Руслан улыбнулся чуть заметнее, его пальцы снова слабо сжали её руку.

— Обещаю.

И он закрыл глаза, но уже не от бессилия, а от усталости, словно маленький ребёнок, которому наконец позволили уснуть спокойно.

Оля ещё долго сидела рядом, не отпуская его руки. Она понимала: впереди — тысячи сложных разговоров, слёзы, споры, возможно, даже новые обиды. Но в этот вечер впервые за всё время у неё появилось чувство, что внутри её сердца вместо пустоты поселилась надежда.

Утро в больнице всегда начиналось одинаково: запах антисептика, гул капельниц, шаги медсестёр по коридору. Но для Руслана это утро было особенным. Сегодня врач сказал, что можно попробовать встать с постели. Казалось бы, мелочь — но для него это было как целый подвиг.

Он ждал этого дня с нетерпением, хотя тело ещё ныло после операции, а каждая мышца будто сопротивлялась. Но в душе теплилась маленькая, почти детская радость: он снова почувствует пол под ногами, снова сделает шаг — сам.

Оля вошла в палату чуть позже, чем обычно. На ней было светлое платье, волосы собраны в небрежный пучок, и в руках — маленький термос с чаем. Она выглядела усталой, но сегодня в её глазах было что-то новое. Не ненависть. Не отчуждённость. А тихая тревога, почти забота.

— Доброе утро, — сказала она, ставя термос на столик. — Как ты?

Руслан усмехнулся:

— Доброе утро, Оль. Врач сказал, что сегодня могу вставать. Так что, похоже, скоро устрою марафон по коридору.

— Только попробуй, — резко ответила она, но уголки её губ дрогнули. — Один шаг сделаешь — и уже герой. Не вздумай выпендриваться.

— Я всегда герой, — подмигнул он, хотя от этого простого движения у него даже ресницы дрожали от усталости.

Оля закатила глаза:

— Вот именно за это я тебя и ненавижу. За то, что даже в таком состоянии у тебя шутки наготове.

— А ты улыбаешься, — мягко сказал Руслан, глядя прямо на неё.

Она смутилась и отвернулась:

— Давай, вставай. Я помогу.

Медсестра принесла ходунки и предупредила: всё медленно, без рывков. Оля осторожно подставила руку, подхватила его под локоть. Руслан почувствовал её тепло и невольно задержал дыхание — слишком давно он не ощущал её прикосновения.

— Готов? — спросила она.

— Всегда.

Он сделал вдох и попытался подняться. Мир тут же качнулся, ноги словно забыли, как держать тело. Голова закружилась, но он упрямо продолжал подниматься. Оля подставила плечо, и он почти повис на ней.

— Осторожно! — её голос дрогнул. — Ты же рухнешь!

— Если упаду, ты меня поймаешь, — прохрипел он, пытаясь улыбнуться.

— Тяжёлый слишком, — ответила она, но в её словах слышалась забота.

Наконец, он выпрямился, держась за ходунки. Сердце колотилось, как после бега, но он стоял.

— Вот видишь? — сказал он с торжеством. — Я снова человек.

— Ты пока что инвалид, — холодно бросила Оля, но глаза её блестели.

Он сделал первый шаг. Нога предательски дрожала, тело кренилось в сторону, но он шёл. Второй шаг — и снова дрожь, словно весь мир качался. Но в груди распирало чувство победы.

— Ну что, — выдохнул он, — до конца коридора и обратно?

— Руслан! — Оля сжала его руку так, что он поморщился. — Ты издеваешься? Хватит геройствовать.

— А если я выиграю у тебя на спор?

Она нахмурилась:

— Какой ещё спор?

— Если я пройду до окна и обратно, ты улыбнёшься. Настоящей улыбкой, не этой натянутой.

Оля замерла. Хотела возразить, но увидела его взгляд — упрямый, детский, полный надежды. И сдалась.

— Ладно. Но только если дойдёшь.

Руслан сделал шаг. Потом ещё. Пот катился по вискам, дыхание сбивалось, но он шёл, стискивая зубы. С каждым движением тело будто напоминало, через что оно прошло. Но внутри звучала только одна мысль: «Ради неё. Ради Кирюши».

Оля всё время держала его за руку, готовая в любую секунду подхватить. И в какой-то момент она поймала себя на том, что сердце колотится так же сильно, как у него.

