Он приехал не на лимузине, а за рулём своего низкого спортивного автомобиля. На нём были простые джинсы и свитер, но от этого он выглядел не проще, а ещё более недосягаемо — бог, снизошедший до смертного. Он открыл мне дверь, его пальцы коснулись моей руки, и я заставила себя не отдергивать её.

Мы поехали за город, в уединённый клуб с террасами, выходящими на озеро. Воздух был чистым и холодным. Он заказал нам завтрак и смотрел на меня, пока я ковыряла вилкой омлет.

— Расскажи, что он тебе сказал, — мягко приказал он. — В деталях.

И я рассказала. Я пропустила самое главное — диктофон, признание Марка о том, почему он поцеловал меня. Но я в красках описала его боль, его ненависть, его уверенность в том, что его отца убили. Я играла в искренность, выдавая полуправду. Я была напугана, я была сбита с толку, я была той самой слабой женщиной, которая ищет защиты у сильного мужчины.

Сергей слушал внимательно, не перебивая. Его лицо было невозмутимым.

— Классическая манипуляция, — заключил он, когда я закончила. — Он играет на твоих эмоциях. На твоём… сочувствии. Ты умная девушка, Валерия, но ты слишком добра. Ты не видишь, как тобой пользуются.

Он протянул руку через стол и поймал мою дрожащую ладонь.

— Но теперь ты под моей защитой. Ты в безопасности.

Его пальцы были тёплыми и твёрдыми. В его прикосновении была та самая сила, которая так манила и пугала. И я позволила себе расслабиться. Ненадолго. Позволила себе почувствовать иллюзию безопасности. Это была часть игры.

— Спасибо, — прошептала я, опуская глаза.

— Не благодари. Просто доверься мне.

После завтрака он не повёз меня домой. Мы поехали в его пентхаус. Днём, с солнечным светом, льющемся через панорамные окна, он выглядел иначе — менее враждебным, более… обжитым.

— Сними это, — сказал он, когда мы вошли в спальню. Его голос был спокоен, но в нём звучала привычная команда.

Я замерла. Это был момент истины. Я могла отказаться, и вся моя хрупкая конструкция лжи рухнула бы. Или я могла подчиниться, и игра продолжилась бы на новом, ещё более опасном уровне.

Я медленно, почти ритуально, сняла платье. Потом бельё. Я стояла перед ним обнажённая, под его тяжёлым, изучающим взглядом. Холодный воздух кондиционера пробежал по коже, но внутри горел огонь стыда и странного, извращённого возбуждения. Возбуждения от власти, которую он имел надо мной. От риска. От игры.

— Ложись, — скомандовал он.

Я легла на идеально застеленную кровать. Он раздевался не спеша, его движения были экономными и точными. Его тело было произведением искусства — рельефным, сильным, лишённым изъянов. Он был как живое воплощение той силы, которой я так жаждала и которой так боялась.

Он подошёл к кровати и встал на колени рядом со мной. Его руки скользнули по моим бёдрам, животу, груди. Это не была ласка. Это было исследование. Осмотр собственности. Его пальцы были твёрдыми, знающими, они выявляли каждую напряжённую мышцу, каждую дрожь.

— Расслабься, — прошептал он, и его губы коснулись моего плеча. — Ты моя. И я позабочусь о тебе.

Его рот и руки делали с моим телом то, чего хотел он. Он не спрашивал, не искал моего отклика. Он его брал. Его прикосновения были мастерскими, выверенными, они знали, куда нажать, где задержаться,

чтобы вызвать ответную волну наслаждения, против которой я была бессильна. Моё тело, преданное и запутанное, откликалось на эту власть. Стоны, которые я не могла сдержать, были не только от наслаждения, но и от унижения. Унижения от того, что он может так легко управлять мной.

Он вошёл в меня, и это было не соединение, а завоевание. Его движения были жёсткими, ритмичными, безжалостными. Он смотрел мне в глаза, и я видела в его взгляде не страсть, а холодное торжество. Он не просто обладал моим телом. Он утверждал свою власть. И самое ужасное было то, что в глубине души, в самой тёмной её части, мне это нравилось. Нравилась эта потеря контроля. Эта абсолютная власть другого человека над тобой.

В пике, когда волна накрыла меня, слепящая и всепоглощающая, я закричала. И в этом крике было всё — и боль, и стыд, и отчаяние, и та самая, чёрная, животная радость подчинения.

Он закончил, и тишину нарушало лишь наше тяжёлое дыхание. Он откатился на спину, его лицо было спокойным, удовлетворённым.

Я лежала неподвижно, глядя в потолок. Тело ныло приятной усталостью, но разум был ясен и холоден, как лёд. Я думала о том, как легко, в сущности, мне это далось. Окучить сына президента. Несколько недель назад эта мысль вызвала бы у меня прилив гордости. Сейчас же она вызывала лишь горькую усмешку.

Что я сделала? Показала ему, что я не просто красивая кукла? Нет. Я показала ему, что я хитрая. Что я могу играть в его игры. Я использовала его влечение ко мне, свою внешность, своё положение, чтобы получить доступ. Чтобы заставить его поверить, что я сломлена. Что я его.

Но это была пиррова победа. Потому что, лёжа рядом с ним, чувствуя его запах на своей коже, я понимала, что граница между игрой и реальностью стирается. Его власть над моим телом была реальной. Его опасность была реальной. И то странное, болезненное влечение, которое я к нему испытывала, тоже было реальным.

А что насчёт Марка? Где он был сейчас? Что он чувствовал? Мысль о нём была как глоток свежего воздуха в этом душном, пропитанном властью и ложью пространстве. Он был грубым, опасным, сломанным. Но он был настоящим. Его боль была настоящей. Его гнев был настоящим. И тот поцелуй в гараже… тот поцелуй был настоящим. В нём не было расчёта, не было желания обладать. В нём была боль. И надежда. И что-то неуловимое, чего я не могла определить, но что заставляло моё сердце сжиматься.

Сергей повернулся ко мне, его рука по-хозяйски легла на мой живот.

— Видишь? — прошептал он. — Всё просто, когда ты перестаёшь сопротивляться.

— Да, — тихо ответила я, закрывая глаза. — Всё просто.

Но внутри меня бушевала буря. Я играла с огнём, стоя на краю пропасти. С одной стороны — пропасть полного подчинения Сергею, жизнь в золотой клетке, где я буду его вещью, его трофеем. С другой — пропасть неизвестности с Марком, жизнь в страхе, в бегах, но жизнь, где я, возможно, смогу быть собой.