Сердцем производства, несомненно, был ткацкий цех. Здесь также доминировали новые высокотехнологичные станки. Метры ткани, сходящие с валов, были безупречного качества — ровное плетение, отсутствие дефектов. И именно здесь, среди этого царства стерильной эффективности, я уловил тонкий концептуальный след. Он был слабым, почти незаметным, словно едва тлеющий огонёк. Очень интересно.

Последним мы посетили отделочный цех. Новейшие линии окраски и обработки, управляемые компьютерами. Запах химикатов почти не чувствовался благодаря мощной системе вентиляции. Здесь ткани приобретали финальный вид, цвет, проходили специальную обработку, придающую им заданные свойства — мягкость, несминаемость или блеск. И здесь же та самая искра, которую я сумел почувствовать ранее, растворялась, уступая место стандартным рыночным требованиям к продукту.

После экскурсии Чхве Минхо проводил меня в свой кабинет. Небольшая, скромно обставленная комната на втором этаже, с видом на внутренний двор фабрики. Старый, но крепкий деревянный стол, пара стульев для посетителей, стеллаж с образцами тканей и бухгалтерскими папками. На стене — несколько грамот и фотография улыбающегося пожилого мужчины, вероятно основателя «МоноТекстиля».

Минхо предложил мне кофе, который оказался на удивление неплохим для офисной кофеварки, и, немного помедлив, начал излагать суть проблем.

— Как вы понимаете, Мёнджин-ши, после того, как вы помогли мне справиться с той неприятной ситуацией с инспектором, дела у «МоноТекстиля» пошли немного лучше. Мы смогли возобновить поставки, закрыть самые горящие долги. Но это лишь временное облегчение.

Он сделал глоток кофе, собираясь с мыслями.

— Основная проблема — мы теряем рынок. Наши стандартные ткани — хлопок, лён, смесовые полотна — они качественные, да. Но таких производителей, как мы, много. Конкуренты из Китая и Юго-Восточной Азии предлагают то же самое, но дешевле. Несмотря на новые станки, мы всё ещё не можем с ними тягаться в цене, не теряя в качестве, а терять в качестве я не хочу. Это принцип.

Я молча кивнул.

— Я пытался выходить на новые рынки, — продолжал Минхо, — предлагал нашу продукцию производителям спецодежды, мебельным фабрикам, даже в автомобильную промышленность сунулся. Но везде либо уже есть свои проверенные поставщики, либо наши объёмы для клиентов слишком малы, либо требования к специфическим свойствам ткани такие, что нам пришлось бы полностью перестраивать производство. Это огромные инвестиции, на которые у меня сейчас просто нет средств.

Он устало развёл руками.

— Мы даже пробовали запустить линии под конечный продукт для потребителя. В основном это были футболки и мастерки с модными принтами. Наняли молодого дизайнера… Но это тоже не выстрелило. Рынок перенасыщен, а чтобы создать действительно узнаваемый бренд, нужны годы и огромные вложения в маркетинг. Опять же, деньги.

Я внимательно слушал, параллельно просматривая в Зазеркалье основные управленческие схемы «МоноТекстиля». Система была простой. Сам Минхо занимался всем — от закупок сырья до сбыта готовой продукции. Несколько мастеров смен отвечали за производство. Бухгалтерия была передана на аутсорс. Отдел продаж состоял из двух менеджеров, работавших за процент. Маркетинга как такового не было.

В управленческой структуре зияли дыры. На складе готовой продукции явно не хватало строгого учёта — я видел несколько развилок, где мелкие партии ткани уходили налево по очень заниженным ценам, а деньги оседали в карманах нечистого на руку кладовщика. Некритичные суммы, но неприятно. Распределение обязанностей между мастерами смен было неоптимальным, часто возникали простои или, наоборот, авралы из-за несогласованности. Рекламные буклеты, которые Минхо с гордостью показал мне, выглядели так, словно их делали в начале двухтысячных.

— Скажите, Минхо-ши, — начал я, когда он сделал паузу, — а как у вас построена система контроля на складах? Кто отвечает за приёмку сырья и отгрузку готовой продукции?

Минхо немного удивился вопросу, но ответил. Я задал ещё несколько вопросов о мотивации персонала, о том, как принимаются решения о закупке нового оборудования, о стратегии работы с клиентами.

Постепенно, наводящими вопросами, я подвёл его к мысли, что некоторые внутренние процессы требуют оптимизации.

