Сиена нервно облизывает губы, и мой член снова дёргается, так сильно, что становится больно, а яйца напрягаются и ноют. Мой взгляд опускается на её нелепый тонкий халат, и моё тело словно само по себе преодолевает расстояние между нами, и я оказываюсь перед ней. Я протягиваю руку и касаюсь воротника её халата. Я вижу, как расширяются её глаза, хотя я прикасаюсь к ткани, а не к её коже, и как ей трудно не отпрянуть.

— Что это? — Спрашиваю я. Мой голос звучит напряжённо и резче, чем мне хотелось бы, и её глаза на изящном личике становятся ещё больше.

— Халат? — Её голос звучит выше. — Я не знаю, что ты...

— Ты не можешь разгуливать по особняку в таком виде. — Я отвожу край халата в сторону и тут же жалею об этом. Под ним видна полоска ключицы, несколько проклятых веснушек, и мне хочется упасть на колени и прижаться губами к её коже. — По всему этому чёртовому месту расставлена охрана, Сиена. А я вижу твои грёбаные соски. Ты не можешь разгуливать в таком виде так поздно вечером.

Она снова облизывает губы, и мой член начинает пульсировать.

— Я просто вышла за водой...

— Тебе нужно надевать что-нибудь ещё, если ты собираешься гулять посреди ночи.

Я вижу, как вздёргивается её подбородок, а в глазах вспыхивает гнев.

— У меня больше ничего нет, — говорит она, отступает на шаг и, потянувшись за подолом халата, плотнее запахивает его на себе. — У меня с собой только кое-что из одежды. В моей квартире было жарко, поэтому я почти ничего не надевала. Кондиционер был старый, и...

Она замолкает, и от стыда, который я вижу в её глазах, мне становится ещё хуже. Я не могу прикоснуться к ней, но мне невыносима мысль о том, что кто-то другой хотя бы посмотрит на неё, и моя ревность выходит из-под контроля. Теперь я заставил её чувствовать себя дерьмово из-за того, что она не может контролировать, и хуже всего то, что я всё равно не хочу, чтобы она вот так разгуливала по особняку. Никто из людей Константина не посмеет тронуть её, но я не хочу, чтобы кто-то из них смотрел на неё и чувствовал то же, что и я.

От одной мысли об этом мне хочется выколоть им глаза.

Я резко отступаю, с болью осознавая, что возбуждён до предела, что моё тело кричит мне: «Дотронься до неё, запусти пальцы в её волосы, прижмись губами к её губам, почувствуй, какие у неё маленькие груди».

— Тогда тебе нужно больше одежды, — наконец выдавливаю я, прочищая горло. — Завтра я отправлю тебя за покупками. Я уверен, что Константин может выделить несколько человек для охраны. Не беспокойся о деньгах, — добавляю я, прежде чем она успевает заговорить об этом. — Я дам тебе кредитную карту. Сделай причёску и маникюр, если хочешь. Я не хочу, чтобы ты чувствовала себя здесь не в своей тарелке. Купи… купи всё, что тебе нужно.

Это жалкая попытка успокоить мою совесть, к тому же лицемерная, потому что я хотя бы отчасти надеюсь, что мне больше не придётся видеть её такой, в халате, который настолько тонкий, что я могу разорвать его руками в одно мгновение. Но я также могу представить, что она чувствует себя не в своей тарелке рядом с такой, как Валентина, и если я могу помочь ей почувствовать себя более комфортно, я хочу сделать это для неё.

— Тебе не нужно... — начинает она возражать, но я перебиваю её.

— Ты моя жена. Я должен заботиться о тебе, Сиена. Вот и всё.

Что бы она ни собиралась сказать, слова застревают у неё в горле. Я пользуюсь моментом, чтобы сбежать, резко разворачиваюсь на каблуках и направляюсь к лестнице, отчаянно желая попасть в свою комнату и принять душ, чтобы унять боль в напряжённом члене.

Кажется, я слышу, как она зовёт меня по имени. Но я продолжаю идти, пока не оказываюсь в своей спальне. Закрыв за собой дверь, я опускаюсь и начинаю возиться с ремнём, не в силах ждать ни секунды.

Она - единственная, о ком я думаю с того момента, как моя рука обхватывает пульсирующий член. И когда я кончаю, с моих губ срывается её имя.

