Я медленно расправила записку и ещё раз прочитала её.

«Спроси его про «Дело Орлова». Если осмелишься.»

Я сделала глубокий вдох и набрала ответ Сергею.

«С огромным удовольствием. Жду адрес.»

А потом открыла чат с Марком.

«Что такое «Дело Орлова»?»

Он ответил не сразу. Минуту. Две. Пять.

«Начни с газет двенадцатилетней давности. А потом спроси своего папочку, куда делся Василий Орлов. И почему его сын теперь рыщет вокруг твоей семьи.»

Сын. Василия Орлова. Марк. Орлов.

Пазл щёлкнул с леденящей душу ясностью. Я стояла, прислонившись к машине, и смотрела на величественные ворота «Золотой Подковы», за которыми скрывался мир лошадей, денег и светских условностей. А за моей спиной, в тени, стоял мир боли, мести и старых грехов.

И я, Валерия Соколова, только что согласилась на ужин с человеком, который, возможно, был врагом моего отца. И которого преследовал сын человека, возможно, уничтоженного моей семьёй.

Игра внезапно перестала быть игрой. Она стала реальной. И смертельно опасной. А я была в самом её центре.

Вечер накануне ужина с Сергеем Морозовым я провела не в предвкушении свидания, а в цифровых джунглях прошлого. Кабинет отца в нашем доме был запретной территорией, но старые газеты хранились в цифровом архиве его пресс-службы. Доступ к ним был у меня — якобы для учёбы.

Толик, заинтригованный моим внезапным интересом к давно забытой криминальной хронике, стал моим сообщником. Мы сидели у него в комнате, заваленной проводами, печатными платами и пустыми банками от энергетиков, и продирались через пожелтевшие от времени страницы двенадцатилетней давности.

«Дело Орлова».

Сначала — мелкие заметки в бизнес-разделах.

«Предприниматель Василий Орлов обвиняет компанию «Соколов Холдинг» в корпоративном шпионаже и краже интеллектуальной собственности». «Соколов называет обвинения беспочвенными».

Потом — более крупные статьи.

«Суд отклонил иск Орлова за недостатком доказательств».

Фотография мужчины лет сорока с умными, усталыми глазами и резкими чертами лица. Василий Орлов. В его взгляде читалась не злоба, а отчаянная, обречённая убеждённость в своей правоте.

И затем — маленький некролог на последней полосе.

«Тело предпринимателя Василия Орлова обнаружено в его собственном гараже. Предварительная версия — самоубийство».

В статье упоминалась тяжёлая депрессия бизнесмена после проигранного суда и краха его компании. И осталась вдова с одиннадцатилетним сыном.

— Марк Орлов, — тихо прошептала я, глядя на экран. — Сын.

— Вот это поворот, — свистнул Толик, откидываясь на спинку кресла. — Твой папаша, выходит, разрушил семью, а сынок теперь мстит. Классика жанра. Только в жизни всё гораздо грубее.

Я чувствовала себя плохо. Не потому, что поверила в вину отца сходу. Нет. Отец был жёстким бизнесменом, но не убийцей. Но сам факт, что наша семья была замешана в чьей-то трагедии, заставлял меня содрогнуться. И эта трагедия теперь ходила по улицам в виде красивого, озлобленного парня в кожаной куртке и целовала меня в грязных переулках.

— Что будем делать? — спросил Толик, видя мою бледность. — Отменять ужин? Шантажировать отца? Звонить в полицию?

— Нет, — я твёрдо покачала головой, хотя внутри всё переворачивалось. — Ужин состоится. Я должна посмотреть ему в глаза. Узнать, что он знает.

И вот я стою перед зеркалом в своей спальне, готовясь к самому важному свиданию в моей жизни, которое ощущалось, как подготовка к битве. Я надела простое чёрное платье, которое подчёркивало каждую линию тела, но не кричало о себе. Драгоценности — только те самые жемчужные серёжки и браслет. Тот самый. Он был моим талисманом, напоминанием о том, что я могу вернуть то, что у меня забрали.

Машина Сергея — тёмный, неприметный, но невероятно дорогой седан — подъехала ровно в восемь. Он вышел, чтобы открыть мне дверь. На нём был идеально сидящий тёмно-синий костюм без галстука. Он пал дорогим древесным парфюмом и властью.

— Валерия, — улыбнулся он, и его улыбка была ослепительной, но не дотягивающей до глаз. — Вы выглядите потрясающе.

— Спасибо, — я села в салон, чувствуя, как атмосфера в машине меняется от его присутствия. Она была напряжённой, насыщенной.

Он повёз меня не в пафосный ресторан, а в небольшой, но невероятно уютный клуб на набережной, с видом на ночную реку. Столик был забронирован в уединённой нише. Всё говорило о том, что он хочет говорить без свидетелей.

— Я рад, что вы согласились, — начал он, когда официант принял заказ. — После вчерашнего я чувствовал себя обязанным загладить впечатление.

— Не стоит беспокоиться, — я сделала глоток воды, чтобы смочить внезапно пересохшее горло. — Всё было прекрасно. Ваша мама — удивительная женщина.

— Да, она моя опора, — его лицо смягчилось при упоминании матери. Но почти сразу тень вернулась в его глаза. — Вчерашний инцидент… этот человек у ограды. Вы ничего не знаете о нём?

Вопрос прозвучал небрежно, но я почувствовала стал под бархатом. Он проверял меня.

— Нет, — я чистосердечно посмотрела ему в глаза. — Я его не знаю. Показалось, будто он на вас смотрел. У вас не бывает… назойливых поклонников? Или недоброжелателей?

Он усмехнулся, но в усмешке не было веселья.

— В моём положении недоброжелателей всегда хватает. Но этот… этот какой-то наглый. Как будто что-то хочет доказать.

Наступила пауза. Официант принёс закуски. Я играла вилкой, собираясь с духом. Пришло время рискнуть.

— Сергей, — начала я, глядя на пламя свечи между нами. — Я на днях наткнулась на одну старую статью. Про дело какого-то Василия Орлова. Он судился с моим отцом. Вы что-нибудь об этом слышали?

Эффект был мгновенным и шокирующим. Его лицо не изменилось, но я увидела, как зрачки его сузились до точек. Он медленно положил вилку, его пальцы сжались в белые костяшки.

— Откуда вы знаете об этом? — его голос стал тихим, почти шёпотом, но в нём послышалась опасная сталь.

— Я же сказала, наткнулась. В архивах. Меня заинтересовало. Дело было громкое, а я ничего о нём не знала.

Он отпил вина, явно чтобы выиграть время. — Это было давно. Очень неприятная история. Ваш отец, к счастью, выиграл суд. Орлов не выдержал давления. Сводил счёты с жизнью. Очень грустно.

Он говорил гладкие, заученные фразы. Те самые, что были в газетах. Но за ними скрывалось что-то ещё. Что-то тёмное.