— Есть выговор, — буркнул он.

— Если повторится что-то подобное — выговором дело не ограничится, начну штрафовать. Для начала — на половину денежного довольствия, — сказал я.

Он покосился на меня, шмыгнул носом. Удар по кошельку бьёт чувствительнее всего. И командир имел право наказать таким образом хоть офицера, хоть простого оператора, подав всего одну бумажку, чтобы нужную сумму удержали в счёт казны. Простая, но эффективная мера.

В присутствии его подчинённых объявлять выговор я не хотел. Но наказать взводника стоило.

Мы дошли до шлюза, где выстроился взвод. Я снова посмотрел на провинившихся.

— Первое отделение бежит от носа к корме, тридцать кругов. Второе отделение бежит от кормы к носу, тридцать кругов.

Не дойдёт через голову — дойдёт через ноги. Двигатели выключены, орудия убраны, по обшивке эсминца можно спокойно ходить и бегать. На ближайшие несколько часов взвод охраны будет занят пробежкой.

— Мичман, а вы почему без скафандра? — спросил я.

— Я? — не понял Заварзин.

— А кто, я? Предлагаете мне пойти с вашими людьми? — хмыкнул я. — Одевайтесь и выходите. По выполнению доложите.

— Есть… — проворчал мичман.

Пришлось немного подождать, пока Заварзин сбегает и вернётся в скафандре, таком же, как у его подчинённых. Мичмана я бегать не заставлял, но присмотр за провинившимися всё равно необходим. А когда он вернулся, то первым шагнул в шлюз, выходя в открытый космос.

Это, на самом деле, достаточно серьёзное и суровое наказание. Бегать в магнитных ботинках по обшивке занятие не самое простое, ещё и с риском оторваться от корабля и улететь в космос. Мы такого везунчика, само собой, подберём и вернём обратно, но дополнительный риск должен был посодействовать пониманию. Внести дополнительный педагогический эффект.

Бойцы один за другим проходили через шлюз, строились снаружи. Руководил всем этим мероприятием командир взвода, и он мог считать мой приказ глупым и вредным, но он обязан был его выполнить. Пусть даже я не передавал его через систему, а приказал устно. Вскоре снаружи загромыхали тяжёлые металлические ботинки. В них даже ходить-то было непросто, магниты специально делались мощными, для армии и флота.

Я постоял немного, слушая, как гремят их боты, вздохнул, вспоминая деньки в Академии и тамошние наказания. Возможно, кто-то сочтёт это наказание чрезмерным, излишним, не соответствующим духу современного космофлота, но пусть уж лучше меня клеймят отсталым ретроградом, варваром и изувером, нежели на моём корабле будут происходить драки и прочие нарушения дисциплины.

На космическом корабле, в запертом пространстве, вдали от людей неизбежно дичаешь, независимо от того, насколько ты подготовлен психологически и какой у тебя склад характера. И это неизбежно ведёт к падению дисциплины, люди, грубо говоря, потихоньку сходят с ума, а уж если это сопряжено с бездельем, то это прямой путь к становлению тем самым кораблём из еженедельных сводок о происшествиях.

Поэтому среди офицерского состава и должен быть зам по воспитательной работе, желательно с психологическим образованием. Чтобы следить за моральным состоянием личного состава. Из штаба нам обещали прислать человека, но ждать этого момента можно до пенсии. Узких специалистов всё-таки было недостаточно, чтобы закрыть потребности всего космического флота, и такие корабли как «Гремящий» комплектовались в последнюю очередь. Собственно, даже я попал на открытую вакансию второго помощника только потому, что крупно накосячил. Если бы не тот случай с послом, служил бы на более престижном корабле.

А пока приходилось делать всё самому. Насколько это вообще было возможно. Дисциплину нужно поддерживать, и очень скоро все будут знать, как я обошёлся со взводом охраны. Может, это предостережёт кого-нибудь от необдуманных поступков.

Под приглушённый грохот ботинок, доносящийся снаружи, я вернулся в свою каюту, где немедленно принялся строчить ещё один запрос в штаб. Если хочешь, чтобы о тебе не забыли наши бюрократы, напоминай о себе почаще. Пусть у них тикают таймеры и меняются приоритеты задач в системе, это не моя проблема, мне нужно, чтобы они делали свою работу. Мир был бы гораздо лучше, если бы все просто делали свою работу. И делали её хорошо.

