Где-то в глубинах аппарата с наблюдателями прозвучал гонг, и тотчас же картина в окне следящей системы изменилась. Фонтан ледяных осколков отодвинулся, планета, превращавшаяся в облако пыли и ледяной каши, внутри которого просверкивал огонь, начала уменьшаться. Стала видна звезда, окутанная туманным ореолом.
Второй удар гонга снова изменил космический пейзаж: светило, давшее жизнь неведомой расе «кенгуру» на взорванной планете, превратилось в одну из звёзд галактики…
Иван очнулся.
Он лежал на кровати в каюте «Дерзкого», один, отдыхал после дежурства и не собирался погружаться в дебри памяти, но она сама напомнила о себе, нарисовав очередной эпизод древней войны, погубившей чуть ли не все цивилизации во Вселенной.
Пришла мысль: как толкинскому Вестнику удалось записать подобные этому сражения, если он находился возле планеты-«бублика», базы своих создателей? Ведь Копун выдал информацию о тысячах эпизодов, не будучи свидетелем сражений и не находясь на борту каждого военного дредноута, наносящего удар по планетам и звёздам противника. Не могли же свидетели боёв передавать записи в какой-то единый информационный центр? Какой в этом смысл? Да, каждый боевой корабль, наверно, поддерживал связь со своим командованием, но оно не было заинтересовано в том, чтобы делиться успехами с неким «координатором» войны. Да и существовал ли он? А если и существовал, как с ним держал связь Копун?
С тихим щелчком отворилась дверь каюты, вошла Елизавета, увидела приподнявшегося Ломакина.
– Проснулся?
Иван сел, обнял прильнувшую к нему женщину.
– Сон видел…
Она напряглась.
– Из тех, что засели в памяти? Страшный?
– Взорвали планету…
Елизавета вздрогнула, отодвинулась, глаза её стали тревожными.
– Бедный! Как ты, наверно, переживаешь!
Он улыбнулся.
– Уже привык.
– Привыкнуть к этому невозможно! Колоссальные масштабы разрушений! Гибель даже не сотен миллионов живых существ, а наверно, триллионов! – Елизавета содрогнулась.
– Ты права, привыкнуть к этому трудно. Знать бы, кто это начал.
– Что это изменило бы? Помочь погибшим мы уже не в состоянии.
Иван поцеловал подругу в щёку, начал одеваться.
– Где была?
– Разговаривала с капитаном. Бугров говорит, что скоро на борт прибудет полковник Вересов, мой бывший командир, и корабль поступает в его подчинение.
– Капитан не поделился планами?
– Ты же знаешь Виталия Семёновича, он не любит обсуждать своё видение ситуации ни с кем, а тем более с нечленом экипажа. Знаю только, что Курт после второго нападения не стал продолжать атаку и на связь не выходит.
– Что-то задумал.
– Мне страшно, Ваня! – Елизавета зябко передёрнула плечами.
Он снова обнял её, прижал к себе, сказал глухо:
– Отбрось свои страхи, мы не дадим ему развязать новую мировую войну.
Что-то сжало воздух в каюте, какое-то эфемерное колебание. И хотя ни обстановка в жилом секторе, ни сила тяжести, ни тишина в корабле не изменились, Иван интуитивно понял, в чём дело.
– Мы меняем курс…
– Что?
– Крейсер пошёл на разгон.
– Откуда ты знаешь?
– Чувствую. – Он разомкнул объятия, поспешил к двери, оглянулся на пороге. – Ждите здесь, товарищ ксенопсихолог, выясню, в чём дело, позвоню.
В рубке царила деловая тишина.
Центральный виом обзора показывал удалявшуюся Луну, окружённую роем светляков – кораблей пограничных и военных флотов разных Федераций. Шар Земли уходил влево, справа сиял огненный глаз Солнца.
Иван подошёл было к ложементу капитана, но Бугров махнул ему рукой, и молодой человек быстро забрался в свой защитный модуль.
Эрг доложил ему о причинах манёвра.
Корабль подобрал «голем» с командой Вересова и отправлялся ближе к Земле, хотя и не собирался присоединяться к флотам России.
Иван связался со своей каютой, сообщил Елизавете новость.
– Значит, начинаются какие-то разборки, – ответила она уверенно. – Крейсеры класса «Дерзкого» не выдаются как прогулочные яхты даже таким ответственным личностям, как полковник Вересов.
