Пеньковский взглянул на меня исподлобья, недоверчиво, но комментировать мой ответ не стал. Удержался.

Мне всё стало ясно уже после первых нескольких вопросов, Игнатов стал жертвой политических интрижек. Один неосторожный шаг, и всё, подставился под удар соперника. Пеньковский явно был из конкурирующей партии. Вероятнее всего, из пацифистов или им сочувствующих. И во мне он тоже видел если не врага, то соперника.

— В каких отношениях вы состоите с Его Сиятельством графом Димитриевским-Крейцем? — спросил Пеньковский.

Даже «Его Сиятельство» не забыл упомянуть. Ну, тут и думать не надо, под чью дудку пляшет майор, всё и так понятно.

— В рабочих отношениях, — сказал я. — Виделись один или два раза, не больше. Всё точно так же имеется в документах.

— Может быть, Его Сиятельство пытался отдавать вам приказы? — спросил Пеньковский.

— Приказы? Нет. Просьбы, — сказал я.

— Какого характера? — равнодушно спросил майор.

Хотелось попросить его по-человечески не ломать уже комедию, а перейти непосредственно к делу. К обвинению, или к вымоганию взятки, или ещё к чему. Но я вынужден был подстраиваться под эти правила игры.

— Например, покинуть систему на время, — сказал я.

— И вы покинули? — спросил он.

Я отхлебнул ещё кофе.

— Не по его просьбе, — сказал я.

Мне стало ясно, что стоит Пеньковскому только пожелать, и он раздавит мою карьеру в два счёта. Не с одной стороны, так с другой.

— А по чьей просьбе? — коварно улыбнулся майор.

Играет со мной, сука. Он для себя давно уже всё решил, всё выяснил, и любые мои оправдания будут только усугублять ситуацию.

— По просьбе нашего артиллериста, лейтенанта Козлова. Ему требовалось проверить орудия, и чтобы не делать это в обитаемой системе, мы временно отошли от Зардоба, — сказал я, не моргнув и глазом.

Ложь. Но именно так звучала официальная версия причины нашего ухода из системы.

— Вызовите его сюда, бульте добры, — улыбнулся майор.

— Разумеется, сейчас, — кивнул я.

Отправил запрос через систему, чтобы наверняка. Он сейчас не на вахте, должен отдыхать, так что явится быстро.

— А разрешите ещё чаю, господин старший лейтенант? — попросил меня Пеньковский.

Пока ждали, я налил ему ещё одну чашку. Говна не жалко.

Дверь в кают-компанию распахнулась, внутрь влетел взмыленный лейтенант.

— Господин стар… — он осёкся, увидев майора. — Господин майор, разрешите обратиться к господину старшему лейтенанту? Господин старший лейтенант, лейтенант Козлов по вашему приказанию прибыл!

Явно спешил. Оно и понятно, приказами через систему я пользовался только в самых крайних случаях.

— Вольно, лейтенант. Господин майор желал задать вам пару вопросов. Насчёт недавней неисправности, — сказал я.

Козлов посмотрел на меня, на Пеньковского, снова на меня.

— Хорошо, я готов ответить, — неуверенно протянул он. — Какие вопросы?

Пеньковский смерил его внимательным цепким взглядом, снова сделал какие-то пометки в планшете.

— Какого рода неисправность заставила вас покинуть систему? — спросил он, не отрывая взгляда от нашего артиллериста.

Тот покосился на меня. Я замер, как статуя, с абсолютно бесстрастным выражением лица.

— Э-э-э… Главный калибр… Пристрелять… — промямлил Козлов.

В присутствии контрразведчика он заметно робел. Я, пожалуй, впервые видел его таким растерянным.

Пеньковский снова что-то отметил у себя.

— Так… А ваш заместитель по вооружению… Не вижу его подписи на акте… — произнёс майор.

Пожалуй, стоило озаботиться, чтобы даже в нашей внутренней документации всё соответствовало. Но… Не успели. Как тут успеть, если каждые полчаса что-то да происходит. А старший лейтенант Цыбара, видимо, опять положил болт на службу.

— Ну и что в итоге, пристреляли орудие? — спросил Пеньковский.

— Так точно, господин майор, — кивнул артиллерист.

