— Всё у тебя впереди, — уверенно сказала Лена, и её глаза сверкнули.

Домик Лены встретил их ароматом свежей древесины и зелёной травы. Небольшая банька с пристроенным бассейном, мангал на веранде — всё выглядело так, будто само место звало отдохнуть.

— Пошли, — Лена подмигнула. — Начнём с парилки, а потом в воду.

Баня была жаркой, но приятной. Горячий пар густыми клубами поднимался к потолку, окутывал тело. Капли пота катились по коже, и казалось, что вместе с ними уходят тревоги, тяжесть, внутренний холод.

Оля сидела на верхней полке, обняв колени, и впервые за долгое время позволила себе расслабиться.

— Чувствую, будто я снова живая, — сказала она, прикрыв глаза.

— А ты и есть живая, — отозвалась Лена. — Только забываешь об этом.

Они смеялись, поливали камни водой, пока пар не становился таким густым, что дышать было трудно. А потом, визжа, выскочили во двор и прыгнули в бассейн.

Холодная вода обожгла кожу, дыхание перехватило, но тут же стало так легко и весело, что они обе визжали, как девчонки. Плескались, брызгались, ныряли, а потом, выбравшись на край бассейна, лежали, смотрели в небо и смеялись без причины.

— Вот оно, счастье, — сказала Лена, поднимая бокал вина, когда они устроились на веранде. — За нас, за то, что мы ещё умеем радоваться.

Оля улыбнулась, сделала глоток, почувствовала, как приятное тепло разливается по телу.

— Оля, — Лена вдруг стала серьёзной. — А как ты? Правда. Не как обычно отвечаешь «нормально», а честно.

Оля замолчала. Ветер колыхал волосы, в воздухе пахло дымком. Она посмотрела в бокал, потом в лес и наконец произнесла:

— Я сломана внутри. Понимаешь? Как будто всё во мне разбилось, и я хожу по осколкам. Снаружи я работаю, улыбаюсь, делаю торты… А внутри всё мёртвое.

Лена тихо кивнула.

— А Руслан? Ты… ты его всё ещё любишь?

Оля прикрыла глаза, тяжело выдохнула.

— Люблю. Но это ничего не меняет. Я не могу простить. Я даже смотреть на него не могу без того, чтобы всё не оживало заново. Его слова в тот день. Как можно простить потерю ребенка?

Лена положила руку ей на плечо.

— Ты сильнее, чем думаешь.

Оля усмехнулась сквозь слёзы:

— Я устала быть сильной.

Они выпили ещё вина, и постепенно разговор стал легче. Музыка играла с телефона, и девушки начали танцевать прямо на веранде — босиком, смеясь, кружась, расплёскивая бокалы. Звёзды горели над головой, воздух был наполнен смехом и свободой.

А потом, вымотанные, они рухнули на диван, прижавшись друг к другу, и уснули прямо в одежде, с улыбками на усталых лицах.

******

В это время Кирюша проводил день с отцом и бабушкой с дедом.

Сначала они пошли гулять в парк. Солнце пробивалось сквозь листву, птицы пели, а Кирюша, как маленький моторчик, бегал то вперёд, то назад, кричал:

— Папа, смотри! Дедушка, я первый!

Руслан не мог отвести от него глаз. Его смех, его звонкий голос — всё это было как лекарство.

Потом бабушка предложила:

— А поехали в батутный центр!

Идея была принята с восторгом.

Батутный центр встретил их громкой музыкой и визгами детей. Кирюша тут же разулся и бросился прыгать. Его лицо светилось счастьем: он кувыркался, падал, вставал, снова прыгал.

— Папа, давай со мной! — крикнул он.

Руслан тоже залез на батут. Сначала неловко, как взрослый, а потом, глядя на сына, засмеялся и начал прыгать вместе с ним. Кирюша визжал от восторга, бабушка хлопала в ладоши, а дедушка снимал всё на телефон, ворча:

— Вот так и живём, молодёжь веселится, а я оператор!

Они провели там несколько часов. Уставшие, вспотевшие, но счастливые. Кирюша ел мороженое, размазывая его по щекам, и рассказывал деду, что папа прыгал хуже, чем он.

Руслан смотрел на родителей, на сына и думал, что в эти моменты жизнь всё ещё прекрасна. Что бы ни случилось, у него есть сын. Есть семья. Пусть не та, о которой он мечтал, но всё же.