– Увидим, – сказал Иван.
Вересов появился в посту управления через несколько минут в сопровождении высокого, плотно сбитого мужчины с узким лицом и стальными глазами. Иван узнал его, это был капитан Мишин, ближайший помощник полковника.
Вересов подошёл к Бугрову, перекинулся с ним парой фраз, повернулся к Ломакину, делавшему вид, что он занят делами.
– Идёмте, Иван, есть разговор.
Иван неуверенно посмотрел на Бугрова. Капитан кивнул.
– Разрешаю, присоединюсь к вам через пару минут.
Иван выбрался из кресла, пожал сильные руки коскоровцев.
– Я думал, что вы на Луне.
– Был. – Вересов кивнул на люк. – Поговорим?
Прошли в отсек отдыха, где за столиками уже сидели бойцы Вересова – двое парней и девушка. Кроме того, в кают-компании находились и двое специалистов: грузин Ркацители и японец Ядогава Хироси, олицетворявшие собой группу экспертной поддержки.
Вересов оглянулся.
– Лейтенант, позовите, пожалуйста, госпожу Клод-Сантуш, может пригодиться её консультация.
Иван повиновался, поворачивая в жилой отсек.
– Зачем? – не поняла Елизавета, выслушав его сбивчивую речь. – Что ему от меня нужно?
– Вересов попросил позвать тебя как специалиста, значит, разговор предстоит серьёзный.
– Мне это не нравится.
– Ничего не бойся, я тебя никому не отдам! К тому же на борту крейсера нет важных персон, поэтому вряд ли речь пойдёт об уступках Курту.
Разговоры в кают-компании стихли, когда они вошли.
– Садитесь, – кивнул на стулья Вересов, продолжая стоять. – Вы наверняка в курсе, что «Дерзкий» выполняет специальные операции в Системе и подчинён мне. В связи с этим нам нужно обсудить наши планы. Видно, что герр Шнайдер начал провокационные действия в надежде на то, что мы согласимся с его ультиматумом, и ждёт ответа. Мы можем ему что-либо предложить?
Иван, медливший последовать примеру Елизаветы и сесть, исподлобья посмотрел на полковника.
– Я согласен предложить себя в заложники. Но Лизу… э-э, госпожу Клод-Сантуш Шнайдеру отдавать не собираюсь!
Вересов усмехнулся.
– Никто не собирается отдавать госпожу Клод-Сантуш.
– Я знаю, что такое решение зреет на самом верху.
– Тем не менее она пока с нами, и речь идёт о другом.
В кают-компании появился капитан Бугров, огляделся (все встали), махнул рукой, приглашая всех сесть, сел сам.
– Я на минутку, продолжайте.
– Если вопрос во мне, – сказала Елизавета, волнуясь, – то я тоже готова стать заложницей Курта.
– Проблему это не решит, – сказал Ркацители, поглядывающий на неё с интересом. – Курт Шнайдер – воплощение извращённого честолюбия, и, добившись успеха, он не преминет отомстить тем, кто, по его мнению, виноват в его бедах. Нужна идея, которая способна изменить психологическое состояние этого человека.
– Предложить лечь в психиатрическую клинику? – с сарказмом осведомился Мишин.
– Исключено, – не понял шутки ведущий ксенопсихолог СКБ.
– Разумеется, это невозможно, – кивнул Вересов.
– Надо сдаться обоим, – проговорил Иван, чувствуя странную вибрацию в голове: это было не рождающимся озарением и не экстрасенсорным откровением, но мысль, ускользающая от чётких определений смыслового содержания, наконец перестала летать по лабиринтам мозга и превратилась в светлячок идеи.
Аудитория родила глухой ропот реплик.
Ядогава покачал головой, испытующе вглядываясь в ставшее отрешённо-рассеянным лицо Ломакина.
– Ваня-кун, это неправильно.
– Стоит нам согласиться, и свои же собьют при передаче заложников Курту, – мрачно добавил Мишин.
Иван очнулся, порозовел под взглядом Бугрова, криво улыбнулся.
– Я не это имел в виду. Если сдаваться, то мне одному. Хотя я не уверен, что это остановит Курта.
– Не остановит, – сказал Вересов.
– С ним можно разговаривать только с позиции силы.