Ночной ветер развевал слова Йим, высушивая ее слезы. Это был прохладный ветер, ведь осень уже воцарилась на верхних склонах горы. Даже на равнине внизу Йим заметила первые признаки приближающейся зимы, которая в Аверене наступала рано и задерживалась надолго. Чем выше поднималась Йим, тем более отдаленной казалась перспектива захвата. Это заставило ее сосредоточиться на следующей дилемме. Она была беременна, и единственными средствами, которыми она располагала, были плащ, рваная смена и рваная кофта. У нее не было ни средств для разведения огня, ни простейших средств для выживания в одиночку – ни ножа, ни котелка, ни кожи для воды. В стране, охваченной междоусобицей, где бродят жрецы Пожирателя, она не смела ни у кого просить помощи. Возможно, Квахку ведет меня к какому-то обрыву, где он взмоет в пустоту и позовет меня за собой. В данный момент перспектива казалась не такой уж плохой.

Квакку не вел Йим к обрыву и не вел ее всю ночь. Вместо этого он полетел по маршруту, который вел Йим через складку в горе, окружавшую высокую лесистую долину. Укрытые от ветра, там росли высокие деревья. Ворон летел среди них, направляя Йим к месту у горного ручья. Йим пила его чистую холодную воду, которая действовала на нее как эликсир. Впервые за много дней она почувствовала покой. Вместе с ним пришло обещание уснуть без сновидений. Даже не взглянув в сторону ворона, Йим поняла, что он хочет, чтобы она отдохнула. Уже засыпая, она нашла кучу сухих листьев. Там она завернулась в украденный плащ и задремала, совершенно не замечая, что неподалеку в темноте сидит огромный медведь и пристально наблюдает за ней.

Пока Йим спала в укромной альпийской долине, Хонус начал второй этап своего одиночного похода. Первый этап начался, когда Йим еще пряталась в болоте. Именно тогда Хонус впервые покинул армию, неся свой мешок. Преследуемый тоской по женщине, которая в последний раз носила его, Хонус направил все свои мысли и силы на ее поиски. Первым его заданием было провести скрытную и длительную разведку. Он делал это под видом крестьянина, пряча лицо в плаще с капюшоном, чтобы не насторожить солдат Бахла, что за ними следит Сарф.

Наблюдения Хонуса привели его к нескольким выводам. Первое заключалось в том, что Железная гвардия больше не ищет дезертиров. В качестве проверки Хонус несколько раз показывался людям Бахла в крестьянской одежде. Лишь однажды это вызвало полусерьезную погоню. Таким образом, Хонус предположил, что ищут исключительно Йим, и она все еще на свободе. Поскольку Хонус не обнаружил никаких приготовлений к отступлению, он предположил, что Бахл планирует оставаться в крепости до тех пор, пока Йим не будет найдена.

Пока Йим на свободе, Хонус планировал преследовать солдат лорда Бахла. Таким образом, он надеялся защитить ее. Если повезет, он даже сможет найти Йим во время одной из своих вылазок. Кроме того, если люди Бахла схватят ее, он сможет попытаться спасти ее. Сформулировав эту стратегию, он приступил к ее реализации.

Было уже за полночь, когда Хонус бесшумно подкрался к трем дозорным Бахла. Перемещаясь из тени в тень, он был практически незаметен из-за темно-синей одежды и лица. Тем временем дозорные демонстрировали беспечность вооруженных людей, считающих, что им нечего бояться. Когда Хонус добрался до них, он быстро убил двоих, прежде чем они успели выхватить оружие, а третьего легко обезоружил. Приставив клинок к горлу мужчины, Хонус сказал:

– Будь спокоен, и ты еще состаришься. Почему ты стоишь в дозоре так далеко?

– Потому что мне приказали.

– Ты кого-то ищешь. Зачем?

– Я не знаю, о чем вы говорите.

– У тебя есть еще один шанс сказать. К чему эти поиски?

Мужчина ничего не сказал, и Хонус перерезал ему горло. После этого он надел на себя достаточно снаряжения убитого гвардейца, чтобы в темноте принять его за одного из них. Затем он выбросил тела дозорных в ближайший колодец. К рассвету в колодце оказалось еще восемнадцать гвардейцев, но Хонус ничего не знал об их задании.

