Руслан заговорил. Без бумаги. Без подготовки. Только с болью в голосе и дрожью в пальцах.

— Я совершил ошибку. Нет, не ошибку. Подлость. Я обидел самого близкого человека. Женщину, которую я люблю... которую я, наверное, впервые в жизни полюбил по-настоящему. Не за внешность, не за образ, а за душу. За то, как она живёт, как дышит, как заботится... Я разрушил то, что должно было быть священным. Я сказал ей слова, которые убили всё. Я никогда себе этого не прощу.

Он замолчал на секунду. Камеры всё ещё были направлены на него, но в этот момент он словно говорил в пустоту. Только ей.

— Оля, если ты слышишь это... Я не прошу тебя простить меня сейчас. Или вообще простить. Но если когда-нибудь... через месяц, год... у тебя появится хотя бы капля желания услышать меня — просто поговори со мной. Я буду рядом. И каждый день, каждую чёртову минуту я буду делать всё, чтобы заслужить хоть одну твою улыбку.

В зале повисла тишина. Потом кто-то захлопал. Кто-то растерянно переглянулся. А он просто замолчал и сел. Пресс-конференция закончилась.

Он вышел из зала — опустошённый, как после марафона. У него тряслись руки, но внутри было чувство: хоть что-то он сделал правильно. Первый шаг. Публичный. Беспощадный к самому себе.

К нему подошёл пиарщик, сбитый с толку, но с телефоном в руках.

— Ты видел... это? — Он протянул экран. — В соцсетях. В комментариях под постами кондитерской. Люди... пишут хэштег. Сотни. Уже тысячи.

На экране было:

#ОляПростиРуслана

Руслан не знал, плакать ему или смеяться. Он просто посмотрел на эти слова — как на шанс. Маленький, хрупкий, но живой. Впервые за долгие дни в груди что-то дрогнуло.

Надежда.

Это утро пахло кофе, пудрой и чем-то до боли знакомым. Первый рабочий день после больничного. Оля стояла на пороге своей кондитерской, как будто впервые. Кафе встречало её утренним шумом: шипением кофемашины, лёгким звоном посуды и улыбками сотрудников, которые, казалось, выдохнули при её появлении. Её ждали. Её не хватало.

Она натянула мягкую, уютную форму с вышивкой капкейка на груди, собрала волосы в низкий хвост — и словно надела доспехи. Сегодня ей нужно быть сильной. Ни матерью, ни женой, ни женщиной, потерявшей всё, а хозяйкой этого сладкого уголка. Тем самым человеком, чьими руками создавались пирожные, заставляющие улыбаться даже в самые пасмурные дни.

Коллектив бросился обнимать её — тёпло, бережно, без слов. В глазах у многих стояли слёзы. Она всё чувствовала — заботу, любовь, понимание. И ещё — молчаливую поддержку. Никто не спрашивал о случившемся. Лишь молча возвращали её к жизни — чаем, списками заказов и тем самым пирогом с лимонным курдом, который пекли только по особым случаям.

Когда день уже начал закручиваться в обычную воронку дел, к ней подошла Марина — управляющая. Женщина лет сорока, с чётким умом и мягким сердцем, почти вторая мама в стенах кафе.

— Оль… — сказала она негромко, будто боялась разрушить хрупкую тишину, — мне нужно тебе кое-что показать.

Оля машинально вытерла руки об фартук. Они сели в офисе за кулисами ароматной сказки. На экране телефона — пресс-конференция. И голос. Тот самый голос, который ещё недавно будил её по утрам.

Руслан. Его лицо было серым от усталости, голос — хриплым, но твёрдым. Он говорил… не про бизнес. А про неё. Про то, как обидел. Как любит. Как не простит себя. Как просит — не прощения, а хотя бы одного шанса. Хоть маленького.

Оля сидела, будто кто-то ударил её в солнечное сплетение. Сердце заколотилось, дыхание стало прерывистым.

— В соцсетях, Оль, — тихо сказала Марина, —... весь день под постами люди пишут: #ОляПростиРуслана . Уже тысячи сообщений.

На миг в её голове вспыхнула картинка: она даёт шанс. Они говорят. Обнимаются. Он плачет. Она прощает. Всё снова сладко, спокойно, по-настоящему.

Но тут же — боль. Сильная, как удар током. Нет, не получится вот так. Не после всего.

