— Добрый день, — коротко ответила я, крепче сжимая трубку.

— Я хочу увидеть Кирилла. Это мой внук. Я имею право знать, как он растёт. Он уже, наверное, большой…

На секунду меня будто обдало ледяной водой.

— Простите, но вы не имеете никакого права, — сказала я, стараясь говорить спокойно, но голос всё равно задрожал. — Ваш сын, если вы вдруг забыли, сам написал официальный отказ от Кирилла, когда тому было полтора года.

— Это была ошибка! Он был в аффекте! Мы тогда все были в шоке от вашего…

— Моего чего? — перебила я. — Моего желания вытащить себя и ребёнка из ужасного брака? Моего отказа содержать не только себя , ребенка , но и вашего сына ? Или, может, моего права на нормальную жизнь?

Она замолчала. На том конце линии слышалось только тяжёлое дыхание.

— Послушайте, Людмила Ивановна, — продолжила я уже более твёрдо. — Кирюша — не игрушка и не средство восстановления семейных связей. Он ребёнок. У него есть я, друзья, детский сад, любимые игрушки и мои родственники , которые участвуют в его жизни с первых дней. Ваш сын исчез из нашей жизни, вы тогда тоже ни разу не спросили, как мы. А теперь, спустя годы, просто решили вспомнить о внуке?

— Я не знала, как подступиться…

— И не надо. Прошлого не вернёшь, а в будущее вас никто не звал. Прошу не звонить больше.

Я положила трубку. Села на стул у окна. На глаза накатила влага — не от боли, нет. От облегчения. От ощущения, что я снова защитила своего ребёнка. От напоминания себе: я справилась. Я выбрала себя.

В это время Кирюша залез ко мне на колени с книгой про динозавров.

— Мама, а динозавры были добрые?

— Некоторые да, — улыбнулась я. — Особенно если их никто не обижал.

— Ну и что ты о ней знаешь? — Руслан сделал глоток капучино и покосился на Ваню. — Только не говори, что «она просто Оля». Мне нужно что-то посущественнее. Кто она? Откуда она? Где отец ребёнка? Она с Марса или всё же с Венеры?

Ваня лениво размешивал сахар в кружке, будто решал, стоит ли вообще ввязываться в этот разговор.

— Слушай, ты чего как налоговая? Сразу с трёх сторон давишь. Может, ещё и номер паспорта спросишь?

— А что, если в нём сказано, что она принцесса затерянного пирожкового королевства? — Руслан откинулся на спинку стула. — Ты же понимаешь, она не просто «симпатичная кондитерша». В ней что-то есть. Глубокое. Как начинка у эклера. Никогда не знаешь, попадётся ли крем или неожиданный мармелад.

Ваня усмехнулся, но глаза оставались серьёзными.

— Руслан, я тебя уважаю. Ты вроде бы нормальный. Ходишь в костюмах, пьёшь кофе без трубочки. Но у Оли… другая история. Не из тех, что пересказывают за круассаном.

— Я ж не ради сплетен, — поднял руки Руслан. — Просто хочу понимать, с кем разговариваю. Как не наломать дров. Там же ребёнок, бывший кто-то... Я не знаю, может, он вернётся с мачете?

— Слушай внимательно. Бывший никто не вернётся. Никогда. Даже с открыткой. Он написал отказ от Кирилла, когда пацану было полтора года. Всё. Точка. До свидания.

— Он... серьёзно так сделал?

— Абсолютно. Кирюша даже не знает, кто его отец. В смысле, он знает, что есть "папа", но у него другой образ — придуманный. Чтобы не было пустоты.

— А бабушка? Ну, мать того... героя?

Ваня хмыкнул.

— Недавно объявилась. Через три с половиной года молчания. Знаешь, как? Со звонком : "Я хочу познакомиться с внуком. Я ведь бабушка."

— И?..

— И ничего. Оля ей ответила, что сын её официально от ребёнка отказался. А значит, юридически и морально — никто. Бабушка без отца — это как тесто без дрожжей. С виду вроде есть, но толку — ноль.

Руслан кивнул и задумчиво покрутил чашку.

— Знаешь, я не думал, что всё так… тяжело. Она ведь всегда такая сильная. Спокойная.

— Она не сильная. Она просто не может позволить себе быть слабой. Это две большие разницы.

— А Кирюша классный. Я видел его в кафе — он как маленькое солнце . Бегает, всех обнимает, всем рассказывает, как мама печёт «самый вкусный торт на свете».

— Да, у него, кстати, свой рейтинг пирожных. Представляешь, он поставил эклеру 7 из 10. Оля обиделась, как будто Michelin лишил звезды.

— А что было на 10?

— Вафли, которые она ему делала, когда он был болен. На воде, без сахара. Вот тебе и вкус детства. Иногда лучшие вещи — не те, что на витрине.

Руслан усмехнулся.

— Значит, ты не скажешь мне ничего лишнего?

— Нет. Потому что у неё были уже «интересующиеся». Сначала в лицо улыбаются, потом исчезают, оставляя за собой только запах одеколона и брошенную надежду.

Если тебе правда не всё равно — ты сам всё узнаешь. Но только если она захочет.

— А если я... ну, просто буду рядом?

— Вот это уже похоже на взрослую идею.

Ваня кивнул и встал.

— Ладно. Мне надо проверить, не испёк ли Кирюша снова свою «грязевую лазанью» из муки и апельсинового сока. Он вчера обещал «маме помочь».

— А ты?

— А я тебе помог. Намёками. Теперь — действуй. Только без драм, ладно?

Руслан проводил его взглядом и остался сидеть, глядя на витрину. Там, за стеклом, стоял ванильный эклер.С хрустящей глазурью.С начинкой — неизвестно какой.

И он подумал:

«Некоторые женщины — как эклеры. Снаружи идеальные. А внутри… только тем, кто рискнёт надкусить, открывается самое вкусное».

Утро началось спокойно. Кирюша не проснулся с криком "Где моя пижама с динозавром?", а вместо этого мило завернулся в одеяло и прошептал:

— Мам, сегодня можно без садика? Я хочу побыть с тобой сегодня .

Мое материнское сердце обливалось горькими слезами и одновременно я испытывала огромное счастье .

— Хорошо, сегодня поедешь со мной в кондитерскую и будешь помогать оценивать новую витрину.

В ответ я услышала радостный крик .