Раньше опасения, что Хонус может увидеть ее купание, всегда заставляли Йим мыться наспех. Теперь же она думала об этом совсем по-другому. Мысль о том, что он увидит ее обнаженной, была восхитительно волнующей, и она не спешила мыться. Протирая кожу влажными травами, Йим представляла, что их листья и цветки – это кончики пальцев Хонуса. Погладив себя по груди, она вспомнила ночь в Лувейне, когда Хонус прикоснулся к ней. Тогда она почувствовала лишь пассивность и страх. Казалось, этот момент был из другой жизни. Подражая тому, как Хонус нежно разминал ее соски, Йим почувствовала, как между бедер разливается теплое, приятное ощущение.

Когда ее дух соединился с духом Хонуса, Йим вновь пережила его воспоминания о страсти. Она жаждала испытать его экстаз воочию. Он хочет меня так же сильно, как и я его. Все, что ей нужно было сделать, – это выразить свою готовность, и Хонус займется с ней любовью. От одной только мысли об этом у нее все затрепетало.

Но как только Йим представила себе исполнение своего желания, возникла противоположная мысль: Я не могу! Я – Избранная. Она не сможет исполнить свой священный долг, если не будет девственницей. Середины не было: она могла исполнить либо свою любовь, либо свое предназначение. Разрываясь между ними, Йим поняла, что не может оставить Карм. Она почитала богиню с детства, а Хонуса любила меньше суток. Тем не менее, сила ее новых чувств делала выбор мучительным. Йим поспешно оделась в мокрую одежду, словно желая приглушить желание. Оно оставалось таким же сильным, как и прежде, но вместо возбуждения превратилось в мучение. Любовь превратилась в грызущий голод без перспективы удовлетворения.

Йим опустилась на камень, озябнув от влажной одежды. Физический дискомфорт отражал ее страдания: радость превратилась в печаль. Какое-то время она пыталась убедить себя, что Карм выбрала Хонуса в качестве отца своего ребенка. Вот почему она помогла мне спасти его. Если бы мне суждено было выносить ребенка Хонуса, мы бы уже давно зачали его. Мудрая женщина утверждала, что богиня откроет отца, поэтому молчание Карма было доказательством того, что Йим еще не встретила его. Возможно, она никогда и не встретит его, если будет заниматься любовью с Хонусом.

Поразмыслив над дилеммой, Йим поняла, что, поддавшись желанию, предаст не только Карм, но и Хонуса. Как Сарф, он посвятил свою жизнь богине. Йим вспомнила слова Кары: «Тебе достаточно забраться в постель Хонуса, чтобы помешать Карм». Йим не могла представить себе Хонуса, выступающего против богини. Заставить его сделать это по неведению было бы обманом и высшим эгоизмом.

Я должна открыть Хонусу, что значит быть Избранной, думала Йим. Другого пути нет. Она чувствовала, что правда разрушит их счастье, и эта мысль приводила ее в уныние. Она с иронией вспомнила, как считала любовь даром Карм. Вместо этого она стала проклятием Карм, ядом – сначала сладким, потом горьким, – который жжет без надежды на облегчение. Йим жалела, что не может любить Хонуса, но не могла смириться с мыслью о разлуке с ним. Она гадала, являются ли ее чувства испытанием, наказанием или средством для достижения какой-то цели, которую она не могла себе представить.

Йим еще некоторое время оставалась на камне, но мысли ее были загнанными в клетку зверьками, которые бегали по кругу. Она любила и Хонуса, и Карм, и получить одного из них могла, только отринув другого. В конце концов, устав от раздумий, Йим перешла ручей вброд, чтобы найти Хонуса и обнажить перед ним свое сердце.

* * *

В центре поляны лежала огромная куча веток и сухого хвороста. На ней лежал Гатт, с видом мирной смерти. Хонуса нигде не было. Йим ждала его, и уходящее время усугубляло ее несчастье. Хонус вернулся только в середине дня. Он нес трех фазанов и широко улыбался, пока не поймал страдальческий взгляд Йим. Его улыбка исчезла.

– Йим, в чем дело?

– Хонус, я должна тебе кое-что сказать. – Йим увидела озабоченность на лице Хонуса и почувствовала, что он никогда не выглядел так прекрасно. Слова на мгновение покинули ее, и она просто смотрела на него, охваченная тоской. Хонус терпеливо ждал, пока она придет в себя. – Хонус, ты знаешь, что я Избранная.