Теперь я хочу только её... и от этого чувствую себя чёртовым монстром.

СИЕНА

На следующее утро я просыпаюсь в ещё более тревожном и неуверенном состоянии, чем когда приехала сюда, а это о чём-то да говорит. Я не ожидала встретить вчера вечером Дамиана, и то, как он на меня посмотрел, что он сказал... Он был таким холодным, таким сдержанным. Сказал, что меня не касается, где он был, разозлился из-за того, что на мне было надето, почти как будто... почти как будто он ревновал.

Что не имеет никакого смысла. Он сказал, что не хочет со мной спать, что он не собирается меня трогать, так почему же его волнует, что кто-то другой смотрит на меня? Он знает, что до этого я была стриптизёршей. Я не могу представить, чтобы люди Константина осмелились прикоснуться ко мне, даже если бы я ходила по особняку совершенно голой, так почему же Дамиан так расстроился?

А потом он резко сменил тон и сказал, что сегодня отправит меня за покупками, чтобы я могла купить всё, что захочу, и что он даст мне карту. Ты моя жена, и я буду о тебе заботиться.

Никто никогда не говорил мне ничего подобного. От этих слов у меня возникает странное чувство, которое я не могу описать. Никто никогда не заботился обо мне. Даже мои родители не очень-то старались. И уж точно никто не заботился обо мне с тех пор, как я стала взрослой и ушла из дома. Я не могу до конца осознать мысль о том, что кто-то будет обо мне заботиться и мне не придётся быть полностью независимой.

Я также не могу перестать думать о том, как он на меня смотрел. Я знаю, как выглядят мужчины, когда их одолевает похоть, и я увидела это в его глазах. Я знаю, что если бы я опустила взгляд, то увидела бы, что он возбуждён, а это полностью противоречит тому, что он мне говорил. Но дело было не только в этом.

Он выглядел... отчаявшимся. Злым. Голодным. Пугающим. Я боялась смотреть на него, как добыча, съёживающаяся под взглядом того, кто может сожрать её заживо, и в то же время я думала, что он, возможно, тоже боится.

Боится того, чего хочет. Боится причинить мне боль. И я не могу объяснить почему. Это не вяжется с тем, что я о нём знаю, с тем, что я о нём слышала. Но, с другой стороны, он тоже женился на незнакомке по прихоти, чтобы защитить её, а потом предоставил кров ей и её сыну.

Он хочет меня, думаю я, одеваясь и надевая шорты и ярко-жёлтую майку. Если я ему нужна, я должна этим воспользоваться. Я должна сделать так, чтобы он не впал в такое противоречивое состояние, не разочаровался в ситуации настолько, что решил, что я не стою его внимания.

Я должна найти способ дать ему понять, что всё в порядке, если он хочет меня. Что я знаю, чего он должен ожидать от меня как от своей жены. Что я рада угодить ему, если это значит, что мы останемся здесь, пока не станет безопасно.

Прошлой ночью он выглядел измученным. Я могла бы что-то с этим сделать.

Я одеваю Адама и спускаюсь вниз, чтобы приготовить завтрак на кухне. Мы уже съели половину стопки лучших блинчиков, которые я когда-либо пробовала, когда я слышу стук каблуков по полу я оборачиваюсь. В комнату входит Валентина, явно кого-то разыскивающая.

— Миссис Абрамова, — быстро говорит миссис Хорват, отряхивая руки. — Я могу вам чем-то помочь?

— Нет, я нашла то, что искала. — Валентина улыбается мне. Она одета в тёмные джинсы и струящийся шёлковый топ ярко-бирюзового цвета, а её блестящие густые тёмные волосы собраны в небрежный пучок на макушке. — Я слышала, что Дамиан отправил тебя сегодня за покупками. Я решила составить тебе компанию.

— О, я... ты не должна этого делать. — Я прикусываю губу. — Я уверена, что у тебя есть дела поважнее...

Валентина смеётся.

— Мне до смерти скучно, — признаётся она. — Константин не даёт мне никаких поручений, слишком беспокоится о том, чтобы я не попала в неприятности, ведь я беременна. Я хочу выйти из дома, и это прекрасная возможность.

Она проходит через кухню и опускается на стул рядом со мной.