— Иногда, — сказал я, отпивая кофе, — прежде чем завоёвывать новые рынки, стоит навести идеальный порядок на своей территории. Даже небольшие изменения в логистике, в системе учёта или в мотивации ключевых сотрудников могут дать ощутимый экономический эффект, высвободить внутренние резервы.

Я предложил ему пару конкретных, легко реализуемых идей: внедрить более строгую систему инвентаризации на складах с использованием штрих-кодирования, пересмотреть сетку ответственности мастеров смен, чтобы избежать дублирования функций и простоев. Даже посоветовал обновить дизайн рекламных материалов, сделав их более современными.

Минхо слушал внимательно, кивал, что-то записывал в свой блокнот.

— Да, вы правы, Кан Мёнджин-ши, — сказал он наконец. — Об этом я как-то не задумывался. Всегда казалось, что главная проблема — в рынке, в конкуренции… А может, и внутри не всё гладко.

Он выглядел немного озадаченным от осознания собственных недоработок, но одновременно и воодушевлённым тем, что есть конкретные понятные шаги, которые можно предпринять уже сейчас.

В общем-то, я озвучил те проблемы, которые пришлось бы решать при любом раскладе. Но этого точно будет мало.

— Это всё важно, Минхо-ши, — сказал я. — И мы обязательно ещё вернёмся к обсуждению деталей. Но, боюсь, это лишь верхушка айсберга. Даже если вы оптимизируете все внутренние процессы до идеала, это максимум даст вам ещё одну передышку, но не решит стратегической проблемы — уникальности вашего предложения на рынке. Вам нужно нечто большее, чем просто качественная ткань по конкурентоспособной цене.

Минхо снова вздохнул.

— Вот именно это «нечто большее» я и не могу найти.

Я поставил чашку на стол.

— Возможно, Чхве-ши, оно всегда было здесь. Просто вы перестали его замечать.

Я медленно обвёл взглядом скромную обстановку кабинета. Остановился на старой, немного выцветшей фотографии в простой деревянной рамке, висевшей на стене за спиной Минхо. На ней был запечатлён мужчина средних лет с живыми умными глазами и волевым подбородком, стоявший на фоне ткацких станков старого образца. Его руки уверенно лежали на какой-то детали механизма.

— Это ваш дед? Основатель «МоноТекстиля»? — спросил я, указывая на фотографию.

Минхо обернулся, проследив за моим взглядом.

— Да, это он, Чхве Джинсу, — кивнул он. — Дед был настоящим фанатом своего дела. Говорят, мог сутками не выходить из цеха, когда разрабатывал новый узор или пробовал новое сырьё. Отец рассказывал, что у деда были целые тетради, исписанные какими-то формулами и заметками по ткачеству. Я их, правда, никогда не видел. Наверное, где-то в архиве пылятся, если вообще сохранились.

— А это что? — Мой взгляд переместился на небольшой, покрытый слоем пыли деревянный ящичек, стоявший на нижней полке стеллажа, заваленный какими-то старыми бухгалтерскими книгами. Он был из тёмного дерева, с потускневшими латунными уголками. Я почувствовал от него слабый, едва уловимый отклик, тот самый, что и в ткацком цеху.

Минхо посмотрел на ящик, потом на меня, слегка пожав плечами.

— Понятия не имею. Кажется, он тут стоял всегда, сколько я себя помню. Дед что-то в нём хранил, какие-то свои образцы тканей, что ли. Отец никогда его не открывал, и я тоже. Всё собирался разобрать этот стеллаж, да руки не доходили. Наверное, там одно старьё, молью побитое.

Я поднялся и подошёл к стеллажу.

— Можно?

Минхо снова пожал плечами.

— Да, пожалуйста.

Я осторожно снял с ящика стопку старых книг, сдул с него пыль. Замочка на нём не было, только простая защёлка. Я открыл крышку.

Внутри, на подкладке из пожелтевшего бархата, лежало несколько небольших лоскутов ткани. Они были старыми и немного выцвели, но с первого же взгляда стало очевидно, что здесь было на что посмотреть. Узоры были сложными, необычными, некоторые — абстрактными, другие напоминали природные мотивы, но в какой-то очень стилизованной манере. Я взял один из лоскутов в руки. Ткань была на удивление мягкой, приятной на ощупь, несмотря на возраст. И от неё исходило то самое едва уловимое ощущение… Словно что-то рвалось наружу.