Спустя полчаса ко мне заявилась госпожа Фидлер.

— Разрешите, господин старший лейтенант? — сварливо поинтересовалась она, таким тоном, что сразу становилось ясно — лучше не отказывать.

— Не ожидал вас здесь увидеть, — хмыкнул я, приглашая её в каюту.

— Я решительно протестую, — заявила она. — Вы что, хотите завалить меня работой?

— Что такое? — я нахмурил брови, не вполне понимая, что она имеет в виду.

— Взвод охраны, вот что! — воскликнула она.

— Они и так вам её прибавили, — процедил я. — В чём дело, Елена Вольдемаровна?

— Это бесчеловечно, заставлять людей вот так вот страдать! В открытом космосе! — выпалила она.

— Это элемент воспитания, — сказал я.

— Ну, знаете ли! У нас так не принято! Никогда на «Гремящем» такого не бывало! — гневно раздувая ноздри, заявила медичка.

— Это заметно, — сказал я.

В гневе госпожа Фидлер была по-своему красива. Я даже залюбовался немного её раскрасневшимся лицом.

— Пообещайте мне, господин старший лейтенант, что этого больше не повторится, — холодно произнесла она. — Изыщите другие способы влияния. Но не выгоняйте людей в открытый космос!

Обещать я ничего не мог. Она, конечно, была по-своему права, метод наказания, возможно, и не самый удачный, довольно опасный. Зато действенный. Думаю, провинившиеся уже почувствовали всю тяжесть наказания. А сослуживцы им ещё потом добавят. Как минимум, словесно. Пожалуй, можно и заканчивать эту комедию.

Я демонстративно связался с мичманом Заварзиным.

— Заварзин, слушаю, — вяло отозвался тот.

— Сколько пробежали? — спросил я.

— Э-э-э… Шестнадцать… Нет, семнадцать кругов, — доложил он.

— Можете возвращаться на корабль, — разрешил я.

— Есть, — протянул Заварзин, и я отключился.

Я выразительно посмотрел на госпожу Фидлер. Та фыркнула, сложив руки на объёмной груди.

— Мне и самому не надо, чтобы кто-то из них пострадал, Елена Вольдемаровна, мне надо, чтобы они поняли причину, — сказал я. — Чтобы ни у кого в команде и мыслей не возникло сотворить что-нибудь этакое.

— Бей своих, чтоб чужие боялись? — проворчала она.

— Вроде того, — сказал я.

— Я была о вас лучшего мнения, господин старший лейтенант, — процедила медичка.

Я только развёл руками в ответ. Жаль, конечно, но такое случается.

— Это всё, госпожа старший мичман? — спросил я.

— Так точно, — холодно произнесла она перед тем, как выйти.

С единственным медиком на корабле лучше не ссориться, конечно. Не то в случае какой-то серьёзной проблемы можно об этом сильно пожалеть.

Но нашлись и те, кто мою позицию всецело разделял, например, Добрынин и вовсе предложил мне сделать подобные забеги регулярными, отправляя туда наиболее провинившиеся подразделения. На это я ответил отказом. Если это станет обыденностью, то потеряется вся соль, вся острота, которая и поддерживала дисциплину. Да и нам просто будет трудно остановиться на этом.

Я слышал про нескольких капитанов, известных своей драконовской дисциплиной, жёсткой уставщиной на борту, и не хотел становиться одним из них. Потому что слышал я про них только плохое.

Поэтому мне на корабле нужна была не железная дисциплина, а просто порядок во всём. Здоровый психологический климат. Условия для повседневной жизни и работы. А вовсе не беспрекословное подчинение и надраенные до блеска щитки вентиляции в дальних углах трюма. А для этого мне нужен был ещё один заместитель.

И когда я отправил ещё один запрос, наверное, уже шестой за время пребывания на орбите Зардоба, из штаба сектора пришёл ответ. Запрос удовлетворён, на вакантное место заместителя по воспитательной работе назначен офицер. Личное дело новичка приложили к ответу, и я немедленно с ним ознакомился. Отвечать за работу с личным составом «Гремящего» теперь будет младший лейтенант Крапивин, выпускник ускоренных офицерских курсов. «Гремящий» в его послужном списке должен был стать первым.