– Да.

– Ты считаешь, что это нечто святое. Но это не так. Карм дала мне задание. Если я его выполню, будет достигнуто какое-то благо. Моя ценность заключается только в этом. Я лишь сосуд, а не вино.

– Кармаматус...

– Пожалуйста, Хонус, дай мне закончить. Я так много от тебя скрывала. – Йим почувствовала, как у нее сжимается горло, и изо всех сил старалась не заплакать. – Я сожалею об этом. Я поклялась хранить тайну, но теперь... теперь, когда между нами все изменилось и... О Хонус! Мне нужна твоя сила, как никогда.

Хонус поклонился.

– Она у тебя есть, Кармаматус. Будь уверена в этом.

– Я должна родить ребенка. Карм покажет, кто будет отцом. Пока она этого не сделала. Пока она этого не сделает, я не могу вступать в брак ни с кем. – Йим заметила удивление на лице Хонуса. – Да, я солгала тебе. Я девственница и должна ею оставаться.

– А вчера вечером... сегодня утром...

– Ошибки.

– Понятно.

– Я никогда раньше не любила мужчин. Я не предвидела, какой путь пройдет любовь. Но теперь, когда я люблю, я должна думать только о своем долге.

– Если твой долг – родить ребенка, зачем тебе браться за поиски Теодуса?

– Карм велела мне идти по его стопам. Какое-то время я думала, что они приведут к человеку, который станет отцом моего ребенка, но теперь я не уверена. Мои видения редко имеют смысл. Я даже не могу прочесть твои руны. Тебе следует оставить меня. Я не гожусь для того, чтобы вести тебя.

– Я твой Сарф. Тебе нет нужды направлять меня.

– Но мы не должны быть вместе!

– Потому что ты должна оставаться нетронутой? Йим, можно любить целомудренно. Я тому доказательство.

Йим слабо улыбнулась.

– Теперь я понимаю твои мучения.

Хонус нежно обнял Йим.

– Бывает трудно, но бывают и хорошие времена.

Йим вздрогнула, потом снова обняла Хонуса.

– Я боюсь, что буду слабой.

– Ты никогда не была такой, Кармаматус.

Хонус поцеловал Йим в лоб.

– А Теодус хорошо научил меня одной вещи: Настоящая любовь никогда не бывает слабой.

***

В глубине Черного храма находилась комната, о которой знали немногие жрецы, и еще меньше тех, кто в нее когда-либо входил. Она была построена глубоко под землей, так что дневной свет никогда не достигал ее стен из мрачного базальта. Когда железная дверь комнаты закрывалась, а лампа гасла, в ней наступала абсолютная темнота. Неровные стены уходили внутрь, в остальном комната была без особенностей, если не считать круга, вырезанного в каменном полу и образующего неглубокую впадину.

Дайджен вошел в комнату, откинув глубокий капюшон, скрывавший его постаревшее лицо. Горела единственная масляная лампа, наполняя холодный воздух едким дымом. В ее бледном свете виднелся маленький мальчик, одетый в тунику раба, который лежал на полу и дрожал. Его запястья были связаны, как и лодыжки. Он в ужасе смотрел на Святейшего, и его учащенное дыхание было заметно в потустороннем холоде комнаты.

Окружающая обстановка была для Дайджена новой, но ритуал, который он должен был совершить, был ему знаком. Он достал из мантии кинжал и быстро расправился с жертвой, зажав горло жертвы над желобом, чтобы кровь стекала в него. Когда на полу появился багровый круг, Святейший шагнул под его защиту. Там он опустился на колени и послал свои мысли на Темный Путь, чтобы призвать своего хозяина. Пожиратель окинул взором весь мир, и никто не мог укрыться от его злобы. Скоро Дайджен узнает, где искать Йим.

***

Последние лучи солнца залили поляну радужным светом, когда Хонус прикоснулся горящей веткой к костру Гатта. Пламя быстро распространилось от этого места. Прежде чем оно охватило мертвого сарфа, Хонус вогнал острие меча Гатта глубоко в землю. Он поставил обутую в сандалию ногу на середину очищенного от яда клинка и ухватился за рукоять. Потянув обеими руками и толкнув ногой, он согнул клинок, пока тот не сломался. Хонус положил сломанный меч на грудь Гатта, а затем отошел от нарастающего жара костра.