того не стоит.

Он поцеловал меня в лоб, как ребёнка, и ушёл, оставив меня одну с разбитым сердцем и ядовитыми сомнениями.

Следующие несколько дней были адом. Сомнения грызли меня изнутри. Я перебирала в памяти каждую нашу встречу с Марком. Его гнев. Его боль. Его признание о том поцелуе… «Иногда воры воруют не только ради денег. Иногда — ради кусочка красоты, которой у них никогда не будет». Это звучало так искренне. Но что, если это была лишь часть игры? Хорошо отрепетированная роль?

Я не выдержала. Мне нужны были ответы. Я написала Толику. Несколько раз. Он не отвечал. Видимо, его тоже предупредили держаться подальше. Тогда я пошла на отчаянный шаг. Я вспомнила, как Марк водил меня на ту заброшенную автомойку. Может, он использовал её как убежище?

Я надела тёмный плащ, натянула капюшон и, улизнув от своего «охранителя», поехала на такси на другой конец города. Дождь, начавшийся с утра, превратился в настоящий ливень. Ветер хлестал мокрыми ветвями деревьев, грязная вода заливала тротуары.

Автомойка стояла пустая и мрачная. Ворота были заперты. Я обошла её вокруг, промокшая до нитки, и нашла лазейку — разбитое окно в задней стене. Внутри пахло плесенью, машинным маслом и сыростью. В одном из подсобных помещений горел слабый свет. Я подкралась и заглянула внутрь.

Он был здесь. Марк. Сидел на ящиках из-под оборудования, склонившись над какими-то бумагами. На нём была та же чёрная худи, волосы были растрёпаны. Он был жив. Здоров. И явно не собирался умирать.

Облегчение, которое хлынуло на меня, было таким сильным, что я чуть не вскрикнула. Но тут же его сменила ярость. Ярость от того, что он здесь, в безопасности, пока я сходила с ума от беспокойства. И от того, что слова Сергея, возможно, были правдой.