Да, не зря я решил выдвинуть его на мостик, приблизить. Хотя он должен понимать, что если я пойду ко дну, то и все остальные будут вымазаны в грязи. И он свою сторону выбрал. Правильную сторону.

— Ладно… Зама по вооружению вызовите сюда. Будем разбираться, — сказал майор.

Я вызвал ещё и Цыбару. Старший лейтенант заставил себя ждать несколько дольше, чем я предполагал, но всё же явился. Козлова отпустили, уведомив, что если возникнут ещё вопросы, то его вызовут снова.

Старлей вошёл в кают-компанию, неохотно поздоровался, представился. На все вопросы отвечал односложно, расплывчато, словно имел уже богатый опыт общения со службой внутренних расследований.

Не удивлюсь, если так оно и было. Цыбара служил на «Гремящем» гораздо дольше меня, да и вообще в космофлоте. А с его бывшим командиром наверняка приходилось регулярно бывать на допросах.

Пеньковский задал ему несколько стандартных вопросов, делая пометки в своих файлах.

— Итак, какого рода неисправность была… У вашего главного калибра? — скучающим тоном спросил майор.

Это мы с Цыбарой не обсуждали. Мы вообще редко общались, даже по служебным делам. Он, конечно, знал о происходящем на корабле, знал о нашей маленькой лжи во имя большой цели, знал об операции по выманиванию туранцев. Знал всё в пределах своей должности.

— Все орудия корабля были полностью исправны, — произнёс Цыбара, глядя прямо на нашего гостя.

Тот улыбнулся, словно кот, нализавшийся сметаны.

— Тогда для чего «Гремящий» покидал Зардоб? — спросил Пеньковский.

— Не могу знать, господин майор. Вероятно, для каких-то мутных дел, — сказал Цыбара.

Ах ты сукин сын.

— Как вы это прокомментируете, господин старший лейтенант? — повернулся ко мне Пеньковский.

Я развёл руками.

— Домыслы, — сказал я. — Если вы хотите выдвинуть обвинение, господин майор, не тяните кота за яйца. Если нет — у меня ещё куча дел. Если вы не заметили, в системе чрезвычайное положение, а станция захвачена восставшими, и пусть это не моя головная боль, мне всё-таки есть, чем заняться.

— Конечно-конечно, — пробормотал Пеньковский. — Просто всё это очень подозрительно, не находите?

— Мне кажется, моё мнение по этому вопросу не играет никакой роли, — сказал я.

— Мы ещё вернёмся к этому разговору, старлей, — сказал майор. — Я изучу вашу документацию. Корабли пока останутся состыкованы, вас это не слишком-то обременит. Всё-таки вы правы, в системе чрезвычайное положение. Вот мы и хотим выяснить, что к нему привело.

Я бы сказал, что. Измена, предательство. Но майор Пеньковский не производил впечатления того человека, с которым можно говорить на такие темы, и я промолчал.

Пеньковский отставил чашку в сторону, поднялся, посмотрел на меня, на Цыбару.

— Вернёмся к этому разговору позже, господа, — сказал он. — Провожать меня не надо.

И вышел.

Мы со старшим лейтенантом Цыбарой остались наедине.

— И что это было? — спросил я.

— Правду сказал, — буркнул зам по вооружению. — Что не так?

— Всё не так, Цыбара, — сказал я. — Каких ещё мутных дел? Вы меня ни с кем не перепутали?

— Никак нет, — холодно процедил зам по вооружению.

— Вы ступаете по очень тонкому льду, господин старший лейтенант, — произнёс я. — Можете быть свободны.

— А вы мне не угрожайте, господин старший лейтенант, мы уже пуганые, — с вызовом ответил Цыбара.

— И в мыслях не было угрожать, — сказал я спокойно. — Просто предупреждаю. Определитесь уже, с кем вы.

— Уже определился, — буркнул Цыбара и вышел.

В кают-компании я остался один, в самых расстроенных чувствах. Визит Пеньковского здорово выбил меня из колеи, и он ясно дал понять, что это ещё не конец, а только начало, и он, скорее всего, намерен учинить показательную порку.

Я швырнул грязную посуду на место, вышел, направился в свою каюту, где снял наконец опостылевший скафандр. Ополоснулся, оделся в чистое, сразу ощущая себя совсем другим человеком. Все мысли были заняты только одним, я не мог думать ни о чём, кроме этого внезапного расследования. Подстава, не иначе.