Петя, её первый муж, когда ушёл — она уже ничего не чувствовала. Только пустоту и усталость. А здесь… Здесь рана кровоточила. Её сердце было разбито, растоптано чужими словами. И пускай Руслан встал перед всей страной на колени — этого не вернёшь.

— Закрой пока комментарии, — прошептала Оля, — везде.

Марина кивнула. И вышла.

Оля осталась одна в тишине офиса, среди мягких ароматов выпечки и сиропов. На миг захотелось просто лечь на пол и реветь. Но нельзя. У неё бизнес. У неё сын.

Вечером, когда солнце уже подсвечивало город золотыми красками, Оля заехала в детский сад. Кирюша выбежал к ней с рюкзаком, весь взлохмаченный, с улыбкой до ушей. Он обнял её крепко-крепко, как будто они не виделись сто лет. И именно этот момент стал её спасением.

Они вернулись в их старую квартиру. Та самая двушка, где всё начиналось. Здесь стены не знали Руслана. Только её и Кирюшу. И теперь — снова только их.

За ужином мальчик уткнулся в тарелку с макаронами и вдруг тихо спросил:

— Мам… А почему мы переехали? Вы с папой как родители у Макса и Артёма разведетесь?

Оля замерла. Она не могла лгать. Этот маленький человек уже слишком многое видел.

— Сынок… Папа очень сильно меня обидел. Мне сейчас очень больно. И я не знаю… смогу ли простить его.

Кирюша сжал вилку.

— А... теперь мне нельзя с ним видеться? С бабушкой тоже?

— Можно, — мягко сказала Оля, — ты можешь видеть их, когда захочешь. Руслан по-прежнему любит тебя. И бабушка тоже.

Как будто в подтверждение — зазвонил телефон. На экране — Марина Юрьевна . Мама Руслана.

Оля ответила.

— Оля... — голос был взволнованным, тихим, — я… только что говорила с Русланом. Он мне всё рассказал. Господи, как мне стыдно. Я не знаю, где я недоглядела… Я... я всегда видела, как ты его меняешь, как он с тобой стал другим. И теперь — всё вот так…

Оля молчала. А потом услышала:

— Оля, я тебя понимаю. Я целиком и полностью на твоей стороне. Если тебе нужно что-то — помощь, поддержка, просто поговорить — я рядом. Я не оправдываю сына. Я зла на него. Но тебе… тебе я хочу помочь.

— Привет, бабушка! — вдруг закричал в трубку Кирюша, подбежав к ней.

Марина Юрьевна всхлипнула.

— Если хотите, — тихо сказала Оля, — приезжайте завтра. Можете сходить с Кирюшей в парк. Он будет рад вас увидеть.

— Мы приедем, — сказала Марина Юрьевна дрожащим голосом, — обязательно приедем.

Оля отключила телефон и опустила голову на руки. Слёзы капали на скатерть. Ей было тяжело. Но где-то там, за горизонтом боли и обиды, теплился свет. Не прощения. А начала новой себя. Ради Кирюши. Ради своей кондитерской. Ради той женщины, которая выжила.

И которая снова встанет на ноги.

Наступило следующее утро. Лучи солнца медленно пробирались сквозь белые занавески на кухне, где пахло кофе и корицей. Оля, одетая в мягкий серый свитер, сидела за столом и просматривала списки поставщиков для новой партии оборудования. Её разум пытался удержаться в рутине, но сердце всё равно было не на месте.

В дверь позвонили около десяти. Она подошла, и когда открыла — на пороге стояла Марина Юрьевна, мама Руслана. Та, кто два года назад встречала её с тёплой улыбкой и домашними пирогами, словно Оля была родной дочерью.

— Олечка… — голос женщины дрожал, но в глазах светилась неподдельная теплота. — Прости. За всё. За него… За то, что не уберегли. Но знай — несмотря на всё, что происходит между вами, т ы для нас никогда не станешь чужой. Мы тебя любим. Всей душой.

Слова пронзили сердце. Оля сжалась на долю секунды, а потом позволила себе… обняться. Тихо, осторожно, как будто сама себе запрещала верить в это тепло, чтобы снова не обжечься.

— Спасибо, — прошептала она. — За то, что не отстраняетесь.

Кирюша, взволнованный как перед Новым годом, уже прыгал у двери с рюкзаком. Он был весь в предвкушении — парк аттракционов манил его неоновой магией.