И он снова дал себе обещание: он не сдастся. Он будет бороться, пока есть хоть искра надежды.

Той ночью Оля и Лена спали крепко, обнявшись, словно две сестры. А Кирюша заснул в машине, прижавшись к папиному плечу, усталый, но счастливый.

И только Руслан не спал. Он сидел на кухне родительской квартиры, смотрел на спящего сына и думал: «Как же я умудрился всё испортить. Но я всё исправлю. Я обязан».

Утро выдалось душным, не по-весеннему жарким. Воздух был густой, как сладкий сироп, пахло липой и свежескошенной травой. Во дворе детского сада с самого утра кипела жизнь: мамы бегали с утюжками для костюмов, папы таскали букеты и шарики, бабушки суетились и давали советы воспитательницам.

Для Кирюши это был особенный день — выпускной . Вчера он ещё был «детсадиковским мальчиком», а сегодня уже собирался в школу. Он гордо крутился перед зеркалом в белой рубашке с бабочкой и брюках «как у папы».

— Мам, смотри, я настоящий мужчина! — он выпятил грудь и задрал подбородок.

Оля поправила ему воротничок, улыбнулась, но глаза её оставались уставшими, будто за ночь она совсем не отдыхала.

— Настоящий, — кивнула она, и поцеловала сына в макушку. — Только не забудь стихи, ладно?

Кирюша фыркнул:

— Да я их и во сне расскажу!

Оля сдержанно рассмеялась. Но сердце её щемило — всё происходило слишком быстро. Казалось, только вчера она впервые привела его сюда в группу а теперь он уже прощается с садиком.

У ворот сада стояли родители Руслана — бабушка с дедом. Оля поздоровалась с ними вежливо и тепло. И в этот момент рядом показался и он — Руслан. В белой рубашке, в тёмных брюках, с букетом для воспитательницы и огромной мягкой игрушкой под мышкой.

Кирюша взвизгнул от радости:

— Папа!

И тут же повис у него на шее. Руслан крепко обнял сына, поцеловал его в щёку, и на мгновение лицо его озарилось той самой светлой улыбкой, которую Оля когда-то любила.

— Ну что, выпускник, готов? — спросил он.

— Готов! Я сегодня главный артист! — важно сказал Кирюша.

Оля стояла рядом, и сердце её билось чаще, чем обычно. Она старалась выглядеть холодной, спокойной, но встреча с Русланом всегда вызывала бурю внутри. Её пальцы сжимали ремешок сумки так, что побелели костяшки.

Руслан украдкой посмотрел на неё. Она была красива в своём простом светлом платье, волосы собраны в хвост, глаза усталые, но всё такие же родные. И от этого у него сжалось горло.

— Привет, Оля, — сказал он тихо.

— Здравствуй, — её голос был сдержан, почти равнодушен.

Они зашли в актовый зал. Стулья стояли рядами, украшенные ленточками, на стенах висели плакаты: «До свидания, детский сад!» и «Вперёд, в страну знаний!». В углу стояли букеты сирени и разноцветные шары, пахло духотой, цветами и детской карамелью.

Когда дети вышли в зал — нарядные, взволнованные, с красными щёчками — взрослые дружно ахнули. Кирюша шёл в первой паре, гордый, серьёзный, как маленький солдат. Руслан достал телефон и начал снимать, не сводя глаз с сына.

— Смотри, как держится, — прошептал он, наклоняясь ближе к Оле. — Это же ты в нём воспитала такую уверенность.

Оля чуть вздрогнула, но ничего не ответила. Она смотрела на Кирюшу и понимала: этот день — праздник для сына, и только ради него она готова стоять рядом с Русланом, как будто всё в порядке.

Дети пели песни, танцевали. Кирюша рассказывал стихи — громко, чётко, отчеканивая каждое слово. Бабушка всплакнула, дедушка хлопал так, что аж ладони покраснели. Руслан сиял, снимал и при каждом удачном моменте шептал: «Молодец, Кирюша! Это мой парень!»

А когда дети подарили мамам цветы и сказали: «Спасибо, что вы у нас есть» , Оля едва удержалась, чтобы не расплакаться прямо на сцене. Кирюша подбежал к ней, вручил пышный букет ромашек и обнял за шею.