Маленький комочек, завернутый в белую ткань, поднесли ближе. И врач сказал:

— Папа, хотите первым взять?

У Руслана задрожали руки. Он боялся прикоснуться, боялся дышать слишком громко. Но он протянул ладони, и в них опустили крошечное, тёплое, шевелящееся чудо. Его дочь.

Она открыла крошечные глазки, сжала крошечный кулачок. Руслан вдохнул так глубоко, словно впервые за всю жизнь. Слёзы катились по его щекам, но он даже не пытался их сдерживать.

— Здравствуй, любовь моя… — прошептал он, прижимая её к груди. — Здравствуй, родная. Спасибо тебе за то, что пришла в этот мир. Спасибо, что ты наша.

Он наклонился к Оле, положил малышку ей на грудь. Оля плакала, прижимая дочь к себе, а Руслан целовал её лицо, её руки, шептал:

— Спасибо тебе, Оля. Спасибо за неё. Ты подарила мне смысл. Ты подарила мне жизнь во второй раз. Я никогда не смогу отблагодарить тебя достаточно. Я люблю тебя так, что в груди не помещается.

Он гладил волосы Оли, целовал её потный лоб, утирая слёзы. Его сердце было переполнено, он готов был кричать всему миру: «Она родилась! Моя девочка родилась!»

— Я бы сам всё это прожил за тебя, — прошептал он ей на ухо. — Я бы с радостью забрал твою боль. Но ты справилась. Ты самая сильная женщина. Самая любимая.

В тот момент они были втроём. И это было всё, что им нужно.

Палата была тихой. Необычно тихой после того урагана, что пронёсся час назад. За окном мерцали огни ночного города, дежурная лампа отбрасывала мягкий жёлтый свет на стены. Здесь всё замедлилось: время перестало иметь значение.

Оля лежала на высокой подушке, убаюкивая крошечный свёрток. Девочка сопела, иногда поджимала пальчики, а потом снова расслаблялась. В этой тишине даже её дыхание казалось чудом.

Руслан сидел рядом, не отрывая взгляда от дочери. Он боялся моргнуть, боялся, что, если закроет глаза, проснётся — и всё окажется сном. Он держал ладонь на крошечной ножке через пелёнку, словно проверял: «Здесь ли ты? Настоящая ли?»

— Она красивая, — шепнул он, чтобы не потревожить младенца. Голос сорвался от нежности. — Даже красивее, чем я мог представить.

Оля улыбнулась. Она была уставшей, измученной, но в её глазах горел свет, какого Руслан никогда раньше не видел.

— Она наша, — сказала она тихо, и это слово «наша» будто окутало всё вокруг мягким светом.

Руслан наклонился, поцеловал её губы — осторожно, боясь причинить боль, но так глубоко, что в этом поцелуе было всё: благодарность, любовь, клятва.

— Оля, — он говорил, глядя прямо ей в глаза, — я думал, что люблю тебя максимально сильно. Но сейчас… я понял, что это не предел. Ты подарила мне её. Ты сделала меня самым счастливым человеком на земле.

Слёзы блеснули в уголках её глаз. Она прижала дочь крепче к себе.

— Рус… Я всё думала в последние месяцы, какое имя выбрать. Хотела, чтобы оно было не просто красивым. Чтобы в нём было что-то большее. — Она замолчала, переводя взгляд с мужа на малышку. — И сегодня, когда я смотрю на неё… и на тебя… я понимаю. Я хочу, чтобы её звали Любовь.

Руслан вскинул голову. Его глаза наполнились слезами так быстро, что он не успел даже моргнуть.

— Любовь… — повторил он, будто пробуя вкус этого слова. — Ты серьёзно?

— Да. Потому что она — продолжение нашей любви. Потому что, если бы не она, мы бы не были здесь, сейчас. И потому что я хочу, чтобы она всю жизнь несла это чувство в себе.

Руслан закрыл лицо ладонями и впервые за долгое время заплакал по-настоящему. Не сдерживаясь. Мужчина, сильный, твёрдый, храбрый — плакал тихо, но глубоко.

Он убрал руки, наклонился к Оле и дочери, поцеловал их обеих, снова и снова.

— Да. Да, Оля. Любовь. Это самое правильное имя. Она и есть Любовь.

Малышка в этот момент чуть зашевелилась, издав тонкий звук, и Руслан рассмеялся сквозь слёзы:

— Слышала, доченька? Теперь у тебя есть имя. Любовь Руслановна. Наша любовь.