Ни один из допрошенных им солдат ничего не рассказал. Хонус рассуждал о том, было ли это вызвано дисциплиной, страхом перед лордом Бахлом или неверием в возможность пощады. Как бы то ни было, к концу ночи Хонус перестал задавать вопросы и просто перебил всех дозорных, которых застал врасплох. Недолго думая, он решил прибегнуть к пыткам, чтобы узнать то, что ему нужно, но отказался от этой идеи. Йим бы этого не одобрила, а он твердо решил руководствоваться ее мудростью. Он скрылся только с рассветом, довольный тем, что воплотил в себе гнев Карм и что в это утро на Йим будет охотиться на двадцать одного человека меньше.

***

Фырканье разбудило Йим. Она открыла глаза и увидела солнечный свет и огромную мохнатую морду. Йим никогда раньше не была так близко к медведю и замерла от ужаса.

– Не бойся, – сказал голос. – Она твой друг.

Когда Йим повернула голову, медведица лизнула ее в лицо. В нескольких шагах от нее на земле сидела Рупинла. Она почтительно склонила голову.

– Приветствую тебя, любимая матушка.

При виде фейри Йим проигнорировала медведя и села.

– Любимая? – спросила она. – У тебя странный способ показать это.

– Ты сердишься, – сказала Старейшая.

– Тебя это удивляет? Ты ведь знала, не так ли? Ты знала, но отправила меня в путь, веря, что я иду к своей любви.

– Так и было.

– Но я не знала, что меня ждет, а ты знала! Я в этом уверена!

– Знание – не мудрость.

– Не прячься за словами!

– Я не знала, какой путь ты выберешь, и чем закончится каждый выбор. Должна ли я была сказать тебе, что ты будешь страдать или что ты спасешь своего возлюбленного от ужасной смерти? И то, и другое уже свершилось.

– Ты могла бы мне что-нибудь сказать.

– Я была вынуждена молчать, – сказала Рупинла. – И до сих пор вынуждена.

– Кем принуждена?

Фейри поклонилась так низко, что ее лоб почти коснулся земли.

– Заставила, достопочтенная мать. – Когда она подняла голову, в больших кошачьих глазах Рупинлы отразилось такое сочувствие, что Йим растрогалась.

– Что ты перенесла! Что ты страдаешь до сих пор! Я покорена глубиной твоей любви.

– Эта любовь была лишь уловкой Карм, чтобы заманить меня к лорду Балу.

– А твоя любовь к Мириэн и ее матери была уловкой? К Хендрику, Каре, Хомми и Хамину? Ради всех этих оборванных детей и их измученных родителей? Ради убитых в храме Карм? Любовь всегда была твоей силой.

– Я говорила о своей любви к Хонусу.

Когда Старейшая ничего не ответила, Йим заглянула ей в глаза и попробовал разгадать ее мысли. Некоторые из них были скрыты даже от нее, но Йим не нашла в них коварства, только сочувствие, любовь и печаль. Она отвела взгляд и вздохнула.

– Я прощаю тебя. Мне больно, и я обескуражена. Но ты права: то, что я сделала, было моим выбором.

Рупинла снова поклонилась.

– И я чту тебя за это.

– Но это не объясняет, почему ты здесь.

– Чтобы помочь тебе.

– Как?

Приближается зима, и враги ищут тебя. Тебе нужно убежище.

– Так ты отведешь меня в Фэйрию?

– Нет. То, что находится в твоем чреве, никогда не должно попасть в Безвременье, – сказала Рупинла. – Это убежище другого рода.

Она жестом указала на медведя.

– Это Грувф, – сказала она, произнося это имя как короткий хриплый кашель. – Грувф примет тебя как своего детеныша и будет кормить тебя во время твоего долгого сна.

– Мой долгий сон?

– Тот, что длится до весны, как у сородичей Грувфы. Поцелуем я могу наделить тебя этим даром.

Это казалось идеальным решением, ведь оно позволило бы Йим исчезнуть на несколько лун, возможно, достаточно надолго, чтобы Бахл прекратил поиски. Тем не менее, у Йим была особая причина, по которой его пугала перспектива столь долгого сна.

– Мои сны больше не принадлежат только мне, – сказала она. – Ты знаешь о том, с чем я борюсь.