— Я? — я попыталась отвести взгляд, но не смогла. Его гипнотическая сила была огромной.

— Да. Вы. Умная, красивая, амбициозная. Вы знаете, чего хотите. Я ценю это в людях. — Он поднялся и подошёл ко мне, остановившись сзади моего стула. Его руки легли мне на плечи. Пальцы были сильными, знающими. — Мы могли бы быть прекрасной командой, Валерия. Вы и я.

— Командой? — моё дыхание перехватило. Его руки скользнули ниже, к декольте, едва касаясь кожи. Это было непристойно, нагло, но сделано с такой уверенностью, что это парализовало волю.

— Конечно. Сила моей семьи и… энергия вашей. Нас ждёт великое будущее. — Он наклонился, и его губы почти коснулись моей шеи. Он дышал мне в ухо. — Забудьте о прошлом. Оно мертво. Давайте говорить о будущем.

Он не предлагал мне любви. Он предлагал сделку. И в этот момент я поняла, что он знает. Знает, что я что-то узнала. И это его ответ. Он предлагал мне молчание в обмен на место рядом с ним.

Его руки скользнули по моим рукам, вниз, к браслету. Его пальцы коснулись холодных изумрудов.

— Красивая вещь. Но на вас смотрится ещё красивее.

И вдруг он резко расстегнул застёжку. Браслет соскользнул с моей руки и со звоном упал на пол.

— Теперь ещё лучше, — прошептал он. — Вы не нуждаетесь в чужих символах силы, Валерия. Ваша сила — в вас самих.

Он повернул меня к себе. Его лицо было серьёзным, почти жестоким. И невероятно притягательным в своей опасности.

— Согласны?

Я смотрела на него, и во мне боролись страх, отвращение и какая-то тёмная, извращённая привязка к этой силе, к этой власти. Он был дьяволом, предлагающим всё на свете.

И я кивнула. Не потому, что хотела этого. А потому, что не могла поступить иначе. Потому что игра зашла слишком далеко.

Его губы нашли мои. Это был не поцелуй. Это было завоевание. Жёсткое, безжалостное, лишённое всякой нежности. Он владел моим ртом, как владел бы всем остальным. Его руки скользили по моей спине, срывая с меня платье. Ткань поддалась с лёгким шуршанием.

Холодный воздух кондиционера коснулся обнажённой кожи. Я стояла перед ним в центре его стерильной, стеклянной вселенной, и мне было не столько стыдно, сколько страшно. Страшно от той животной, хищной страсти, что горела в его глазах.

Он поднял меня на руки, как перо, и понёс через гостиную в спальню. Огни города мерцали внизу, как звёзды, наблюдающие за нашим падением.

Он бросил меня на огромную кровать с идеально белым бельём. Его руки, его губы, его зубы были всюду. Он не ласкал — он исследовал, помечал, присваивал. Это была не любовь, не страсть даже. Это был акт доминирования. Каждое его прикосновение словно говорило: «Ты моя. Твоё тело, твоя жизнь, твоя правда — всё теперь моё».

И я поддавалась. Моё тело, преданное и запутанное, отвечало на его мастерские ласки. В нем просыпалась какая-то тёмная, подавленная часть меня, которой нравилась эта потеря контроля, эта абсолютная власть другого человека. Я стонала, я извивалась под ним, я цеплялась за его спину, оставляя следы ногтей на шёлке его рубашки.

Он вошёл в меня резко, почти грубо, и я вскрикнула от неожиданности и боли, которая тут же сменилась волной неистового наслаждения. Он двигался с жестокой, безжалостной эффективностью, как будто и это было частью переговоров, частью сделки. Его глаза были открыты, и он смотрел на меня, видя каждую мою эмоцию, каждую судорогу наслаждения, которое он во мне вызывал.

— Вот видишь, — он прошептал, его голос был хриплым от напряжения. — Мы идеально подходим друг другу.

И в этот момент, в пик этого странного, ужасного, порочного наслаждения, я увидела его. В окно, на противоположном здании, на крыше, силуэт в чёрной куртке. Марк. Он стоял и смотрел. Смотрел на то, как тот, кого он ненавидел, обладал той, кто… кто что? Кто была ему? Союзницей? Предательницей? Жертвой?

Наши глаза встретились через стекло, через ночь, через пропасть, что разделяла наши миры. Я увидела на его лице не злость, не ненависть. Я увидела боль. Такую же, какую видел на записи его отец. Боль предательства.

Он исчез.

А Сергей, ничего не заметив, продолжал двигаться во мне, добиваясь своего финала с холодной, неумолимой точностью.

Когда всё закончилось, он откатился на бок, дыша ровно и глубоко. Он потянулся к сигарете на прикроватной тумбочке, закурил.

— Ну вот, — выдохнул он дым. — Теперь мы партнёры. Во всём.

Я лежала неподвижно, чувствуя, как по моей коже стекают капли его пота, чувствуя пустоту и отвращение к себе. Я только что продалась. За что? За иллюзию силы? За место рядом с троном?

Он повернулся ко мне, его лицо снова было безупречной маской.

— Завтра у меня важная сделка. Твоему отцу это понравится. Мы скрепим наш союз делом. А пока… — он потушил сигарету и потянулся ко мне снова. — Я пока не насытился тобой.

На этот раз его прикосновения были медленнее, более осознанными. Он изучал моё тело, как изучал бы карту желаемой территории. И я, как предательница, как соучастница, отвечала ему, потому что другого выхода у меня уже не было.

Я смотрела в потолок, на своё отражение в чёрном стекле, и видела там не себя, а какую-то другую девушку. Девушку, которая только что переступила черту. И по ту сторону черты, в ночи, стоял тот, кто видел её настоящей. И которому она только что нанесла смертельную рану.

Игра была проиграна. Но война только начиналась. И я теперь была по ту сторону фронта. На стороне врага.

Утро пришло резко и безжалостно. Первые лучи солнца, отразившиеся от стеклянных небоскрёбов, ворвались в спальню, как навязчивые папарацци, высвечивая каждую пылинку в стерильном воздухе, каждую морщинку на идеально застеленной постели. И меня. Лежащую рядом с Сергеем Морозовым.

Я приоткрыла глаза, и первым делом меня накрыла волна тошнотворного, липкого стыда. Он спал на спине, одна рука закинута за голову, другая — лежала на моём бедре. Его лицо во сне казалось моложе, без привычной маски холодной уверенности. Он был просто красивым, уставшим мужчиной. Очень красивым. Черты его лица были высечены будто скульптором, который знал толк в совершенстве. Рельеф пресса, проступавший под тонкой простынёй, сильные руки — его тело было таким же безупречным, как и всё, что его окружало.

Воспоминания прошлой ночи накатили на меня, горячие и обжигающие. Его руки на моей коже. Его губы. Его властное, безжалостное тело внутри меня. Я сглотнула комок в горле. Я не была невинной девочкой, но такого… такого со мной ещё не было. Это не было любовью. Это даже не было страстью в привычном понимании. Это было слиянием двух амбиций, двух голодов, двух эго. Он брал то, что хотел. А я… а я позволила. Более того, моё тело, преданное и запутанное, откликалось. Оно отвечало на его мастерские, расчётливые ласки диким, животным откликом. В этом была своя, извращённая правда — мы и вправду были похожи. Два хищника, узнавшие друг друга в темноте.