Он опустил голову на подушку рядом с Олей, обнял обеих и замер. Его сердце билоcь в унисон с её сердцем, с её дыханием.

— Спасибо, — сказал он. — За то, что ты есть. За то, что ты подарила мне семью. За то, что ты… моя.

И в этой палате, где за окном шумел ночной город, где стены пахли стерильностью и лекарствами, рождалась новая вселенная. Маленькая, но такая огромная для них двоих. Вселенная, в которой было место только для одного слова — любовь .

Утро было солнечным. Такое чистое, прозрачное, будто само небо знало, что сегодня особенный день. Руслан проснулся задолго до будильника. Сон был беспокойным: он ворочался, снова и снова смотрел на часы, боялся проспать этот момент.

Сегодня он должен был забрать Олю и их малышку домой.

Он встал тихо, чтобы не разбудить Кирюшу, и первым делом подошёл к окну. Солнце едва касалось крыш домов, воздух был свежим, звенящим. Руслан вдохнул полной грудью и впервые за долгое время почувствовал, как внутри всё сжимается от счастья и волнения.

На столе уже стоял букет — он заказал его вчера вечером, чтобы не тратить время утром. Но сейчас, глядя на нежные розовые пионы и белые лилии, он всё равно нервничал: а вдруг Оле не понравится? А вдруг цветы не те? Он хотел, чтобы всё было идеально.

Рядом лежала коробка с маленьким белым комбинезоном — тем самым, в котором они с Олей решили забрать дочь. Руслан аккуратно поправил складочки, провёл пальцами по мягкой ткани.

— Ну что, малышка, — прошептал он, будто обращаясь к дочке, — пора домой.

Дорога до роддома казалась бесконечной. Руслан держал руль крепче, чем обычно, и ловил себя на том, что сердце бьётся так громко, что, казалось, его слышат прохожие. У ворот уже стояли родители — его мама и отец. Они светились от гордости и волнения.

— Русланчик! — мать подбежала первой. — Ну как там они? Всё хорошо?

— Хорошо, мам. Сегодня домой, — он улыбнулся и вдруг ощутил, как горло предательски сжалось.

Они ждали, пока вынесут Олю. И вот, двери открылись. Сначала показалась медсестра с бумагами, потом — акушерка, и наконец… Оля.

Она шла медленно, в руках — крошечный свёрток. Свет падал на её лицо, и в тот момент Руслан понял: он никогда не видел её красивее. Ни в свадебном платье, ни в первые дни их знакомства. Сейчас она была и слабой, и сильной одновременно, и в её глазах отражался весь мир.

Он бросился к ней, взял цветы, поцеловал в висок, едва сдерживая слёзы.

— Любимая… — только и смог прошептать.

Оля улыбнулась устало, но счастливо.

— Познакомьтесь, — она чуть развернула свёрток. — Это наша Любовь.

Руслан осторожно наклонился и впервые увидел лицо дочери при дневном свете. Щёчки розовые, ресницы едва заметные, губки сложены бантиком. Его сердце в тот момент просто не выдержало. Он почувствовал, как слёзы сами катятся по щекам.

— Привет, Любовь… Это твои бабушка и дедушка, и старший брат.

Фотограф, приглашённый друзьями, щёлкал камеру, ловя каждый миг: как Руслан держит дочку впервые на руках, как Кирюша подходит и с робостью заглядывает в свёрток, как бабушка гладит Олю по плечу. Всё это было похоже на сон, слишком красивый, чтобы быть правдой.

Когда они наконец сели в машину, Руслан завёл двигатель, но не поехал сразу. Он повернулся к Оле:

— Спасибо. За неё. За нас. За то, что ты выдержала всё это.

Оля положила ладонь на его руку.

— Мы справились вместе. И теперь у нас есть она.

Дома их ждала сюрприз: Ленка с Ваней украсили квартиру шарами и растяжками «Добро пожаловать домой, малышка!» На столе стоял торт с розовыми цветочками из крема.

— Ну что, папаша, — засмеялся Ваня, хлопнув Руслана по плечу, — теперь твоя жизнь уже никогда не будет прежней. Привет, бесонные ночи.

— И слава богу, — серьёзно ответил Руслан, целуя Олю в висок.

Они смеялись, обнимались, плакали. Кирюша всё время крутился рядом с колыбелькой, заглядывал внутрь и повторял:

— Она правда моя сестра?