Наконец, они дошли до окна. Руслан остановился, тяжело опершись на ходунки, и улыбнулся — уже не криво, а искренне.

— Видишь? Я обещал.

Оля смотрела на него и не выдержала — губы дрогнули, и улыбка сама прорвалась наружу. Настоящая, теплая, забытая.

— Дурак, — прошептала она, смахивая слезу.

— Но твой дурак, — ответил он тихо, и её сердце болезненно кольнуло.

Они вернулись к кровати. Руслан почти падал от усталости, но в глазах его светилась радость. Он сделал это. А Оля впервые за долгое время почувствовала, что рядом с ней снова не просто человек, который её предал, а мужчина, которого она когда-то любила всем сердцем.

Она помогла ему лечь, поправила подушку. Он закрыл глаза и прошептал:

— Спасибо, Оля. За то, что рядом. Мне не хочется быть рядом с тобой таким немощным, я буду стараться разрабатывать мышцы каждый день, чтобы как можно быстрее меня выписали.

Она долго смотрела на него, а потом тихо сказала:

— Просто живи, Руслан. Живи. Я не знаю, как бы жила дальше, если бы из-за меня погиб. Я тебе очень благодарна, что спас меня. Мне было так стыдно смотреть в глазам твоим родителям, а когда тебя перевели в реанимацию после операции — Марина Юрьевна отправила меня к тебе. Говорила, что не сможет и слова сказать, будет рыдать, а я сильная и смелая. А мне было так страшно, Руслан, я смотрела на тебя и думала только о том, что ты из-за меня такой лежишь.

— Оль,— он осторожно взял ее за руку. — Если бы у меня был шанс прожить по-другому те минуты — я бы ничего не менял. Когда очень сильно любишь, то готов даже свою жизнь отдать. Я бы не смог себя простить. А чтобы я сказал Кирюше? Все так, как и должно быть.

— Тебе было страшно?

— Я думал лишь о тебе, у меня было всего пару секунд на принятие решения.

— Того водителя нашли. Он был под веществами и плюс недавно получил права. Ничего не помнит, вину свою не признает. Следователь связался со мной, они скоро должну будут приехать к тебе, чтобы взять показания.

— Хорошо. Спасибо за домашнюю еду, здесь, конечно, кормят, но твоя еда не идет ни в какое сравнение. А твои синабоны — самое лучшее лекарство.

Оля улыбнулась. Раньше она постоянно пекла синабоны Руслану, когда ему было грустно или было плохое настроение. Нежные, воздушные и с обильным количеством крема.

— Ты только выздоравливай поскорее. Кирюша каждый день спрашивает про тебя, опять хочет в парк и на батуты.

— Я обещаю, Оль, буду бегать быстрее прежнего. И с Кирюшей на батуты мы сходим. Пойдешь с нами?

— Хорошо. Но, пожалуйста, не напрягай мышцы сразу. Дай себе отдохнуть.

Они попрощались, и Оля поехала в садик за Кирюшей. А Руслан открыл ароматный контейнер с домашними котлетками и пловом. У него даже проскользнула мысль, что он рад, что оказался в больнице и под колесами машины, ведь теперь он мог разговаривать с Олей, трогать ее. Если она не оттолкнула, значит шанс есть. Он знал, что это не простая благодарность. Потому что Оля была очень тактильной, а если она не отвергла его прикосновения — значит лёд тронулся.

Воскресное утро было тихим, будто сама природа решила сделать день особенным. За окном больницы деревья тянулись к солнцу, лениво шумели листья, а в палате пахло чем-то новым — предвкушением. Руслан не мог уснуть с самого рассвета. Его сердце билось так, будто он снова был мальчишкой перед школьной линейкой: сегодня Кирюша впервые должен был приехать к нему.

Он прокручивал в голове сотни картин: как сын войдёт, как улыбнётся, как подбежит… но тут же спохватывался — нет, Кирюша не сможет подбежать, вокруг врачи, капельницы, больничная атмосфера. Но он всё равно надеялся, что увидит в глазах мальчика ту же любовь, что и раньше.

Дверь распахнулась неожиданно. Первой вошла Оля. Она была в светлых джинсах и лёгкой кофте, волосы распущены, лицо уставшее, но светлое. За руку она вела Кирюшу. И в этот миг сердце Руслана чуть не выскочило из груди.